Мне нужен был один лишь час. А дальше – будь что будет.

Створки лифта разъехались на двадцать пятом этаже. Я приблизился к номеру «1024» и дернул ручку двери, которая была не заперта.

Комната отдыха была погружена во мрак, лишь светлые занавески, коими играл ветер, резвились в лунном свете. Всюду царил идеальный порядок и оглушающая тишина – как два весомых повода напрячься.

Тот, кому была уготовлена ловушка, решил устроить её мне.

Заметив силуэт в рамке панорамного окна, я поспешил открыть рюкзак, но тут же бросил его на пол, когда распознал в тени изящные изгибы женского тела.

– Стоит позавидовать смелости Назара, – сухо проговорил я, приблизившись. – Ему не хватило мужества представиться самому?

Очередной порыв ветра рассеял белокурые локоны, донеся знакомый аромат.

– Я смогла его переубедить, – не оборачиваясь, отвечала Снежана. – Полагаю, что он единственный, кто ставит мои желания выше своих.

– Да, в этом сомнений нет. Он и не на такое пойдёт, чтобы снять с тебя трусы.

Её плечи дрогнули, но голос оставался холодным.

– Перестань судить по себе. В отличие от тебя, Назар не позволил себе подобного. Даже когда появился такой шанс.

– Так он был? Этот шанс?

– Хочешь поговорить об этом? – с едкой злостью прорычала она. – Сейчас?

Обойдя стеклянный столик, я извлёк из вазы крохотную белую розу. Ароматный бутон задержался возле губ.

– Нет. Конечно же, нет.

Темнота успокаивала, заглушала тот крик, что расходился по груди.

–  Зачем ты здесь, Снег? – теперь я стоял за её спиной. – Снова хочешь спасти душу, которая давно сгинула? Пустая трата времени.

Послышался короткий щелчок. Так звучал холодный металл.

Развернувшись, Снежана направила на меня револьвер, наверняка украденный из сейфа отца. Её хватка была каменной. Стойкой. Непоколебимой.

– Где мой брат? – в вопросе девушки смешались гнев и обида.

Губы дрогнули в ухмылке.

– Смело. Всегда знал, что только у одного члена семьи Лебедевых есть яйца…

– Где Авдей?! – прокричала она.

– Не задавай вопросы, на которые не услышишь правды!

– Я добьюсь её, чего бы мне это не стоило!

Меньше всего я хотел доставлять ей боль, играть на чувствах и безжалостно мучать. Но Снежана была тем мотыльком, что без оглядки летела на пламя. Каждый раз обжигаясь, она пыталась справится с губительной стихией.

Безутешный ребёнок.

– Хочешь убить меня, Снег?

– Убью, если придётся.

– Так чего же ты ждёшь?!

Схватив ствол, я приставил его к своему лбу. Острая резьба впилась в кожу.

– Давай, – сквозь зубы призывал я. – Стреляй. Поверь, я заслужил этого, как никто другой. Ты сделаешь правое дело, если размажешь мои мозги по стенке. Я сам прошу тебя об этом. Я сам этого хочу. Может тогда, мне удастся искупить вину перед тобой. Может тогда, ты перестанешь страдать.

– Я. Не. Страдаю.

– Поверю, если выстрелишь. Давай, одно маленькое решение и больше нет никаких проблем. Ты так устала. Ты заслужила отдых.

Её тонкие пальцы крепче обхватили рукоятку, указательный застыл на курке. Губы задрожали. В глазах появился блеск. Тот, который я ненавидел. Тот, который заставлял ненавидеть самого себя.

– Ты сильнее, Снег. Сильнее их всех. Нажми это чёртов курок.

По бледной щеке скатилась слеза. Послышался горький всхлип. Тогда я выбил оружие из её рук и девушку прижал к стене.

– Ты упустила свой шанс, – говорить было трудно, также, как и силой удерживать хрупкое тело. – Я похожу на убийцу твоего брата, а ты позволяешь себе сомнения? Не можешь расправиться с тем, кто испортил твою жизнь? Если это любовь, то я больше не хочу возносить это чувство. Нет в нём добра.

Она глотала воздух, подобно мальку выброшенному на сушу. Я слышал беспорядочное биение сердца. Слышал плачь души.

– В кого ты превратился? В безумца, что готов топтать сердца родных? Ради чего? – она захлебнулась слезами. – Ради кого, Матвей?

Услышав своё имя, я ослабил хватку.

– Сейчас ты меня не поймёшь.

– Откуда эта жестокость? Ты действуешь бесцельно. Глупо. Я знаю тебя другим. Я, чёрт возьми, полюбила тебя другого. И ни за что не поверю, что ты причинил Авдею вред. Не причинил бы, хотя бы из-за меня. Пожалуйста, скажи, что он в порядке.

Горло обвело колючей проволокой.

– Прости, но я не могу этого сказать…

– Нет, – затрясла она головой. – Нет. Нет. Матвей. Скажи!

Наивная вера разожгла во мне ярость.

– Да когда же ты поймёшь, что я полная мразь?! Что ещё мне сделать?! Или ты всё готова простить?! Так знай, Снег, что твой ухажер – следующий!

Она попыталась сбежать, но я зачем-то её остановил. Тогда Снежана спилась когтями в мои запястья, а после переключилась на лицо. Я позволил ей рассекать кожу, ибо заслужил. Через несколько секунд она была свободна.

Через несколько секунд она покинула номер, оставив меня в густом тумане невыносимой вины.

Через несколько грёбаных секунд зазвонил сотовый, на экране которого высветилось имя старого друга. Прежде чем ответить, я поднял револьвер с пола.

– Сука, – прошипел я в трубку.

– Ты про себя? Согласен. Но уверяю, Матвей, я не хотел вносить смуту. Кто знал, что ты одичалое животное, не способное на культурный разговор?

– Она поверила? – спросил я, подойдя к окну.

– Да, кажется.

– Хорошо. Теперь дело за малым. Ты поднимешься в номер? – ответа не поступило, тогда я спросил настойчивее: – Назар?

– Ты и глазом не моргнёшь, пупсик.

Это был тот редкий случай, когда Назар не солгал. Спустя несколько минут я почувствовал его присутствие за дверью, дожидаясь подлеца в кожаном кресле.

Переступив порог номера, Сотников замер на месте. Он поднял с пола белую розу, покрутил цветок в пальцах, а после перевёл на меня ироничный взгляд.

– Серьёзно? – хмыкнул он. – Ты возомнил себя романтиком? Дай угадаю, сначала ты показал свою животную натуру, а потом преподнёсэто. Или подарил цветок и только после начал гавкать? Впрочем, неважно. Снежана сделала выбор, впервые правильный: оставила тебя на съеденье собственным тараканам. Горжусь ею.

– Прости, ты закончил? – нарочито зевнул я. – Если нет, то я с радостью уделю твоему рассказу уйму времени. У нас ведь его валом, не так ли?

Назар брезгливо забросил розу за спину и встал напротив меня.

– Последнее время меня душит один маленький вопрос – ты деградируешь с каждым годом или был тупицей всегда, претворяясь сообразительным?

– Напротив, – широко оскалился я. – Я был не умнее болонки, когда таскался с таким говнюком, как ты, и лишь сейчас навеки прозрел.

– Да ну? Тогда почему продолжаешь смотреть под хвост всяким дворняшкам и лакомишься из миски своего хозяина? Признайся, Матвей, что мой отец начесал твои ушки. Ты не мог устроить это всё в одиночку. Слишком мало аргументов, чтобы идти по головам, да и причина весьма сомнительная.

Он продолжал говорить о Наде, как о дешёвой тряпке.

– И снова ошибаешься. Не буду скрывать, что Платон попытался спутать карты, но наши интересы не сошлись. Поинтересуйся у него на досуге, – посоветовал я, заметив толику удивления в его глазах. – Я поступал из благородных целей, но подобное тебе не грозит. Слишком много в тебе дерьма.

– Благородство – понятие растяжимое. Я готов прихлопнуть тебя прямо сейчас, дабы облегчить муки одной влюблённой в тебя дамы. Именно так бы поступил настоящий джентльмен.

– Так почему я ещё в сознании?

– Всё дело в благородстве, – цокнул он. – Я не смогу поднять руку на животное – кудрявую болонку с крошечными мозгами.

Меня пробило смехом.

– О, я очень ценю твою заботу. Ты так много для меня сделал: испортил жизнь Наде, а после стал носовым платком для Снежаны. Невообразимый святоша. Кто следующий, Назар? Попытаешься охомутать мою мать? Ведь я тоже её люблю.

– Я готов, если это поможет тебе взбодриться. Она милая.