Назар покинул меня. А я достал телефон и позвонил Платону.

– Я знаю, как вашу разрешить ситуацию. Но при одном условие: мою мать никак это не заденет. Я всё сделаю сам.

Посёлок «Эдем», квартира №366

Наши дни

Ранее сдержанного Павла Андреевича поглотила растерянность. Мужчина перестал держать марку и теперь охотно дивился услышанному, не предполагая, что впереди его ждут кульбиты поэффектнее этих. Мы ещё не добрались до главного.

– Что? – хохотнул я. – Неожиданный поворот? Не думал, что за этим всем стою не только я? Бесспорно, закрыть блохастого щенка куда проще, чем высокопоставленную шишку. Но ты не дрейфь, Павел Андреевич. Я не стану заносить Платона в протокол и тем самым лишать тебя долгожданной звезды. Это будет нашим маленьким секретом. Со своей совестью ты разберёшься сам.

– Каждый получит по заслугам, – неуверенно произнёс офицер. – Не сомневайся, Матвей, следствие разберётся. Меня смущает другое.

– Да? Удивительно. И что же?

Мужчина выдержал паузу, а я приготовил долгий, но правдивый рассказ об исчезновение своих друзей. Однако спросил он не это.

– Я могу понять вас, зажравшихся сынков, которые ведут себя, как капризные дети. Я могу понять это бешенство, что превращает вас в животных. Я даже способен понять родителей, которые готовы растоптать мерзких отпрысков ради привилегий власти. Так уж вы, золотые черти, устроены, – Павел нахмурил лоб и несколько раз постучал стволом по виску. – Но я никак не могу уяснить одно: почему стаю бездушных шакалов так яро пугает одна хрупкая девушка?

Я мысленно ухмыльнулся, пусть лицо оставалось каменным.

– Снежана – это ванна с лепестками роз, до краёв наполненная щёлочью. Стоит тебе окунуться и на краткое мгновение потерять бдительность, как от тебя ни черта не останется. По своей воле или нет, но ты необратимо растворишься.

– И ты растворился, правда? – с издёвкой спросил он.

Теперь я улыбнулся открыто.

– Нет, начальник… Я пропал.

ЛИНИЯ 2. СНЕЖАНА,

Скрывшись ото всех в семейном погребе, я варварски вскрыла бутылку домашнего вина и без капли сомнения послала богатый мир к чертям. Сидя на прохладном полу в одной хлопчатой рубашке и поглощая терпкий, без намёка на сладость, напиток, я поймала себя на едкой мысли, что никогда не чувствовала себя паршивей. Даже в своенравной Германии мне не приходилось так страдать.

Вы в сотый раз меня уничтожили, господин Янковский.

Волосы липли к солёному лицу, кровь в венах становилась горячее, неспеша наполняясь ядом. Недостаток дыхания, о котором недурно забыть, сопровождался хриплым кашлем, наверняка уже простудным. Здесь, в тёмной, почти беспросветной комнате, мне хотелось от всего забыться, но надоедливая вибрация телефона не давала уйти в полное затмение.

Звонил Назар. Так настойчиво и яро, будто знал обо всех моих проблемах. Я не желала делиться своим самочувствием и, надавив на экран так, что показалась паутинка их трещин, забросила мобильник в дальний угол.

Мне нужен лишь вечер. Вечер спокойствия и категоричных решений. Я должна была оставить Матвея, забыть о нём навсегда и о том, что нас могло что-то связывать. Если человек, которого люблю я, счастлив с кем-то другим, то я не стану его мучать. Такая глубокая ложка стекла, но мне следует её проглотить. Сегодня на ужин осколки из мечт и бессмысленных надежд, приправленные горькой правдой.

Bon appetit…

Я поморщилась от яркого света и безмолвно выругалась, когда дверь погреба распахнулась, а на пороге показался Авдей. Заметив меня на полу в обнимку с пыльной бутылкой, братец покрылся тенью презрения.

– Выглядишь жалко, – с холодом бросил он.

– Как ты меня нашёл? – резонно спросила я, не узнав собственный голос.

Авдей захлопнул дверь и медленно приблизился, не выпуская рук из карманов. Теперь он смотрел на бесчастное создание, лежащее у его начищенных ботинок.

– Я знал, где искать, – уже спокойнее сказал он. – Ты пряталась здесь всего пару раз. Впервые, когда испугалась непогоды. А после, когда покусала соседская собака. Тогда я понял, что ты таишься в погребе, когда тебе страшно и больно. И, учитывая статистику, это бывает крайне редко. Кто тебя обидел, Снег?

Авдей был прав. Сейчас страх потери превышал возможную степень, а сердце разорвалось на куски, как после натиска стаи голодных овчарок.

– Ох, тебе не стоит волноваться, братец, – я попыталась приподняться, но безнадёжно вернулась на место. – Ты ошибочно решил, что я страдаю от душевной боли, но это далеко не так. Твоя сестра сильная, волевая, бесчувственная тварь, – подняв распухшие глаза, я скривилась в похмельной улыбке. – Разве кто-то способен меня огорчить? Нет. Таких людей не существует.

После протяжной паузы, я почувствовала холодный пальцы груди, а после услышала треск ткани. Голые ступни едва касались дощечек, а душу прожигал свирепый братский взгляд.

– Зачем ты это сделала?! – не своим голосом прокричал он. – Зачем?!

Мне хватило мгновения, чтобы распознать координаты вопроса и подавиться чувством вины. Не было никакого смысла оправдываться.

– Как ты позволила ему дотронуться до тебя? – шипел он, глотая слюну. – Как посмела опорочить нашу семью? Меня тошнит от одной мысли, что раздвинула ноги перед этим ублюдком. Зачем, Снег?

Каждые его вопрос лезвием играл на оголённых нервах, был не жалея. Мне будто под гипнозом внушали собственную никчёмность.

– Я люблю его, – моя уверенность растворилась в слезах.

Будто отрезвев, Авдей вернул меня за землю и молча опустился рядом. Вырвав бутылку, он сделал несколько жадных глотков и горько посмеялся. Не дождавшись теплых объятий, я опустила голову на его плечо. Несмотря на вычурное своеобразие и равнодушие, я знала, что брат любит меня и способен переживать.

В нём осталась человечность, пусть самая малая её часть.

– Матвей больше не с нами, – многозначительно произнёс он. – Янковский предал нас и ушёл к Наде. Мы не удивлены. Это был вопрос времени.

Я вздрогнула, будто от удара. Его выбор не стал для меня новостью, но как же резок этот факт. Мне никогда с этим не свыкнуться.

– Пойми, меня не волнует кто ляжет в постель к моей бывшей девушке, их быть может десятки. Меня волнуешь ты, Снежана, – Авдей говорил словами отца. – Он  разобьёт тебе сердце. Уже разгромил. И если твой выбор будет пагубным, я никогда его не приму. Меньше всего я хочу наблюдать за твоими мучениями.

Я потеряла опору, а брат двинулся к двери, не забыв при этом отряхнуть одежду. Его поддержки не хватило, чтобы восстановить дыхание, зато брошенные ранее упрёки до сих пор пульсировали в висках.

– Он может быть кем угодно, бедняком или мерзавцем, но он должен любить тебя, – сказал он, перед тем, как уйти. – Найди его и будь счастлива.

Наступила долгожданная тишина. В хмельном сознании складывался паззл, детали которого подпалила обида. Я не мирилась с выбором Матвея, я представляла их счастливые лица и с криком бросала картинки в растопленную печь. Мной не двигал эгоизм, меня съело понимание, что Янковский – безжалостный игрок. Он играет на чувствах, пользуется чужой слабостью, а после потакает ядовитым блюдом.

Я хочу ответить ему тем же.

«Найди его и будь счастлива…» – тихим эхом колотилось в голове.

Глоток вина. Растущий гнев. Последняя слеза. Я всё-таки нашла в себе силы, чтобы покинуть погреб и больше никогда в него не возвращаться.

Возле дома Сотниковых искрились фонтаны, переливалась подсветка фасада, а в окнах горел тусклый свет. Даже глубокой ночью их внушительный «дворец» выглядел так, словно вот-вот начнётся громкое пиршество, с барбекю и танцами.

Но это было не так.

Я знала, что Давид ищет разговора с Матвеем, а Платон изнуряет Александру пустой болтовнёй, поэтому не боялась лишних свидетелей.