На мгновение Арен остановился перед воротами, чтобы собраться с духом. Ему нужно успокоиться, иначе остальные заподозрят неладное. Руки у него еще дрожали, когда он думал о встрече с Клиссеном. Только теперь ему стало ясно, в какую игру он вступил, каким обязательством себя связал, сколь высоки ставки.

Сегодня он побывал на грани гибели. На шее у него осталась царапина от клинка Харта. Арен выторговал второй шанс, но третьего уже не будет. Ни для него, ни для Кейда.

Он позвонил в колокольчик у ворот, и из дома появилась Клия, суровая телохранительница и возница Мары. Пройдя по тропинке, проложенной через лужайку перед домом, она отворила ворота и впустила Арена.

Он был уже на полпути к дому, когда из передней двери вылетел Кейд и ринулся к нему. Арен не успел опомниться, как оказался в крепких дружеских объятиях.

— О боги, заставил же ты меня поволноваться! Киль только что вернулся и рассказал, что произошло.

— А вот ребра мне ломать совсем необязательно, — проворчал Арен, с трудом переводя дух.

Кейд усмехнулся и отпустил его. Клия вернулась в дом, пройдя мимо Фен, которая как раз выскочила во двор с облегчением на лице. Подбежав к Арену, она замешкалась, а потом подалась вперед и тоже обняла его.

От неожиданности он замер и только потом осторожно, словно обращаясь с каким-то хрупким предметом, обнял ее в ответ.

Краем глаза он видел, как Кейд отчаянно силится сохранить на лице улыбку. Арен беспомощно взглянул на друга: «Что я мог поделать? Она сама меня обняла». Но близость Фен доставила ему тайное удовольствие, мешавшее хоть сколько-нибудь искреннему раскаянию.

Девушка резко отстранилась и заправила рыжую прядь за ухо.

— Рада, что ты вернулся, — сказала она, не глядя на Арена.

— Несколько часов плутал, прежде чем убедился, что никто не висит на хвосте, — пояснил он. — А Граб вернулся? Он тоже был там.

— Еще нет, — ответил Кейд. Он по-прежнему с подозрением поглядывал то на Арена, то на Фен, раздумывая, стоит ли обижаться. Его она никогда так не обнимала.

— Ты видел, как он выбрался из трактира? — спросила Фен. Все трое уставились на ворота, словно ожидая, что с минуты на минуту появится Граб.

— Там творился полный кавардак, — ответил Арен. — Но если кто и мог от них ускользнуть… пожалуй, это Граб. — Но особой уверенности в его словах не слышалось.

— А вдруг его схватили? — с неожиданной тревогой воскликнул Кейд.

— Кого схватили? — спросил Граб, появившись позади них и вытянув шею, чтобы увидеть, куда все смотрят.

— Одного безмозглого скарла, который постоянно таскается за нами по пятам, — не моргнув глазом ответил Кейд.

— А почему нельзя было войти в ворота? — спросил Арен.

— Граб решил, что лучше лишний раз не привлекать к себе внимания, поэтому перелез через стену. А криволомец вернулся?

— Вернулся, — ответила Фен. — Заперся у себя в комнате.

— Все здесь! — радостно воскликнул Граб, раскинув руки. — Ха! Глупым кроданцам нас не поймать! Идите ко мне, друзья!

И все трое, к собственному ужасу, очутились в его объятиях.

— Отпусти! — завопил Кейд. — Фу, от тебя воняет, как от свинячьего зада! Хватит с меня дружеских порывов! — Но сквозь негодование прорывался смех; радость скарла оказалась заразительна, а от облегчения у всех закружилась голова. Никто из них не пропал без вести, никто не угодил в застенки Железной Длани. Смеялась даже Фен. В последние дни она выглядела менее настороженной, более компанейской. Она стала одной из них.

Арен тоже попытался засмеяться, но все его нутро свело холодной судорогой, и получилась лишь жалкая улыбка. Он видел, как в Фен расцветает радость, как по-новому светятся ее глаза, и это было прекрасно. И сама она была прекрасна. Но этот свет скоро померкнет, радость умрет — и все из-за него. Он хотел бы рассказать им о случившемся, о сделке, которую заключил с Клиссеном, о своем предательстве, но обратного пути не было. Он сделал выбор. И выбрал Кейда.

— Пустоголовые болваны! — рявкнул Гаррик, вихрем вылетел из дома, вне себя от гнева. — Все внутрь! Вас видно с улицы!

Смех застрял у них в горле, когда Гаррик схватил Кейда за шиворот и поволок в сторону двери. Он попытался сцапать и Арена, но тот резко стряхнул с себя его руку.

Гаррик повернулся к нему, сжав кулаки, сверкая глазами. Арен встретил его взгляд без малейшего страха.

— Не пытайся испытывать меня на прочность, — предостерег Гаррик. — Я велел вам оставаться здесь. А вы отправились бродить по городу и угодили прямиком в кроданскую засаду! Если бы вас схватили, погибло бы все наше дело.

— Ну тогда хорошо, что мы здесь, — вызывающе ответил Арен.

Гаррик уставился на него, не веря собственным ушам. Его ярость улетучилась, он горько усмехнулся и покачал головой.

— Я посвятил тебя в наши намерения, а ты в ответ поставил наши жизни под угрозу. Вы все безмозглые молокососы и недостойны участвовать в нашем деле. А теперь быстро в дом.

В его словах было столько презрения, что Арен умолк. Щеки у него запылали, он повесил голову и поплелся к дому. Гаррик был прав, и Арен ненавидел его за это.

— Да, господин. Сей же час, господин, — пробурчал Кейд, как только они отошли достаточно далеко, чтобы Гаррик их не услышал.

— Не беспокойся, — кисло проговорил Арен. На память ему пришла цитата: «Пусть за всякое унижение воздастся сторицей и ни одно оскорбление не останется неотмщенным».

Стоило ему сказать эти слова вслух, и он вспомнил, откуда они: из Деяний Томаса и Товена. И произнес он их по-кродански.

Арен подождал часок, пока Гаррик успокоится, а потом разыскал его снова. Тот сидел у постели Вики и вытирал друидессе рот влажным платком. На прикроватном столике стоял кувшин молока с медом.

Арен осторожно вошел в комнату. Уже не в первый раз он заметил, как почтительно старый вояка обращается с друидессой. Быть может, Гаррик видит в ней искру минувших, докроданских времен, когда над страной еще властвовали оссианские боги?

— Как она? — спросил Арен.

— Похоже, идет на поправку, — сказал Гаррик, не оборачиваясь. — Хотя пока не очнулась.

Арен подошел поближе. Вика потеряла в весе, лицо у нее исхудало, скулы резко выступали в багровом вечернем свете, проникавшем сквозь окно. В длинных черных волосах прибавилось седых прядей, а губы друидессы двигались, словно она беззвучно что-то бормотала.

— По-прежнему говорит о Кар-Вишнахе и Истязателях?

— Да, только об этом. А однажды она заговорила не своим голосом, на языке, который, готов поклясться, не принадлежит к человеческим. — Гаррик вздохнул и отложил платок в сторону. — Чего тебе?

Арен не сводил глаз с Вики. После Ракен-Лока он постоянно беспокоился о ней, но теперь даже радовался, что она не проснулась. Друидесса умела разбираться в людях и могла заглянуть в душу Арену. Разочаровать ее было бы невыносимо.

— Хочу извиниться, — сказал он. Просить прощения оказалось трудно, пусть даже это было притворством.

Гаррик поднял взгляд на Арена. Кожа на шее натянулась, и шрам выступил особенно заметно. «Вот где ему перерезали горло, — подумал Арен. — Вот откуда вылетела его душа. Полый Человек».

— Да, — сказал Гаррик. — Хорошо бы.

— Я… — Вопреки ожиданиям, слова давались Арену с трудом. — Я злился на тебя. И до сих пор злюсь. Но то, что я сделал… — Он выругался про себя. Заготовленная речь вылетела у него из головы, получалось по-другому, ближе к правде. — Раньше, дома, я всегда был вожаком. Мне трудно пребывать в неведении, трудно подчиняться, не зная причины… Я не оценил доверия, которое ты нам оказал, поведав о своем плане. Наверное… Мне всегда было трудно знать свое место.

Гаррик хмыкнул.

— Ну, иногда это не так уж плохо. И на сей раз все обошлось. Но ты побывал на самом краю, Арен. Тебя запросто могли схватить.

— Я знаю! И хочу искупить свою оплошность. Возьми меня с собой в гетто!

Гаррик поднялся с табуретки, разминая затекшие колени.