Марина уклонилась, на что рябой отреагировал азартным криком. Судя по интонации, и по тому что рябой на меня не обратил даже капельки внимания, говорил он что-то вроде: «Крошка, пойдем со мной, и я покажу тебе как можно отдохнуть с настоящим мужчиной».

Слова цеховика между тем вызвали громкий гогот в зале. Смеялись причем не все: из-за многих столов поднимались гомонящие посетители — я видел, как часть «грязных» стражников вскочила с места, направляясь в нашу сторону. Кроме того, кричал испуганный трактирщик — обращаясь к большой компании, из-за стола которой выбрался каменщик. В его криках я услышал несколько раз «Рустем». Каменотесы по большей части имя казаха тоже услышали и явно заволновались.

Вот только все это было относительно далеко, а рябой цеховик рядом.

Выглядел он внушительно. Это был совсем не Константин — пусть широкий, массивный и спортивный, но рыхловатый и мягкий, обитающий в благоприятной среде. И не надменный, пусть и умеющий обращаться с оружием розовощекий торговый практик.

Передо мной стоял самый настоящий каменотес — закатанные до локтя рукава куртки открывали жилистые предплечья, также с вязью татуировки, а ладони у него были широкими, лопатообразными — доски можно перешибать. И даже будь у меня сейчас в руках доска, вряд ли это стало бы моим преимуществом.

Впрочем, одно преимущество у меня все же было. Даже два — внезапность и недооценка противником. Так что довольно безмятежно и с насмешкой взиравший на меня каменотес, получив ногой между ног — в удар я вложился на полную, согнулся с булькающим криком. А я уже ударил снова, без задержки — апперкотом, вкладываясь всем телом. Прекрасно понимая, что если не упадет он — упаду я.

Выпрямившись словно маятник, брызнув веером кровавой юшки из разбитого носа, каменотес упал спиной на ближайший стол.

Марина, коротко взвизгнув от испуга, отскочила в сторону.

Весь зал ожил в едином порыве и зашевелился многоголовым чудовищем — повыскакивали со своих мест ремесленники и стражники, закричали десятки человек. Несколько цеховиков в кожаных куртках с эмблемами в виде трех кирпичей двинулись вперед с угрожающими криками, но почти сразу остановились — увидев десяток «грязных» стражников, оказавшихся рядом со мной.

Здесь явно работает цеховая солидарность, и как за упавшего каменотеса вставали свои, так и за сопровождающих меня грязных стражников впрягались коллеги, не разбираясь кто прав кто виноват.

Потушил напряжение один из немногочисленных оставшихся за столами ремесленников. Это был, судя по властным повадкам и выбеленной сединой голове, старейшина. Жахнув кружкой по столу, он что-то громко рявкнул. Моментально повинуясь его крику двинувшиеся было на меня и группу стражников цеховики потянулись назад за стол.

Седой поднялся и подошел ко мне, миролюбиво протягивая руки. Что-то сказав, он чуть кивнул, показывая на эмблему цеха и принялся мне что-то объяснять. Судя по интонации, просил прощения за поведение своего подчиненного. Язык чужой, но по интонациям все предельно понятно.

Мне, полагаю, дальше искать справедливость смысла не было — пострадавший корчился, глухо постанывая и обеими руками держась за место, где встречаются ноги. Поэтому я всем видом и зеркальным жестом с открытыми ладонями продемонстрировал цеховому старейшине, что претензий не имею.

Но тут очухался поверженный каменотес.

«Он мне кровь пустил! Это кровь, кровь!» — явно апеллируя к вполне вероятному запрету на пуск крови в кабацких драках, показал он старейшине кровь на лице.

«Ты сам приставал к его бабе, надо было головой думать, а не разбитыми яйцами!» — неожиданно взъярился старейшина. Далеко не факт, что он сказал именно это, но очень похоже.

«Да его женщина выглядит как легкодоступная!»

Хотя может быть валяющийся на полу цеховик сказал совсем не это, может он сейчас намекал на то, что мы выглядим как новички, за которых некому вступиться, и значит каждый уважающий себя мужик может позволить себе потискать такую симпатичную телочку.

«Что-то там» капитан Рустем!» — глухо и угрожающе произнес старейшина.

«Да мне плевать на всех, это кровь, а закон есть закон! Я пойду в магистрат!» — судя по жестам, возопил цеховик, еще раз демонстрируя окровавленную ладонь. Об этом я догадался, потому что в незнакомом языке различил слово «магистрат».

Опрокинутый мной каменотес в этот момент, не удержав протяжный стон уже поднялся. Стоя довольно криво — ногой я ему все же от души ввалил.

«Ах тебе плевать на всех?» — кулак седого оказался ничуть не меньше, чем у возмущенного каменотеса.

Вновь получив плюху, по уху, тот снова рухнул на пол пыльным мешком. И больше каменотес не шевелился. Старейшина наклонился и резким жестом сорвал гильдейский щит с куртки отправленного в глубокий нокаут цеховика.

Показав мне оторванную эмблему, старейшина что-то заговорил — под одобрительный гомон стоящих рядом со мной стражников. Я снова кивнул и вновь показал открытые ладони, показывая, что претензий не имею. Старейшина отдал команду, и тело бесчувственного рябого поволокли прочь, на улицу. Тащили его безо всякой аккуратности, как бревно.

Уот так уот. Не послушал старшего и из члена гильдии превратился… не знаю, в кого превратился. Но судя по окружающему гомону, социальное падение цеховика сложно недооценить. Проводив бесчувственного рябого взглядом, я лишь утвердился о крайне эффективной в жесткости, даже жестокости системы сословного деления общества здесь, в незнакомом пока городе незнакомого пока мира.

Еще раз кивнул старейшине, я повернулся к сгрудившимся вокруг стражникам. И достав из кармана пару сотен, приготовленных заранее, протянул их ближайшему стражнику. Жестом показывая, что это на выпивку всем тем, кто готов был за меня вступиться.

Меня провожали восторженными криками. Поднявшись на пару ступеней, я даже обернулся и поднял руку в приветственном жесте для радостно гомонящих стражников. Вылитый политик прямо на митинге перед избирателями.

Марина, уже тихо покинувшая место происшествия, ожидала меня наверху лестничного пролета в тени.

— Макс, прости, я…

Голос подрагивал, да и выглядела она ошарашенно.

— Проехали, — только махнул я рукой. — Полагаю, нам еще предстоит много открытий чудных. Давай просто впредь внимательней слушать друг друга.

Марина сидела у высокого изголовья кровати, подтянув колени к груди и укутавшись в одеяло. Вызывающе красное платье Ани — ставшее причиной недавних проблем, висело на спинке стула.

Я лежал на другой части кровати, закинув руки за голову и немигающим взглядом глядя в потолок. Кинжал с душой демонессы так и лежал в рюкзаке. С одной стороны надо бы ее вернуть, с другой — хотел чуть-чуть отдохнуть наедине с самим собой.

— Макс, ты в спецназе служил? — спросила вдруг Марина.

— Что? — моментально переспросил я, сразу не поняв вопрос. И чуть погодя ответил, когда дошел смысл сказанного: — Да ну брось ты, где я и где спецназ, скажешь тоже…

— Ты же воевал?

— Нет.

— А удостоверение у тебя, участник боевых действий. Купленное?

— Даже если такие вещи продаются, то надо быть кретином, чтобы их покупать.

— Как так получилось? Участник боевых действий, но не воевал?

— Вот как-то так получилось, — пожал я плечами.

И замолчал, не став продолжать.

Если рассказать об армии и контракте, то будут вопросы о том, почему ушел из института. Если упоминать об этом, то придется говорить про причину… в общем, совсем нет желания откровенничать, выворачивая наизнанку прошлое. А врать не хочется.

— Тебе джинсы постирать? — негромко спросила Марина.

— Да нет, спасибо, — ответил я, подумав. — Не высохнут до утра.

— Грязные же.

— Это ж грязь, не химия. К утру засохнет и само отвалится.

Некоторое время мы провели в тишине — нарушаемой лишь завыванием вьюги за окном. Марина опустилась от изголовья, свернулась калачиком и накрылась почти с головой.