— После того, что ты натворил? Ну уж нет.

— Я хочу доказать, что на меня можно положиться.

Гаррик покачал головой.

— Ты станешь мне обузой. Ты ведь и меч держать толком не умеешь.

— Еще как умею. Даже человека убил, сам знаешь. И бегаю быстро. Сегодня вот ускользнул от кроданцев. Да и кого еще ты возьмешь с собой? Киля? Он совсем расклеился. Фен умеет стрелять из лука, но в ближнем бою бесполезна, а тамошние переходы…

— Мне не нужна помощь, — отрезал Гаррик.

— Тогда почему мы еще здесь?

— Ты не оставил мне выбора. Я пытался тебя отослать, а ты втянул нас в потасовку и навлек на всех Железную Длань.

— После того случая ты мог отослать нас когда угодно. Но ты этого не сделал, потому что в одиночку тебе не справиться. Ты сам признал: мы все понадобимся, когда ты захватишь Пламенный Клинок. — Арен говорил с искренним воодушевлением. — Так позволь мне проявить себя, Гаррик! Как бы ты ни относился к моему отцу, я не он. Когда людей объединяет общая цель, нет места личной неприязни. Давай забудем прошлое.

Наконец Гаррик вздохнул.

— Ладно, — сказал он задумчиво. — Забудем прошлое. Идем со мной.

Он провел юношу по коридору в кабинет Мары. Пока Арен таращился на бесчисленные книги, Гаррик достал с полки свиток и развернул его на письменном столе. Поблекший от времени чертеж изображал затейливое хитросплетение улиц и переулков, заключенное внутри извилистой стены. Подпись на кроданском языке гласила: «Сардский квартал Моргенхольма». Арен с удивлением уставился на карту. Увидев размеры гетто, он понял, сколько людей в нем жило и скольких оттуда выселили.

Гаррик ткнул пальцем в неприметную улицу с восточной стороны.

— Вот. Третий дом. Жилище Ярина. Там он спрятал нужные нам сведения. — Он выпрямился, придирчиво осматривая карту. — Найдем местечко потемнее и поспокойнее, чтобы перелезть через стену и пробраться внутрь. По ту сторону стены ходят кроданские патрули, высматривающие воров и затаившихся сардов, но мы будем настороже. Если нас увидят, убежим, а не получится — будем сражаться. Главное — не попасть в плен; лучше уж погибнуть. Ясно?

Арен кивнул. Вот он и узнал точное направление. Теперь можно сообщить об этом Клиссену. Он удивился, как быстро все произошло, как легко. Обычно Гаррик не раскрывал свои намерения до последнего. Похоже, удача благоприятствовала предателю. При этой мысли Арену подурнело.

— Изучи карту, — велел Гаррик. — Запомни ее как можно лучше. Если придется бежать, ты должен хорошо знать эти улицы.

— Хорошо, — ответил Арен. — И спасибо, что дал мне шанс.

Гаррик смерил его холодным взглядом.

— Последний шанс, — подчеркнул он. — Сегодня ты покажешь, на что годен.

Арен пытался заучить карту наизусть, но мысли слишком путались, чтобы сосредоточиться. Страх пробирал его до костей. Наконец ему стало невыносимо. Он отыскал перо, чистый лист и написал короткое письмо, постоянно прислушиваясь, не возвращается ли Гаррик. Закончив, он сложил письмо, показавшееся гораздо тяжелее обычной бумаги, и опустил его в карман.

«Пора за дело», — сказал он себе.

Во рту у него пересохло. Лучше бы сжечь письмо, забыть о сделке, которую он заключил с Клиссеном. Он не знал, как сможет жить, когда все закончится.

Он закрыл глаза, снова увидел перед собой пыточный застенок и услышал голос Клиссена: «Если ты меня обманешь, я поймаю тебя, а плату за обман взыщу с твоего друга». Этой угрозе Арен поверил безоговорочно, и она его страшила.

Но разве Арен не защищал Кейда, даже когда тот не хотел, чтобы его защищали? «Я никогда тебя не брошу», — сказал однажды Арен и не покривил душой. Поэтому он заберет друга домой, убережет его от ужасов, подстерегающих на каждом шагу. Когда не станет Гаррика, Кейд бросит свою детскую мечту сделаться Серым Плащом. Они в довольстве заживут в доме, оставшемся Арену после отца, будут пить эль в «Скрещенных ключах» и болтать о девчонках, и все станет как раньше — ну или почти. И цена за все это — жизнь одного-единственного человека. Человека, которого Арен и ненавидит, и почитает, к которому он только что втерся в доверие.

Он поступает гнусно. Гнуснее некуда. Но он готов запятнать свою душу всей скверной мира, если это спасет Кейда от когтей Клиссена.

Когда берег опустел, Арен выскользнул из кабинета и направился к выходу из дома, стараясь выглядеть как можно беспечнее. Возле лестницы он столкнулся с Ларией, несущей стопку свежевыстиранного постельного белья. Она взглянула на Арена, и тот сжался, уверенный, что она видит вину, написанную у него на лице; но Лария не обратила на него особого внимания, и он беспрепятственно спустился по лестнице.

Из гостиной донесся голос Кейда, рассказывавшего Фен какую-то историю. Гаррик находился где-то в другом месте. Киль, насколько было известно Арену, по-прежнему сидел запершись у себя в комнате; он удалился туда, даже не поблагодарив Арена, что тот спас ему жизнь, и ни словом не обмолвившись насчет полученного письма.

Арен крадучись проследовал через весь дом, никого не повстречав по пути, и вышел через боковую дверь. Из сада до него донеслись едва различимые звуки лютни, на которой играла Орика. Харод наверняка был рядом с ней. К внешней стене, находившейся на небольшом расстоянии от дома, крепились увитые виноградом шпалеры. Удостоверившись, что поблизости никого нет, Арен взобрался по перекладинам и перелез через стену.

Фонарщики закончили работу, и по Верхним улицам сновали неясные силуэты. Мимо прогромыхала карета, заставив Арена отпрыгнуть. День угасал, отбрасывая последние жутковатые отсветы. Близилась ночь кровавой луны, и небом безраздельно владела Тантера — черное, мертвенное око, окаймленное пылающими прожилками.

Что же, когда на стражу заступает Тантера, настает время для скверных дел. Арен набрался смелости и двинулся дальше, пристально вглядываясь в каждого встречного. Если его увидят, наказания не миновать.

Через несколько улиц находилась кроданская пивная, которую он заприметил еще с утра. Она была почище большинства подобных заведений, поскольку располагалась в богатом квартале. Состоятельные кроданцы предпочитали выпивать в собственных гостиных на каком-нибудь из бесчисленных званых вечеров; зато пивные предназначались только для мужчин, и многие кроданцы, как богатые, так и бедные, ценили теплую дружескую обстановку, царившую в их традиционных питейных домах. Как и в Шол-Пойнте, у дверей для поддержания порядка стояли солдаты в черно-белых мундирах и начищенных доспехах.

Арен остановился на углу. На открытом воздухе озноб проникал в него еще глубже, грудь теснило, дыхание спирало.

«Пособник. Изменник. Отступник».

Он вспомнил жителей Каналов, схвативших его и выдавших Харту. Охранитель чуть не прикончил его, а оссиане просто стояли и смотрели. Большую часть жизни Арен мечтал стать кроданцем, но теперь отступился от них. Он только начал осознавать себя оссианином, но теперь узнал истинную цену соплеменникам.

По той же стороне улицы, где стоял Арен, шел кроданский мальчуган, вертя в руке погремушку.

— Слава императору, — произнес Арен.

Мальчуган остановился.

— Слава императору, — опасливо ответил он, в знак приветствия прикладывая кулак к груди.

Арен достал из кармана письмо и три децима.

— У меня для тебя важное задание, — сказал он по-кродански. — Во имя империи.

Мальчуган приосанился. Кроданца легко расположить к себе, воззвав к чувству долга.

— Что за задание? — спросил он.

Арен вложил в его руку сложенный листок вместе с монетами.

— Отнеси это письмо вон тем солдатам. А монеты тебе за труды.

— И все? — разочарованно спросил мальчуган.

— И все, — подтвердил Арен. — А теперь ступай, именем императора.

Отпустив мальчугана, он отступил за угол и дождался, пока тот вручит письмо солдатам. Когда мальчик повернулся, чтобы показать солдатам на отправителя письма, того уже и след простыл.