— А вы бы бросили, если бы знали?

— Конечно, — сказал Истениус и задумался. — Может быть. Вероятно бросил бы, хотя точно не скажу. Видишь ли, твой отец убил моего отца.

Альмар сглотнул.

— Простите.

— Ты тут не при чем, но долг крови, сам понимаешь. И твой отец тоже понимает.

— Он же пообещал вас не убивать!

Истениус вновь чуть улыбнулся.

— Ну да, — сказал мягко, — да, конечно, пообещал. Все будет хорошо, Альмар, не беспокойся.

Тонгил явился только на третий день заточения Истена. Хотя Истен не сказал бы, что скучал по нему. Все это время он вдоволь ел, пил, спал, а в короткие часы бодрствования просто смотрел на небо, рассеянно мечтая о несбыточном — его тело, отдавшее все силы на преодоление Пустыни, восстанавливалось, а разум словно заснул. Проснулся только один раз, на время короткого визита Альмара, и заснул снова. А теперь вот пришлось пробудиться по-настоящему.

Во внешнем виде Тонгила ничто не выдавало тот факт, что он узурпировал власть в стране и принял титул императора. Ни короны, ни даже простого обруча он не носил, да и одет был подчеркнуто неброско.

— Собираешься ввести в правило благородную простоту? — поинтересовался Истен лениво. — Придворные взвоют, если лишишь их любимых цацок и сведешь на нет все их потуги в моде.

— Тебя это сейчас волнует? — Тонгил удивленно вскинул брови. — Не собственная жизнь?

— Собственная жизнь? — повторил Истен. — Ах да, ты же пообещал сыну, что не убьешь меня. Что, устроишь мне несчастный случай при побеге? Или без побега? Или отпустишь, а сгину я уже где-нибудь подальше от дворца и даже от столицы?

— Не веришь, что отпущу?

— Не верю.

Тонгил хмыкнул и устроился в кресле напротив, вытянув вперед ноги.

— Ты мне должен долг жизни еще со времен нашего путешествия в караване, — сказал негромко. — Тогда я спас тебя от ящера. Ты вот недавно спас моего сына. Мы квиты и поступить с тобой я могу так, как посчитаю нужным, правил чести это не заденет.

— Как будто в любом случае ты не поступил бы так, как счел нужным, — Истен помахал в воздухе рукой. — Так что ты придумал? Альмар ко мне привязался, откровенным убийством ты его расстраивать не захочешь, верно?

— Хоть лицо и голос у тебя сейчас другие, вредность осталась та же самая, — Тонгил усмехнулся почти по-доброму. — Убивать я тебя и впрямь не буду. Более того, сделаю именно то, чего так хотели вы с братом — отправлю за пределы империи. А теперь, Истениус, слушай меня внимательно. До тех пор, пока ты будешь жить спокойной тихой жизнью в любой стране, которую выберешь, можешь считать себя в безопасности. Но если решишь мутить воду заговорами, восстаниями или просто вздумаешь вернуться в Террун — будь уверен, я об этом узнаю и ты умрешь.

— Как великодушно, — пробормотал Истен. — И что теперь? В обмен я должен официально отречься и признать тебя императором?

— Нет, — Тонгил поднялся на ноги. — Мне от тебя ничего не нужно. Свои условия я сказал, а твое согласие мне не требуется — мои люди посадят тебя на корабль, идущий в королевство Альдемар, и проследят за тем, чтобы ты туда добрался. А потом уже думай сам — хочешь еще пожить или предпочтешь окончить жизнь самоубийством.

Тонгил подошел к двери, уже там обернулся.

— Кстати, твой брат нашелся. Он выжил во время нападения вместе с теми Волками, с которыми отправился на охоту — они ушли слишком далеко и работорговцы их не захватили. В королевство Альдемар Пратас отправится вместе с тобой — и умрет тоже вместе с тобой, если вздумаешь нарушить мои условия.

— Погоди, — Истен поднялся с кресла и шагнул вперед. — Прежде чем уйти, Тонгил, ответь на несколько вопросов. Шаман Вольных сказал, что в тебе живет Изнанка. Как ты это объяснишь?

Тот криво усмехнулся.

— Подслушивал тогда, значит? Ничего тебе объяснять я не обязан, ну да ладно, расскажу. Можешь считать это жестом доброй воли. Однажды я сумел одержать верх над тварью Изнанки и с тех пор их влиянию я не подвластен. Они не могут меня ни убить, ни воздействовать на мой разум. Ну а для взора шамана это выглядело так, будто Изнанка находилась во мне.

Истен медленно кивнул. Что ж, даже такое объяснение было лучше никакого. Все равно проверить правдивость Тонгила он никак не мог.

— Что еще хочешь спросить? — поинтересовался маг. — Давай уж, раз начал. Может быть я даже отвечу.

— Почему ты расспрашивал всех в отряде о времени Хаоса? — Истен не раз вспоминал о тех разговорах, но никаких причин странной любознательности Тонгила придумать не смог.

— Потому что это время начинается.

— Что? — Истен вгляделся в лицо мага, пытаясь найти какие-то признаки, говорящие о лжи, но ничего не заметил.

— Нам осталось десять лет мира. Если повезет, то чуть больше. Потом все начнется, — сказал Тонгил и добавил непривычно мягко: — Не жалей о троне, Истен. Возможно, в спокойное время из тебя получился бы неплохой император, но когда приходит беда, во главе государства должен стоять не просто сильный правитель, но сильный маг. Тебе с Хаосом не совладать.

— Думаешь, будто сумеешь остановить Хаос? — спросил Истен недоверчиво.

— Сумею, — Тонгил кивнул. — Я найду способ.

Личина с Пратоса тоже спала — не иначе, жезл Тонгила сработал — и старший брат вновь выглядел собой. Телосложение и рост остались теми же, что и у его личины во время путешествия с караваном, но в чертах лица не сохранилось ничего, хоть как-то напоминающего черты самого Истена. Так уж получилось, что оба они пошли в отцов — Пратас в своего, давно уже покойного тара Древса, первого мужа их общей матери, а Истен в своего.

— Живой! — пробасил Пратас и от избытка чувств поднял Истена от земли, облапив своими огромными ручищами. А Истен, терпеливо пережидая всплеск братской любви, в который уже раз подумал, что в роду тара Древса не иначе водились медведи-оборотни. Со временем способность к обороту пропала, а вот телесная мощь осталось.

— Вы оба живые только до тех пор, пока выполняете распоряжение его величества, — вклинился один из стражников. — Поднимайтесь по трапу, да побыстрее!

Пратас неприязненно оглянулся на говорившего и сжал руки в кулаки.

— Не надо, — негромко сказал Истен. — Лучше пойдем.

На палубе корабля — огромного галеона — они отошли в сторону. Стражники, приставленные следить за ними, довольствовались тем, что наблюдали со стороны, и говорить можно было беспрепятственно.

— Я успел переговорить со Светлыми магистрами до того, как люди Тонгила меня схватили, — вполголоса сказал Пратас. — Они поддержат твое право на трон. И они, и большинство нобилей — те даже готовы вложить каждый половину своего состояния…

— Нет, — также негромко сказал Истен и перевел взгляд с брата на суетящихся перед отправлением моряков.

— Что "нет"? — не понял тот.

— Я не буду претендовать на трон.

Пратас посмотрел совсем непонимающе, и Истен объяснил:

— Это бессмысленно и закончится нашей смертью. А я… Знаешь, все эти дни, что я провел во дворце в заточении, я думал о том, что хочу жить. Хочу, чтобы у меня был дом, семья, сын. Хочу сам, своими руками посадить во дворе дома яблони, — перед его мысленным взором вновь всплыли образы цветущих деревьев, созданные рассказом Альмара. Он будто наяву ощутил их аромат и прикосновение нежных лепестков к своему лицу…

— А как же долг крови? За убитого отца? — тихо спросил Пратас.

— Отец ко всему подходил рационально, — задумчиво ответил Истен. — Думаю, он бы понял меня. Не каждый долг крови возможно выплатить.

— Ты изменился.

— Да, — согласился Истен, хотя это было не совсем верно. Он изменился не сам. Его изменила Пустыня.

— Эрига осталась у Пустынников? — произнес Арон, стараясь уложить в голове все то, что только что рассказал ему сын. — Должна была участвовать в их переговорах с богами, но те сорвались…