Его грудь превратилась в камень, и спустя мгновение я ослабла под тяжестью мужского тела. Голова закружилась с неукротимой силой.

Дикий взгляд Матвея подогревал влечение и терзающий страх. Он смотрел так, словно больше никогда не пожелает никого другого.

– Я боюсь лишь самого себя. Только себя.

Оставив последнее преимущество, он впился в меня жадным, непозволительно чувственным поцелуем, тем самым устроив пожар в стылом сознании. Он оставлял ожоги на моих губах, а я надеялась оставить след на его сердце. Но в этой игре без правил не находилось место победителю, здесь каждый проиграл.

Кто-то ради любви. Кто-то ради потехи.

Каждая клеточка моего тела ответила на голодные прикосновения. Кружевное бельё трещало вместе с чувством контроля. Его аромат опьянял, а тюремные объятья добавляли значимости, которой смертельно не хватало.

Грань, что ранее казалось нерушимой, теперь попросту не существовала.

Охваченный животным пылом, Матвей отбросил принципы и подарил всего себя. Настойчиво. Отчасти грубо. Но без толики равнодушия.

Меня же оглушили эмоции и долгожданная потребность. Во мне. В нём. В нас. В завершение неоправданной и такой долгой битвы.

Подушечки пальцев скользили по влажной спине, утопали в жёсткой копне, а после оставляли полосы на бёдрах. «Мой!» – безмолвно кричала душа, рассыпаясь на множество сверкающих осколков и собиралась снова.Только мой и ничей больше.

Ураган чувств уничтожил всякое понимание и подавил волю. Я принадлежала только ему, здесь и сейчас. До последнего вздоха.

Всё произошло слишком неожиданно, чтобы быть реальностью. Или настолько реально, что едва ли могло сойти за неожиданное решение.

Один из нас лгал вопреки…

Даже во сне я разбирала прошлое на крохотные фото, пополняя ими толстый альбом и боялась вернуться в настоящее.

Мои страхи оказались небеспочвенные.

Открыв глаза, я наткнулась на холодную пустоту. Меня согревала мятая простынь и тонкий аромат Матвея, которым навеки пропиталась кожа.

Он не ушёл, не сбежал, а молча встречал рассвет у окна и катал в стакане рыжий виски. У него был задумчивый вид, отчасти тревожный, что ненароком настораживало – был страх обжечься об сожаление.

Нащупав вещи, я спрятала наготу и на ватных ногах пошагала на кухню.

– Доброе утро, – первое, что пришло в туманную голову. – Стоит ли поблагодарить Давила за эту ночь? Его безумные прогнозы сбылись.

Попытка разбавить неловкую обстановку не увенчалась успехом. Услышав мой голос, Янковский нервно проработал шею, словно уворачивался от диких пчёл.

– Не вижу смысла отмечать этот день в календаре, – нахмурившись, бросил он.

Матвей тут же закрыл глаза, наверняка пожалев о сказанном, но было уже поздно. Тысяча раскалённых игл прошли сквозь сердце, лишая возможности говорить и дышать. Я была готова упасть на колени от фантомного удара под дых.

– Если ты решил, что мне нужна сатисфакция, то ты крупно ошибаешься. Так что имей силы сохранить достоинство, иначе я навсегда в тебе разочаруюсь.

– Этого я и жду, – сказал он, обернувшись. – Ты слишком долго обольщалась, пришло время прозреть.

В горле образовался твёрдый ком.

– Так это твой план? Подпустить и выкинуть?

Он посмеялся. Горько. Болезненно. Убийственно.

– Ты меня использовала, так что не строй из себя жертву.

Мгновение, и я превратилась в фарфоровую статуэтку, не желающую мириться с людской моралью. На смену лёгкости пришла неподвластная ярость.

– Ты просто сволочь.

– Да! – вспылил он. – Я последний мерзавец, Надя!

Поражающий выстрел прошёл навылет.

– Чёрт! – выругался он, схватившись за голову. – Прости, Снег, я не это…

Лучи солнца коснулись голых ступней. Половицы задрожали под подошвами вновь прибывших. С трудом поборов ступор, я взглянула на входную дверь. Назар и Давид Сотниковы затаскивали в дом полуживого Авдея. Несмотря на усталость, они находились в приподнятом расположении духа.

– Остановка здесь, – буркнул Давид, бросив Авдея на кресло, как мешающий балласт. – Этот попугай полночи на моём плече катался. Я жутко устал, братцы.

Сотников дерзко скинул пиджак на пол и оттянул ворот рубашки, словно ему не хватало воздуха. На высокомерном лице Давида застыла аналогичная ухмылка. Наверняка он был доволен собой и организованной вечеринкой. Спустя секунду он оказался на диване, вальяжно вытянув ноги.

– Свет мой, как же я скучал, – приблизившись, невнятно пробормотал Назар. – Клянусь, я был тебе верен. Мои подлые руки лапали их ягодицы, но сердце всегда оставалось с тобой. Я отрублю их, если хочешь.

Всё это время я пристально смотрела на Матвея, всячески игнорируя то, что происходило вокруг. Только вот боль становилась всё ярче.

– Эй, вы чего? – спросил Назар, насильно удерживая себя на ногах. – Ау! Я пропустил похороны? Что с вашими мордами?

Я отрезвела, почувствовав слезу на щеке и незамедлительно её смахнула.

– Не обращай внимания, милый, – неестественно улыбнулась я. – Мы бесконечно жалеем, что не пошли на выпускной, оттого жутко печалимся.

– Да ну? – хмыкнул Назар, сдвинув брови. – В этом всё дело? – на его скулах заиграли желваки. – Если он тебя обидел, то…

Несмотря на губительное опьянение, он сумел меня просканировать и установить диагноз. Проблема в том, что я больше не поддавалась лечению.

Вручив Назару простынь, я устремилась к выходу, насильно игнорируя просьбу вернуться. Мне нужно было время, чтобы всё обдумать.

Посёлок «Эдем», квартира №366

Наши дни

– Значит, ты использовал девушку и так гордо заявляешь об этом? – с неприкрытым отвращением проговорил мужчина. – Как же я рад посадить такого подонка.

Мне лишь оставалось улыбнуться и покачать головой.

– Ты снова ничего не понял, Павел Андреевич, – вздохнул я, наполняя кипятком его чашку. –  Я бы не посмел так поступить.

– Тогда я ничего не понимаю…

Выпрямившись на шатком стуле, я проработал пальцами шею, но вскоре коснулся шрама на плече и вернул себе серьёзность. В ключице заклубилась ноющая боль, словно в ней по сей день оставалась пуля.

– В каждой истории есть начало, конец и кульминация, – сказал я. – Я начал с  середины. И только тебе решать, с чего мы продолжим.

На лицо Павла упала тень. Он был готов окатить меня кипятком, но учтиво сдержался, сохраняя свои интересы.

– Что случилось до того, как ты пришёл к друзьям и оскорбил девушку?

– А вот это правильный вопрос, – похвалил его я, намереваясь погладить, как ту дворнягу, но офицер пригрозил мне стволом. – Остынь, Павел Андреевич. Ты лучше чай пей и внимательно меня слушай.

ЛИНИЯ 1. Матвей

Когда стремишься жить честно в мире жадности и фальши, то лишь глубже утопаешь в омуте ложных надежд, медленно превращаясь в существо отвратительное. И железно настанет тот момент, когда ты не вспомнишь себя прежнего.

Я забываю…

Последние дни в «Эдеме» вполне оправданно назвать сумасшедшими. Мои друзья обратились в одержимых энтузиастов, поглощённых мыслями о выпускном вечере, а я в свою очередь задыхался при воспоминании о земном ангеле – Наде. Бессмысленная суета. Ссоры по пустякам. Вожделенные мечты. Я был готов справиться с фантомной тяжестью, но приезд Снежаны стал той калибровочной гирей, которая надломила колени и уткнула мордой в асфальт. Она изящно рушила все мои планы.

Твою мать, зачем я ей сдался?!

Я мог подарить любовь, самого себя и сделать девушку до одури счастливой, любую красотку, но только не Снежану. И дело не в ней.

Сестрёнка была хороша, даже слишком. Мне нравилось её острое чувство юмора и провинциальные ноты характера, что так часто сливались в беззвучный минор. Она могла бы стать восхитительной половинкой того, кто был способен её полюбить и хоть немного заинтересоваться. На мне же сработал подлый закон «первого впечатления», и я больше не мог видеть в хрупкой хулиганке потенциальную девушку. Снежана представлялась мне ребёнком, сестрой друга, мелкой оторвой, которую следует оберегать, спрятав под стеклянный колпак с гравировкой «табу».