— В чём? — спросил он друга.

— В том, что это он виноват в смерти Лики!

Ещё чуть-чуть и Михаил потерял бы дар речи. Однако, ему хватило сил, чтобы произнести:

— Что?

Герман немного успокоился. Он уже успел найти виски в одном из ящиков. Отыскав и бокалы, мужчина разлили напиток.

— Выпей, — сказал Герман, протягивая бокал Михаилу. — Думаю, ты тоже будешь удивлён от того, что я собираюсь тебе рассказать.

Михаил повиновался. Он сделал жадный глоток и скривился. Некоторое время он сидел со сморщенным лицом, обильными выдохами пытаясь избавиться от излишнего послевкусия.

Наконец он пришёл в себя.

— Ну говори, — потребовал он наконец.

Герман присел в кресло напротив, закинул ногу на ногу, сделал небольшой глоток и заявил:

— В машине должен был оказаться я. Эта ловушка предназначалась мне. Отец хотел убить меня.

— Твою же… — только и смог произнести Михаил, после чего сделал очередной глоток.

— А знаешь, что самое смешное? — Герман усмехнулся, внимательно изучая напиток, осевший на дне. — Самым смешным во всей этой ситуации оказался его звонок. Он позвонил мне после похорон Лики. И знаешь… я даже ответил. Он заявил, что ему жаль. У него был такой голос, что я даже поверил ему. Подумал, может в нём всё же есть какая-то капля человечности. Я тогда ещё не знал, что ловушка предназначалась мне. Он раза три повторил, что ему жаль. И только на четвёртый раз сказал, что её не должно было быть в машине. Я уже тогда начал подозревать неладное. Решил уточнить, что он имеет в виду. А он сказал, что должна была умереть не Лика. Умереть должен был я. Представляешь? Так и сказал? Представляешь, каково это знать, что твой собственный отец, каким бы отвратительным человеком он ни был… каково это знать, что он хочет тебя убить? Не просто так — на словах. Нет. Каково это знать, что твой отец не просто хочет тебя убить… а уже пытается это сделать? Ты представляешь? Вот именно! Никто не представляет. Даже я не до конца верю в то, что это правда… Думаешь, почему у меня крыша едет последние несколько дней? Потому что я узнал, что этот человек — ублюдок, который породил меня, и который хотел меня уничтожить, — теперь мёртв. Я просто… Просто расстроен, что жизнь сделала то, что должен был сделать я сам. Это я должен был прикончить его! Но… раз уж жизнь распорядилась иначе, решила, что я не должен марать руки… Пусть так и будет. Только вот… теперь я должен сделать всё, чтобы стереть с лица земли всю память об этом человеке.

Осушив бокал, Михаил отставил пустую посуду на стол. Герман жестом указал на бутылку виски, предложив другу налить самостоятельно. Недолго думая, Михаил налил.

— И что? И как теперь собираешься действовать дальше? — спросил Михаил, сделав очередной глоток.

— Дальше… Дальше я собираюсь уничтожить всё, что осталось от отца, а затем зажить спокойной жизнью.

— И как ты собрался уничтожать?

Герман улыбнулся.

— Сегодня, мы познакомились с сестрой Вероники. Очевидно, мне пригодится такой союзник. Она явно настроена против нашей семьи. Значит, нужно попытаться переговорить с ней на нейтральной территории. Объяснить, что я не имел никаких дел с отцом. Вряд ли она завалилась ко мне в кабинет просто потому, что я ей не нравлюсь. Скорее всего, ей нужны люди, на которых работал отец, — вообще все, кто хоть как-то связан с отцом. Если сможем с ней договориться, сможем и помочь друг другу.

— Но как? Как ты можешь помочь ей? — разводя руками, спросил Михаил.

— Спорим, я смогу ей помочь? — сказал Герман, сияя довольной улыбкой. — Просто нужно немного подождать.

Герман подмигнул другу и сделал новый глоток.

Михаил замотал головой. Он подумал, что друг снова сходит с ума. Единственный, кто сейчас может помочь Герману — это психолог.

Через несколько секунд по комнатам дома разнёсся недовольный крик Дианы. Девушка искала брата.

Герман, продолжая сидеть, как ни в чём ни бывало, кивнул Михаилу на дверь.

— Открой, — сказал он.

Михаил подорвался не сразу. Он вообще было не собирался вставать. Но, после того, как Герман одарил его своим тираничным взглядом, мужчина понял, что друг не шутит. Михаил поднялся, отставил стакан на стол и подошёл к двери. Открыл.

— Скажи, что мы здесь, — приказал Герман.

Недовольно взглянув на друга, чувствуя себя какой-то шестёркой, Михаил поклялся себе, что обязательно выскажет всё, что думает об этом. Но не сейчас… Попозже. А сейчас… высунувшись в проём, Михаил крикнул, подозвав Диану и обозначив своё местоположение.

— Герман с тобой? — спросила девушка, поднимаясь по ступеням. Она уже почти дошла до нужной комнаты.

— Да, здесь, — недовольно ответил Михаил и отошёл от двери.

Диана вошла в комнату как раз тогда, когда Михаил вернулся на своё место и принялся наполнять бокал уже в третий раз.

— Ты что-то хотела? — деловито спросил Герман, глядя на сестру, стоящую в проходе.

Диана прищурилась, подняла указательный палец.

— Вот он, старый Герман. — Она закивала. — Ты уже в курсе, да?

— Я всегда был в курсе.

Диана улыбнулась. Взмахнула кистью и довольно прошла внутрь.

— Честно говоря, сомнения были. Но я верила. Верила, что мой братец не может быть конченым идиотом. Кстати, наш папочка тоже верит в тебя, даже после смерти.

— В смысле? — удивился Михаил.

Однако у Германа слова Дианы не вызвали ни капли удивления.

— Отец завещал мне все свои сбережения. Всё награбленное, все пароли от банковских ячеек, вся недвижимость, — всё, что связано с физическими ценностями. Тебе же, братик, он оставил кое-что поинтереснее.

Герман кивнул так, словно знал, о чём идёт речь.

— Он оставил всю известную информацию по синдикатам, с которыми работал. Всё — начиная с иерархии, заканчивая уликами о причастности к тяжким преступлениям.

Герман взглянул на Михаила. Во взгляде друга Михаил прочёл немое: «я же говорил».

Вероника.

— Да не может такого быть! — отмахнулась Ира.

Мне и самой не хотелось в это верить. Но все факты указывали на то, что я беременна. Сначала задержки, на которые я просто не обращала внимания, потому что было не до того, а теперь меня и вовсе начало тошнить.

— Серьёзно? Два месяца?! — воскликнула Ира. — И тебя это не смутило? Два месяца, как ты с Германом у тебя не было этих дней?

Я виновато помотало головой.

— Мне казалось, это из-за стресса. Из-за наших отношений.

— Это ж какой должен быть стресс, если ты на очевидные вещи не обращаешь внимания! Зачем вообще тогда такой мужик, который только до стресса доводит?

Я сдвинула брови.

— Ты же сама только что сказала, что не может быть! — недовольно отозвалась я. — Что же так быстро мнение поменяла?

— Новые факты вступили в дело, подруга. Тут уж никак не отделаться. Стоит признать, что ты и впрямь носишь ребёнка Германа. — Подруга пододвинулась и наклонилась к животу. — Ну как ты там, маленький тиран? Готов явится миру? А может ты не тиран вовсе? В маму пойдёшь? Ты там уже решил? В маму или в папу?

Я недовольно отодвинулась от подруги.

— Не собирай ерунду, — сердито ответила я. — А может… — на секунду задумалась. — Может… аборт?

— Сдурела что ли?! — чуть ли не заорала Ира. — Я тебе дам, аборт!

Ну да… — подумала я про себя, — какой ещё аборт? Совсем что ли с ума сошла? Во мне, возможно, зарождается новая жизнь, а я думают о том, чтобы совершить преступление против этой жизни… Убить собственного ребёнка… Как вообще можно о таком подумать? Надеюсь, это были просто эмоции. Да. Просто я на эмоциях сморозила глупость…

Мысли об аборте вызвали у меня новый порыв тошноты. Я тут же побежала в ванную. Выходя обратно к Ире, я расстроено посмотрела на неё, и сказала:

— Может, всё-таки съела чего-то не того?

Когда в меня целились из автомата я волновалась не так сильно, как сейчас. Почему? Потому что теперь я понимала, что, если я и впрямь беременна, то с этого самого момента несу ответственность не только за себя, но и за своего ребёнка. Я втянута в водоворот событий, из которых не выбраться по щелчку пальцев. Но в нынешнем состоянии, с нынешними вводными, я просто не могу позволить себе рисковать жизнью.