Я прошла ещё дальше, поднялась по ступеням и вышла на второй этаж. Меня почти перестали удивлять снующие туда-сюда мужчины в чёрных водолазках. Но когда из комнаты в коридор вышел Герман, я замерла на месте, не в силах пошевелиться.

— Вероника… — только и смог проронить он, заметив меня.

— Герман… — с трудом ответила я.

Вероника.

— Боже, Герман, ты жив! Ты… — я не знала, что сказать. Слова были излишни. Я просто хотела трогать его. Чувствовать присутствие. Знать, что он рядом…

Сначала, как только увидела его, набросилась с объятиями, а когда поняла, что это не сон, немного отпустила и принялась ощупывать каждую часть тела.

— Не верою собственным глазам, Герман. Я… — вдруг замолчала. Первая волна эмоций прошла, в дело вступил разум. Я очень хотела сказать, как люблю его, но что-то внутри не давало этого сделать. Что-то… его взгляд? Или то, что он так и не сказал ни слова за эти несколько минут?

Гордость, ужасная гордость… Если бы не она, я бы уже кричала о своей любви, о том, как сильно я скучала и как мне не хватало его все эти… дни… Нет, мне не хватало его все эти два месяца. Я так хотела, чтобы всё было как прежде — как тогда, когда всё только начиналось…

— Что такое? — внезапно спросил он, глядя мне в глаза. Мне показалось, что он заглянул прямо в душу. — Почему ты не договорила?

Я замотала головой, отстраняясь всё дальше и дальше. Но он не позволил совершить ошибку — Герман потянулся ко мне и не дал уйти. Он взял меня за руку, повернул мою ладонь к верху. Его большой палец лёг сверху. Он начал скользить по ладони. Сначала было щекотно, но позже я ощутила странное чувство — по телу пробежали мурашки. Я с трудом сглотнула, какое-как взглянув на него невинным взглядом. Впервые за долгое время я почувствовала себя беззащитной девочкой. Такой, какой была все полтора года, что отработала на него. Наверное, где-то на подсознательном уровне мне было нужно именно это. Чтобы он решал всё за меня. Чтобы он заботился обо мне, и чтобы всегда был рядом. Но на уровне сознания я понимала, что это невозможно — это просто ненормально. Это глупая девичья мечта, которой никогда не суждено сбыться. Но хотя бы сейчас… хотя бы в этот короткий миг, прекрасный миг нашей встречи, когда его пальцы продолжали окутывать мою ладонь, когда он скользил по запястью, вызывая бурю незнакомых эмоций внутри, я хотела быть беззащитной, податливой, хотя бы на миг стать слабой и полностью охваченной его властью…

Он пододвинулся ближе. Его губы коснулись моих. Я утонула в приторном поцелуе, вновь ощутив себя желанной и нужной. А когда он закончил, и я открыла глаза снова, глядя в его тёмные как бездна зрачки мне хотелось только одного — утонуть в них навсегда. Позабыть о всех проблемах и отдаться этому дьявольскому влечению с головой. Наконец, впервые за долгое время я снова встретила того Германа, которого полюбила два месяца назад. Романтизированный образ тирана, способного любить, так сильно засел в голове, что любой намёк на его возвращение, заставлял меня трепетать от одной мысли близости с ним.

Мне было достаточно уже того, что он просто молчит. Достаточно одного его взгляда, в котором я смогла прочесть все потерянные эмоции, что никак не находились последние два месяца.

Его рука держала мою руку, а его взгляд удерживал мою душу…

Губы шевельнулись, он приоткрыл рот, после чего с языка сорвалось столь долгожданное:

— Я люблю тебя. Люблю и буду любить всегда. Несмотря ни на что. С этого самого момента в каждом моём действии будет любовь, каждую ошибку, что я совершу, я совершу только потому, что люблю тебя. Я сделаю всё, чтобы мы были вместе до конца наших дней.

Я внимательно посмотрела на один глаза, затем на второй, пытаясь найти хоть один намёк на ложь. Я не хотела, но боялась — боялась, что это какой-то обман. Боялась, что, открывшись ему полностью, однажды окажусь предана так же, как была предана до этого. Я так не хотела думать о плохом…

— Ты не представляешь, как я волновалась за тебя, — слёзы, как обычно, полились сами. Я замотала головой, глядя прямо ему в глаза. Мне не было стыдно за слёзы, мне не было страшно за то, что он меня не поймёт. Я хотела, чтобы он знал всё, что я чувствую. Хотела, чтобы он видел все мои чувства. — Я так испугалась, когда поняла, что, возможно, больше никогда не смогу тебя обнять…

— Всё хорошо, — тихо ответил он. — Всё позади.

И я поверила. Закрыла глаза и уткнулась в грудь, чувствуя, как его рука касается волос. Он прижал меня сильнее, проводя ладонью по локонам, а затем поцеловал в макушку, приговаривая одну и ту же фразу: «всё будет хорошо».

Идиллия не могла продолжаться вечно, и уже через каких-то несколько минут, в просторном коридоре раздался недовольный голос сестры.

— Разве у нас не было договора?

Я отодвинулась, вытирая остатки слёз, понимая, что не могу показаться перед Викой в таком виде. Если перед Германом я готова была показывать свою слабость, то в случае с Викой это было чревато серьёзными проблемами.

— Вы что, не поняли меня? — Вика деловито подошла к нам, сунув обе руки в карманы. — Думаете, я до сих пор шучу? Если всё это время я кормила вас пряниками, это не значит, что у меня нет кнута.

— Пряниками? — не смогла промолчать я. — Выстрел в Германа — это был пряник?

— Это была работа. Давай не будем об этом. Как только мы вытащим Диану, я и Герман останемся в расчёте. После этого все наши договорённости перестают действовать. А это значит, что я вправе ограничить ваши контакты любыми доступными мне средствами. Надеюсь, вы оба достаточно умны, чтобы понять, что со мной шутки плохи? Советую начать исполнять свои обещания сейчас же, иначе я не ручаюсь за последствия.

Не веря собственным ушам, я сказала:

— Боже, Вика, во что ты превратилась?

Не верила я не только ушам, но и вообще ни одному органу чувств. Ни ушам, ни глазам — ничему. Мне было трудно признать, что передо мной та самая девочка, которую я когда-то называла сестрой. Да, она изменилась внешне, подросла, каждое её движение совершалось с апломбом, но самые глобальные изменения претерпел её характер — он стал… бездушным. Слово «семья» потеряло для неё какое-либо значение. В её жизни осталась только работа. Работа на непонятную секретную организацию.

Возможно, она всегда была такой… Но раньше опухоль не достигала таких размеров. Наверное… Наверное, мне просто хотелось так думать.

— В то, во что всегда хотел превратиться. В человека, способного защитить себя и своих сестёр. В человека свободного. Не в того, за кого всё решают, а в того, кто решает всё сам. И да, теперь я именно та, кем всегда хотела стать.

В этот самый момент я поняла, что у меня больше нет сестры…

— И что ты сделаешь? — я решила показать характер. — Убьёшь нас? Так ты решаешь всё сама? Так ты показываешь свою свободу?

— Зачем же вас? — усмехнулась Вика. — Мне достаточно разобраться только с одним участником вашего тандема, чтобы полностью удовлетворить свои потребности.

— Так ты это называешь? Свои потребности?

— Моя потребность, Вероника, в том, чтобы моя семья была в безопасности. Если моя семья не в состоянии справиться с этим самостоятельно, я просто вынуждена оказать помощь. Ты ни капли не изменилась, дорогая. Ты подросла, но осталась такой же маленькой и наивной. Всё ещё веришь в сказки, веришь в великую любовь? Но это не так. — Вика кивнула на Германа. — Он просто использует тебя. Он выбросит тебя, как только поймёт, что ему ничего не угрожает.

Я не хотела даже слышать весь этот бред, но почему-то, взглянув в этот момент на Германа, его взгляд показался мне странным. Каким-то… растерянным…

Вероника.

Остаться наедине в доме, заполненном прислужниками Вики было трудно, поэтому мы отправились на улицу, а затем и вовсе прошли в гараж, спрятавшись в машине Германа.