Джек думал об этом постоянно, оглядываясь назад, пытаясь взглянуть на все иначе. На себя, на то, что делал. Он давно задавался вопросом, что не так пошло в его жизни и что этому причина. Ответ был очевиден, но он не желал его признавать. Причина в нем. Он потеряет все, уже потерял, останется один, как отец и дед, если не изменит сам себя и свое поведение, поступки. Он выбился в люди, трудом и упорством достиг многого в жизни, у него было все — любимая работа, карьера, известность, признание, деньги, власть, любимая женщина, обожающий его сын. Он сумел достичь всего, к чему стремился. А теперь сам все разрушал. Сам себя губил. Уничтожал все, чего достиг.

Только теперь Джек это осознал, увидел с такой ясностью, что был удивлен тому, что не увидел этого раньше. Что ему мешало? Почему он понял, что происходит только, когда все потерял?

И однажды утром, после бессонной ночи бесконечных размышлений, он проснулся опустошенным, но спокойным, впервые за последние дни. Он все обдумал, принял решение, его растерянность прошла, он вновь обрел уверенность, почувствовал в себе силы. Он знал, как вернуть все то, что успел потерять. Он не разделит участь мужчин-одиночек из его рода. Он разрушил, он и построит заново. Сначала выйдет на свободу. Потом вернет семью. И будет делать все это не так, как привык, как делал раньше. Нет. Он вернет доверие Кэрол и Патрика, их любовь. Даже после того, как она снова спуталась с этим прохвостом. Он стерпит на этот раз. Пусть это будет искуплением за все то горе и зло, что он ей причинил, сам того не желая. Он простит, чтобы она простила его. Он изгонит из себя своего демона, как выражался Зак, и не позволит тому разрушать себя и свою жизнь. Он не хотел больше быть чудовищем, от которого все бегут. Он так устал, измучился, что хотел избавиться от тяжести, которую нес на себе всю жизнь — тяжести ненависти, непримиримости и злобы. Он копил их в себе, начиная с того момента, когда его бросила мать. И этого в нем собралось столько, что в конце концов обрушилось на него же, раздавив своей тяжестью. Если он не скинет с себя все это, он не поднимется больше. Надо все сбросить и забыть. Всех простить. Всех, кого не мог и не хотел. И начать жизнь заново. Стать счастливым. Он всегда и все мог. Разве не сможет теперь? Сможет. Счастливым его делали две вещи — работа и семья. Он вернет себе свое счастье, и боль оставит его. Он сильный, все мог преодолеть, всегда побеждал, любого. Сможет и самого себя. Он оставит при себе ненависть лишь к одному человеку, которого прощать не собирался — Спенсеру. Найдет его, оторвет ему яйца, сотрет с лица земли, отобрав назад свою жену и сына — и будет ему счастье.

Приняв это нелегкое решение, он вдруг почувствовал, что успокоился, даже ощутил какую-то приятную легкость, словно на самом деле сбросил какой-то невыносимо тяжелый груз.

Присев, он заглянул под кровать, ища фотографию Кэрол. Когда он бросил ее, скорее всего, она попала в стенку, отскочила и залетела под кровать.

— Не это ищешь? — раздался у него над головой нерешительный голос Тони.

Подняв голову, Джек улыбнулся ему, впервые за последние дни. В руках Тони была фотография.

Выпрямившись, Джек выхватил у него ее.

— Откуда она у тебя? Кто разрешил? Что это ты с ней там делал, а? — беззлобно Джек пнул Тони здоровым кулаком в бок.

Тони расплылся в улыбке, удивленный и обрадованный произошедшей в друге перемене, на этот раз явно в лучшую сторону. «Слава Богу, пришел в себя! Отпустило!» — выдохнул Тонни про себя, а вслух сказал:

— Ничего не делал! Просто нашел ее и подумал, что не дело это, валяться твоей жене на полу, под кроватью, подобрал, попробовал в нормальный вид привести. Помялась малость… И ждал, когда ты о ней вспомнишь, чтобы вернуть. Ну… иногда любовался, конечно, красивая она у тебя — но чисто с эстетической точки зрения, без всяких там пошлостей, клянусь, ничего такого, даже не думай!

— Ладно, сделаю вид, что поверил! — хмыкнул Джек и опустил взгляд на фотографию. По лицу его прошла тень, улыбка померкла, а на лице отразилась боль. Тони с тревогой наблюдал за ним, опасаясь, что вид жены испортит его настроение, но Джек оторвался от снимка и засунул его в карман на груди.

— Как насчет партии в шахматы после прогулки? Надоело играть с бестолковым противником, который обитает в кабинете начальника, пора заменить его на супер-умного зека, а? А то мои мозги начали ржаветь.

Тони спрыгнул с койки и радостно кивнул.

— Да, я заметил, что ты в последнее время какой-то заторможенный, и с удовольствием прочищу твои мозги! — ответил он. — Берегись! Шаг и мат в три хода, поспорим?

Джек нахмурился.

— Мой комплимент, похоже, помутил тебе разум… Много о себе возомнил, гений. А мои мозги не настолько заржавели, так что не обольщайся. Поспорим!

***

Зак пришел к нему с Шоном. Оба были хмурые и явно не радовались этому визиту, предвкушая очередной нагоняй за то, что плохо, по мнению Джека, работают. Зак виновато потупил взгляд, встретившись с вопросительным взглядом босса, и напряженно сел, готовясь к вспышке ярости. Шон молчал, тоже с виноватым видом, с опаской поглядывая на брата. Окинув их внимательным взглядом, Джек вдруг разглядел, как неприятно этим людям находится сейчас здесь, с ним, они не ждали от него сейчас ничего хорошего, приготовившись к тому, что он опять будет срывать на них свою досаду и ярость, но они все равно здесь, они пришли, хоть им этого не хотелось, ломая себя, терпя его, пришли по своим соображениям и причинам, возможно, считая это своим долгом. Единственные, кто еще оставался с ним, не бросили его.

Вздохнув, Джек опустился на стул. Взял пачку сигарет, которую положил перед ним Зак и, прикурив, с удовольствием затянулся.

— Как мой отец?

Зак поднял на него удивленный взгляд, оторопев от неожиданного вопроса.

— Без изменений… вроде. Я не узнавал на этой неделе, некогда было… Но если бы он умер, мне бы сразу сообщили.

— Узнай, — решительно потребовал Джек. — Шон, лучше ты, Заку и так дел хватает. Займись моим отцом. Я хочу знать все о его состоянии, о прогнозах врачей. Возьми телефон главврача и лечащего доктора, я буду им звонить сам, каждый день мне нужен отчет о состоянии моего отца. С сегодняшнего дня все, что касается отца, под моим контролем. И твоим, Шон.

Молодой человек кивнул, а Зак улыбнулся.

— Правильно, давно пора! Забота об отце благотворно отразится на твоем деле, будет плюсом в твою защиту в суде. Я хотел тебе предложить раньше, но не решился. Был уверен, что ты даже слышать не захочешь об этом старом ублюдке, даже для дела…

— Да, так и было, — сухо сказал Джек.

— А ты не думал позаботиться о том, чтобы он вдруг не очнулся? — продолжил Зак, понижая голос. — Если старик придет в себя и заговорит, тебе будет крышка. Стоит ему сказать, что стрелял ты — и все, конец. Мы ничего уже не сможем сделать. Я бы не рисковал.

— Нет, — твердо ответил Джек.

— Но, Джек…

— Я сказал — нет! Тема закрыта. Как там Келли? — голос Джека потеплел, когда он заговорил о дочери.

— Я навещал ее вчера. Растет, набирает вес. Все хорошо, — сказал Шон. — Я сделал новое фото, вот…

Он вытащил из кармана полароидный снимок и протянул Джеку.

Тот с интересом стал его разглядывать. Губы его медленно растянулись в ласковой улыбке.

— Да, кажется, немного подросла… но все равно, какая она крошечная! Так хочется взглянуть на нее в живую… Бедненькая, ни мамы, ни папы, только чужие кругом… Скоро папа придет, малышка, — прошептал Джек и погладил пальцем фото. — Когда ее собираются выписывать?

— Через неделю. Надо что-то решать, Джек. Мы не успеем, прокурор затягивает, как может. Заседание суда опять перенесли на десять дней. Если мы не заберем ребенка, ее заберет опека…

— Нет, ни за что! Моя дочь не попадет в приют, ни на минуту.

— Но что же делать? Я могу ее забрать, но что дальше? — голос Шона сел от ужаса. — Она такая маленькая, я не справлюсь! Даже если нанять няню… доверить полностью ребенка незнакомому человеку? Я говорил с Норой, она не готова взять на себя такую ответственность. У нее нет ни опыта, ни знаний для заботы о таком маленьком ребенке. Я тоже не могу… прости, Джек! Я никогда младенца даже на руках не держал!