— Я бы хотел, чтобы у меня была ваша фамилия, — прозвучало из уст Степана. Его реплика прошла где-то между основной темы диалога.

Но Герман услышал.

— Да что ты всё заладил? Ты что, помешался на фамилии моего отца?

— Вот видишь, — с улыбкой на лице ответил Степан, — видишь? Ты называешь его отцом.

— Мальчики, ну хватит ссориться, — устало произнесла Диана, подсаживаясь к Степану.

Она приобняла брата. Степан, до того остававшийся совершенно непоколебимым, внезапно смутился. В конце концов, Диана и вовсе решила поцеловать того. Потянулась к нему, положила руку на одну щеку, как бы подтягивая к себе, и кое-как дотянулась губами до другой. Тут Степан и вовсе потерялся. Весь его идеально отрепетированный персонаж, которого он так усердно отыгрывал, рухнул за секунду. Конечно, долго восстанавливаться не пришлось — Степан быстро вернулся к образу, спустя каких-то несколько секунд, после того, как отстранился от сестры, — но сам факт ненатуральности его поведения был налицо. Жаль только, что этого не видела Вероника. Наверняка, она бы тут же изменила своё мнение об этом человеке.

— Кстати, — оправившись от неожиданного порыва сестринской любви, сказал Степан, — что за девушка.

— Девушка? — пьяным голосом спросила Диана. Она дошла до той стадии, когда не понимала и половины из того, о чём говорят.

Зато Герман всё прекрасно понимал.

— Не твоё дело, — ответил он.

Степан не унимался.

— Она… очень милая. У вас с ней что-то есть.

— А! — вскликнула Диана, внезапно осознав, о ком идёт речь. Братья старались не воспринимать её всерьёз, пытались не обращать внимания на Диану, но разве можно долго игнорировать такую эксцентричную особу? — Вероничка! Вы ведь о ней, да? — Диана обернулась к Степану и, чуть свесив голову вбок, сказала: — У них всё запутано. Герман сам не знает, что ему нужно. Поэтому можешь приударить за девчонкой, если хочешь. Правда, мне кажется, она слишком проста для тебя.

Герман был вне себя от злости. После таких слов он готов был придушить собственную сестру. По крайне мере, такая идея проскакивала где-то в его мыслях.

— Закрой рот, — как можно спокойнее сказал Герман.

— А то что? — бесстрашно ответила сестра. — Снова будешь бить меня?

Тут уже не выдержал и Степан.

— Бить? Получается, ты ничем не лучше меня, брат? Бьёшь собственную сестру?

Герману хотелось бы сказать, что это были вынужденные меры. Что с Дианой нельзя по-другому. Но он прекрасно понимал, что это были не вынужденные меры. Он сам виноват в том, что ударил девушку. И тут не помогут никакие отговорки, мол она сама этого заслужила. Нет, та пощёчина была исключительно его ошибкой. Он всегда считал, что выше этого, но почему-то именно тогда он не сдержался. Не сдержался, и ударил собственную сестру прямо на глазах у Вероники.

Герман замотал головой.

— Нет. Это не одно и то же. Ты не можешь сравнивать себя и меня. Ты пытался убить человека. Нет. Это ни одно и то же.

— Убить? — удивлённо выпучив глаза, спросила Диана. — Кого это ты пытался убить?

— Скажи ей, — кивнул Герман.

— Ну скажи мне, — мотая головой, отозвалась Диана.

Степан, не теряя самообладания, обернулся к сестре и посмотрел на неё так, словно не услышал ничего такого. Он и отвечал так, будто в его ответе не было ничего такого.

— Пытался, — с улыбкой на лице, сказал Степан. — Я пытался убить Германа.

Герман.

Герман сидел в кухонной зоне первого этажа. Он остался один. Диана и Степан ушли совсем недавно. Они оставили Германа одного после продолжительной ссоры, во время которой Диана никак не могла поверить, что Степан пытался убить Германа. Нет, они вовсе не закончили. Просто теперь их ссора перешла на улицу. Им нужно было проветриться. А Диане, которая никогда до этого не курила, вдруг приспичило закурить.

Герман молча смотрел на конверт с письмом, оставленный на столе, медленно допивая алкоголь. Конверт загипнотизировал его. Он не мог оторвать от него взгляд так же, как и не мог перестать думать о нём. Мысли мужчины метались от одного желания к другому — оставить или выкинуть? Выкинуть или прочесть? Если смысл в том, чтобы выбрасывать это письмо, даже не попытавшись прочесть? Только если он хочет потешить свою гордость и доказать себе, что его более не интересует ничего, что связано с отцом. Даже его предсмертные послания. Или же прочесть? Дать этому человеку последний шанс. Человеку, который пытался убить собственного сына…

Со стороны лестницы послышался шум. Герман обернулся, чтобы посмотреть, что за незваный гость решил присоединиться к нему. Он совсем не ожидал увидеть Веронику. Но это и впрямь была она.

— Что тут случилось? — спросила девушка, потирая сонные глаза. — Я услышала крики. Кажется, поспать сегодня не получится.

— Прости, — сказал он первое, что пришло ему в голову.

Вероника подошла кофейному столику, присела в кресло. Вид у неё был, мягко говоря, усталый.

— Что опять случилось? — зевая спросила она.

— Очередные семейные разборки, — кратко ответил Герман.

— Не поделили что-то со Степаном?

— Вроде того… — На некоторое время Герман задумался. Немного помолчав, он всё же решился сказать: — Вероника, насчёт Степана…

Не успел Герман договорить, как Вероника подняла ладонь, намекая, что не хочет об этом говорить.

— Пожалуйста, только не сейчас. Я уже знаю, что ты хочешь сказать.

«Если бы ты действительно знала…» — подумал он.

— Он, правда, очень опасный человек.

— Герман… — Веронике было неприятно. С каждой новой секундой желание продолжать этот разговор отпадало всё сильнее и сильнее. — Зря я, наверное, пришла.

Девушка поднялась, собралась уходить. Герман знал, что должен что-то сказать. Должен как-то остановить её. Но в голову не лезло ничего умного. Она уже прошла мимо него, почти дошла до лестницы, как вдруг он поднялся, попытался окликнуть её. Вероника услышала. Она обернулась.

— Ну что? — спросила она. — Что ты хочешь? Тебе так нравится меня мучать? Почему ты не можешь просто оставить меня в покое?

Он видел сожаление в её взгляде. Он знал, что она до сих пор любит. Но, помимо этого, он знал, что наделал слишком много глупостей и ошибок, чтобы просить её ворошить эту любовь. Ему следовало бы замолчать и отпустить. Но он не мог. Непонятно из-за чего. То ли из-за эгоизма, то ли до сих пор верил, что сможет всё исправить.

Она ждала.

Он молчал.

— Я люблю тебя, — наконец сказал он. Сказал так тихо, сам с трудом услышал собственные слова.

Она не стала переспрашивать. Если и не услышала, то прекрасно всё поняла. Ответа не последовало. Девушка развернулась, пытаясь спрятать слёзы, и, поднимаясь по лестнице, скрылась из вида.

Герман сел обратно. Он сунул руку в карман и достал кольцо. Все эти два месяца он ждал подходящего случая, чтобы сделать ей предложение. Но все эти два месяца он на столько был занять своей дурацкой кампанией — которая в итоге всё равно развалилась, — что у него даже не оставалось времени на мысли о Веронике. И каждый раз, когда он приходил домой в полночь, он часто стоял возле кровати, любуясь её красотой. Он знал, что поступает неправильно, знал, что должен уделять ей больше времени, но всё это он знал где-то глубоко внутри, в то время как на поверхности он думал только о кампании. И кольцо… дурацкое кольцо… Только сейчас он понял всю его ценность. Потому что до этого самого момента его ценность заключалась только в том, что оно, по идее, должно было примерить его с Вероникой. Смогло бы смягчить её злобу и дало бы ему ещё немного времени, чтобы он мог и дальше заниматься своими проблемами в офисе. Но сейчас он понимал, что это огромный шаг. Это шаг, для совершения которого, теперь придётся сильно постараться…

Герман вернул кольцо в карман и всё же решился открыть конверт.

Вынув письмо, он разворачивал его так медленно, как только мог — всё ещё сомневался, стоит ли вообще читать. Наконец он увидел первые буквы, написанные от руки — пути назад не было.