— Если он убийца, у него должен быть хотя бы нож!

— Наверное, он у него есть, но он взял его с собой, когда вышел из машины.

— Еще я нашел вот это. Как думаешь, что это такое? Когда я нюхнул, у меня сразу голова закружилась, — он достал из внутреннего кармана куртки поллитровую пластиковую бутылку, наполовину наполненную какой-то жидкостью.

Кэрол опустила штанину, закончив с перевязкой и осторожно, поддерживая руками, убрала ногу с сиденья.

Взяв бутылку из рук Патрика, она отвинтила крышку и осторожно поднесла к носу.

— Похоже на хлороформ.

— А, наверное, этим он усыпляет свои жертвы, когда похищает. А потом связывает веревками и скотчем. Вот видишь, я же говорил, что он маньяк!

— Лучше бы ты ошибся, — вернув ему бутылку, она обескураженно покачала головой. — Осторожней с этим.

Патрик вернул бутылку обратно в карман.

Захватив монтировку, он положил ее на колени и захлопнул дверь.

— Я есть хочу, — пожаловался он, посмотрев на мать.

Та вздохнула и погладила его по руке.

— Потерпи. Если мы уедем, то можем пропустить Тима и Иссу, когда они приедут. До утра выдержишь? Если они так и не приедут… — голос ее оборвался. — У нас нет денег даже на то, чтобы поесть! Придется вернуться к нашей машине. Очень надеюсь, что деньги и документы на месте.

— Ничего, мам. И с этим справимся. Нас так просто не возьмёшь! — подбодрил мальчик. — Они приедут, обязательно, вот увидишь. И тогда мы им вставим по самые нехочу за то, что не явились сразу! Ты выглядишь измученной, поспи, тебе надо отдохнуть. Я покараулю. Я выспался.

— Тебе не будет страшно?

— Нет. Все нормально. Ложись.

Они заблокировали все двери и выключили свет в салоне, который сразу погрузился во тьму.

Оставив печку включенной, Кэрол откинула спинку кресла. Набросив капюшон, она легла поудобнее и скрестила руки на груди. Осторожно вытянула больную ногу и, тяжело вздохнув, устало закрыла глаза.

— Если что увидишь, сразу буди.

— Конечно.

— Через пару часов разбуди, я тебя сменю.

— Ладно.

Кэрол сомневалась, что ей удастся уснуть, переживания и тревога, а также боль в ноге, не позволят этого сделать, но, вопреки этому, она почти сражу же вырубилась.

Откинув немного кресло, Патрик положил голову на спинку и стал смотреть на дорогу впереди.

Вокруг было так тихо, что казалось, они одни в целом мире. Лишь ветер гудел и выл среди надгробий и деревьев. На небе по прежнему не было ни звезд, ни месяца.

Патрик шмыгал носом, тихо плача в темноте.

Чтобы ни говорил маме, ему было страшно. Очень. Он понимал, что они попали в беду. Если Нол и Исса не приедут, они останутся одни. Одни против всех. Без денег и документов, в чужой стране, где даже языка не знали, где не к кому было пойти за помощью. Что же тогда делать, как быть? Одни они не выживут. Погибнут.

Патрик подумал о том, что, может, стоит связаться с Луи, чтобы он их тогда забрал. Но ему очень не хотелось этого делать. Из-за мамы. Он понял, что Луи ее ненавидит, она ему мешает, и он хочет от нее избавиться. Убить. И Патрик далеко не был уверен в том, что сможет ему помешать. И рисковать мамой он ни в коем случае не хотел. Он не готов был ее потерять. Только когда ее приговорили к смертной казни он осознал, что для него значит мама, как она ему на самом деле необходима. Как дорога, как любима. А еще ему было ее жалко. Так жалко! Он чувствовал себя обязанным ее защищать. До сих пор ему удавалось вырывать ее из лап смерти, у проклятия, но он боялся, что это проклятие не отпустит ее и будет и дальше пытаться погубить, забрать. Сможет ли он отстоять ее жизнь, сохранить, удержать? Как сделать так, чтобы проклятие не пыталось больше ее убить? Может, если он будет приносить жертвы, оно отстанет от мамы?

Может, позвонить отцу, если они все-таки останутся одни?

И здесь Патрик не был уверен. Он больше не доверял папе и не знал, что у него в голове. Он сдал маму в полицию. Это было страшным ударом для мальчика. Немыслимое по своей подлости предательство. А если он опять так сделает? Тогда маму уже не спасти. Как и она, Патрик больше не верил в то, что отец ее все еще любит, считая, что если бы любил, никогда бы так с ней не поступил.

Нет, они никогда больше не доверятся тому, в ком не уверены. Хватит.

Вскоре Патрик почувствовал, что ему надо в туалет. Но выходить из теплой безопасной машины во мрак и холод ему не хотелось до такой степени, что он предпочел терпеть, пока мог. Мама крепко спала, ни разу даже не пошевелившись за все время. Глаза мальчика все чаще стали закрываться, его клонило в сон. Задремав на несколько минут, он резко подскочил, испугавшись того, что уснул, и бросил быстрый взгляд на дорогу. Пусто и темно.

— Что, сынок? — раздался из темноты встревоженный, охрипший от сна голос Кэрол.

— Ничего, мам.

— Сколько уже времени? Долго я спала?

— Не знаю. У нас же нет часов. Часа два, не меньше.

Приподнявшись, Кэрол посмотрела на дорогу.

— Никого?

— Ни одна машина за все время не проехала. А ты как, мам? Нога болит?

— Немного…

— Мам… мне надо в туалет.

— Честно говоря, мне тоже.

— Выходить не хочется. Там так темно… И холодно.

— Что ж, придется, — еще раз убедившись на всякий случай, что дорога пуста, Кэрол включила свет в салоне и фары. Лучше бы она этого не делала. Застыв, они уставились на многочисленные могилы, освещенные светом. Им казалось, что они не боялись кладбищ, могил… мертвых, но почему-то сейчас у обоих перехватило дыхание от нахлынувшего ужаса.

— Блин, мама! Ты не могла выбрать какой-нибудь торговый центр или круглосуточный бар? Там нам было бы гораздо уютнее и комфортнее, чем здесь!

— Прости, сынок. Я не думала, что нам придется так долго ждать, — виновато ответила она и включила фонарик. — Пошли.

Ей не меньше Патрика не хотелось открывать двери и вылазить наружу, но выхода не было.

Нога сильно болела, но работала.

Стараясь не смотреть по сторонам, она зажала фонарик зубами, торопливо расстегнула штаны, стащила вниз и присела тут же около машины, не отойдя ни на шаг. Патрик тоже застыл у открытой двери, отвернувшись в темноту.

Кэрол почувствовала, как на лицо опускаются снежинки.

— Снег пошел, — прошептала она, боясь нарушить тишину кладбища. — А ветер стих.

— Ага, — отозвался мальчик и торопливо нырнул обратно в машину.

Поспешно натянув джинсы, Кэрол последовала его примеру. Закрыв двери, они с облегчением заблокировали замки и переглянулись.

— Все, до утра и носа туда не высуну, — пробормотал мальчик дрожащим голосом и передернул плечами. — Бр-р-р! У нас достаточно бензина? Мы тут не околеем?

— Нет, полный бак.

— Слава богу! Хоть в этом повезло.

Он подался к ней и, прижавшись к ее боку, обнял. Кэрол погладила его по голове, поцеловав в макушку.

— Теперь ты поспи, — шепнула она ласково. — А я подежурю.

— Давай вместе спать. Они не приедут.

— Почему ты так думаешь? — Кэрол отстранилась, взглянув ему в лицо.

— Не знаю… чувствую.

— Не говори глупости. Они приедут. Обязательно приедут. Они никогда нас не бросят. Только бы с ними ничего не случилось. А в любом случае, с Тимми и Каленом ничего не может случиться — они благословенные. И они придут.

— А как, думаешь, там тот проклятый? Если он не смог завести нашу машину и никто не проедет мимо, чтобы его подобрать, он же замерзнет там… да?

Кэрол пожала плечами.

— Не думай об этом. Он сам виноват.

— Я его не жалею, наоборот, хоть бы так и было, и он там замерз насмерть и отстал от нас.

— Согласна с тобой.

Кэрол настроила зеркало заднего вида так, что фары проезжающей машины отразились бы в нем, и она непременно бы их заметила, после чего погасила свет и фары и устало легла на опущенную спинку кресла. Патрик свою тоже опустил и снова подлез к ней поближе. Обнявшись, они прижались друг к другу и почти одновременно вздохнули.