Мне не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть.

Я согласилась. Но именно тогда я поняла, что не смогу выполнить данное обещание. Я поняла, что действительно люблю его. Несмотря на всё, что произошло между нами, несмотря на его поведение за последние два месяца, я всё равно чувствовала любовь.

Он же пытался… пытался что-то сказать мне, но я не послушала. Последнее, что он сказал мне «я люблю тебя», но я ничего не ответила. Как я могла? Как я могла промолчать, после этого? И что, что он не извинился за забытый день рождения? Какая же это теперь, оказывается, глупость. Я потеряла человека… Потеряла из-за глупости… Из-за гордости…

Все эти проблемы… эти глупые, детские проблемы, когда тебе не хватает его заботы и любви… Всё кажется такой ерундой, когда понимаешь, что он больше не сможет поговорить с тобой. Когда понимаешь, что эти проблемы не решить разговором, потому что этого человека больше нет… Уже нет смысла вести себя гордо, потому что никто этого не увидит. И гордость эта теперь кажется такой глупостью… Неужели я не могла просто попросить его поговорить со мной? Неужели было на столько необходимо делать вид, что я обижена, кричать на него, ругаться? Сейчас я понимаю, на сколько всё это было бессмысленно… Сейчас, когда я поняла, на сколько хрупка человеческая жизнь, жизнь любимого человека — даже при том, что я сама не до конца осознавала эту любовь в последнее время, отговаривалась от неё под предлогом обиды, — я вдруг осознала, что все проблемы решаемы. Решаемы, если человек жив…

Одно я поняла наверняка.

Я не собираюсь бросать Германа…

Вероника.

— Что-то я совсем запуталась, — сказала Ира, держа пакет со льдом у лба. — Ты любишь его или нет?

Полчаса назад мы вернулись в город. Меня отпустили под обещание, данное Вике, — что я не стану больше связываться со своим бывшим начальником. Я согласилась и, так как деваться мне было некуда, пришлось вернуться к Ире. И вот теперь, сидя у неё дома, помогая подруге отойти от последствий шока, я была вынуждена отвечать на вопросы, ответа на которые у меня не было.

— Я так испугалась… — наконец сказала я. — Понимаешь… стало страшно, что я больше никогда его не увижу…

Ира помотала головой.

— Это какой-то эгоизм, подруга.

— Что за глупости ты говоришь? Какой ещё эгоизм?

— То ты хвостом вертишь, то вдруг испугалась, что больше не увидишь его.

— Ты вообще на чьей стороне? — возмутилась я.

— Я на стороне честной любви, — Ира отложила в сторону пакет со льдом и откинулась на спинку дивана. — Вопрос сейчас лишь в том, что ты будешь делать?

— Думаешь, я знаю?!

— Всё просто, подруга. — Ира поднялась и прошла на кухню. Вернулась она с бутылкой вина и парой бокалов. Один она поставила мне, уже хотела было налить, но я вовремя остановила подругу, намекнув на ребёнка. Ира разочарованно помотала головой, после чего налила себе. Подруга взяла бокал, удобно пристроилась на диване и продолжила: — Всё просто. Если любишь, мы завтра же отправимся к нему в больницу. Если нет, займёмся поиском работы. У нас, как ты, наверное, заметила, трудная ситуация сложилась в последнее время. В конце концов, подруга, мне без работы нельзя. Ипотека сама себя не оплатит.

— Ты шутишь?! — всерьёз удивилась я.

Ира чуть не подавилась от моего возгласа.

— Что? Не понимаю. Что не так?

— Ты одна тянешь целую ипотеку?

— Ну… да.

— Да ты прямо настоящий боец. Я бы точно не справилась.

— Боец? — удивлённо посмотрела Ира. — Плохой же из меня боец, раз уж я падаю в обморок от вида крови.

Я отмахнулась.

— Это глупости. Лучше бы уж я тоже падала в обморок от вида крови, чем вот так вот… не зная, кто я и чего я хочу. Я даже определиться с чувствами к Герману не могу.

— Раз не можешь, значит точно нужно сходить к нему завтра.

Я помотала головой.

— Завтра точно нельзя. Операция, восстановление, я думаю… минимум только через неделю. К тому же, мы даже не знаем, где он. В какой больнице.

— Ты доверяешь Вике? Она же могла просто избавится от него по пути в больницу.

Доверяю ли я Вике? Нет. Я доверяю на двадцать процентов, в то время как остальные восемьдесят остаются на стороне полного недоверия. Но всё же… почему я согласилась? Потому что у меня не было другого выбора. Когда врачи вбежали в дом, и им каким-то чудом удалось вернуть Германа в сознание, я поняла, что это единственный шанс. Я поняла это ещё раньше, но в тот момент я убедилась в этом наверняка. Одного этого уже оказалось достаточно, чтобы склониться в сторону двадцати процентов доверия…

После недолгих раздумий, Ира очнулась.

— Нет, подруга, так не пойдёт. У тебя всё-таки только один вариант.

— Какой?

— Ты сказала ему про ребёнка?

— Не смогла… — призналась я. — Он просто взбесил меня.

— Сколько тестов, говоришь, сделала.

— Четыре.

— Один отрицательный, остальные положительные.

— Да.

Ира помотала головой.

— Да уж… — Она посмотрела на меня. — Тут вариантов нет. Герман имеет право хотя бы узнать.

— А если об этом узнает Вика, и заставит меня сделать аборт?

— Это проблема… Тогда нужно сделать так, чтобы она не узнала.

— Легко сказать…

Внезапно зазвонил дверной звонок. Уже через секунду последовали настойчивые удары. Стучали так, будто знали, что дома кто-то есть. Ещё чуть-чуть, и дверь вылетела бы с петель.

Ира поднялась и с опаской подошла к двери. Прислонилась к глазку, но тут же вздрогнула от очередного сильного удара. Схватившись за сердце, посмотрела на меня, выдохнула и снова вернулась к двери. Послышались неразборчивые крики. Наконец, оценив ситуацию, подруга обернулась ко мне. Всё это время я сидела в напряжении, страшась увидеть Вику или ещё кого похуже… Я боялась, что вот-вот её бойцы действительно выломают дверь. Казалось бы — отпустила же. Даже не стала устанавливать требования, кроме одного… Но отпустила же, нигде не заперла, позволила идти на все четыре стороны. А теперь что? Передумала?

— Ты не поверишь… — произнесла Ира.

— Что?! Что такое?! — чуть ли не закричала я, подпрыгивая с дивана.

Не говоря ни слова, Ира развернулась к двери, в которую продолжали настойчиво долбить, потянулась к замку и начала поворачивать тот.

— Что ты делаешь?! — на нервах я подбежала к девушке и попыталась её остановить.

Остановить не вышло…

Дверь распахнулась, в прихожую влетела Диана. Она пронеслась мимо так, словно нас здесь и не было. Девушка прошла в комнату со словами — «ну наконец-то», обошла кругом, остановилась, развернулась в одну сторону, затем в другую, и только после этого обратила на нас внимание.

— Что вы встали! — возмущённо закричала черноволосая.

Мы с Ирой переглянулись. Подруга закрыла дверь, я же отправилась к сестре Германа.

Я задала вполне закономерный вопрос:

— Что ты тут делаешь?

— Что я тут делаю?! — возмутилась черноволосая. — Это вы тут что делаете?! Герман в больнице! За нами охотится японская мафия! А мой второй брат, который уже во второй раз пытается убить Германа, разгуливает на свободе как ни в чём ни бывало! И ты спрашиваешь, что я тут делаю?! Да я места себе не нахожу! Вот, что я тут делаю!

Из всего услышанного, меня зацепила только одна фраза:

— Что значит: второй раз?

— Да то и значит! — размахивая руками, заявила Диана. Успокоившись, она устало выдохнула, оглянулась, и плюхнулась на диван так, словно неделю простояла на ногах. — Я сама недавно узнала. — Мы с Ирой сели напротив, в полной готовности внимательно слушать. Диана продолжила: — Тогда… в тот день, когда умерла Лика, оказывается, что должен был умереть Герман. Это его отец так подстроил! Отец принял решение, потому что Герман мешал ему. Герман всегда дорожил холдингом. Он знал, для чего отец на самом деле использует фирму, но всё это время делал вид, будто ничего не знает. Если бы отец узнал, что Герман знает, Герман не смог бы устраивать подлянки отцу. Тот бы сразу догадался и отстранил сына. Но, как вы можете понять, даже это не спасло Германа.