— Зато мне нравится, — хмыкнул Исса. — И твоей маме.
— Разонравится. А пока этого не произошло, от нее надо избавиться.
— Угомонись, звереныш, серьезно тебе говорю, — голос Иссы посуровел, в нем даже послышалась угроза. — Не отстанешь от Торес, будешь иметь дело со мной, понял?
— Ладно, подожду, когда она тебе надоест, и сам захочешь от нее избавиться. Обращайся, если у самого рука не поднимется, — Патрик ухмыльнулся. — Я устал, пойду к себе. Завтра не будите. К Луи не пойду, не хочу. Скажите, заболел.
Захватив попкорн, он пошел к себе. Кэрол поспешила за ним.
— Сынок, я провожу тебя… Можно побыть с тобой немного? Я соскучилась.
— Конечно, мам. Пойдем, — приостановившись, мальчик подождал ее и взял за руку, после чего они вместе скрылись в его комнате.
Тим и Исса остались одни и в замешательстве обменялись взглядами.
— М-да… ну и дела, — прошептал Исса, потирая подбородок. — Не нравится мне все это, ох, как не нравится! Чем дальше, тем страшнее что-то становится… А ты что молчишь? Что думаешь-то?
— Я думаю, что в последнее время ты что-то слишком часто стал бояться. На тебя это не похоже, — холодно отозвался Тим.
— Не похоже? Конечно, не похоже, потому что раньше я никогда не сталкивался с такой хренью! — взвился Исса.
— И что? Это повод превратиться вдруг в труса?
— Что ты сказал? Ты назвал меня трусом?
— А как бы ты сам назвал человека, который постоянно говорит о страхе и о том, что он боится? Ты никогда и никого не боялся, и меня это раздражает! Я не привык к тому, чтобы рядом был тот, кто чего-то боится…
— Я не боюсь, ничего и никого! А если ты сейчас не заткнешься, я тебе опять врежу!
— Хорошо, я заткнусь. Но если ты опять начнешь бояться, я сам тебе врежу.
Исса некоторое время недоверчиво смотрел на него.
— А ты сам… если без понтов… неужели тебя не пугает вся эта хрень? Даже Спайк боится, а я не помню, чтобы он когда-то чего-то боялся.
— Нет, не пугает. Я не понимаю, чего я должен бояться. Когда пойму, может и стану бояться. Напугайте меня, покажите то, чего я должен испугаться — тогда я испугаюсь.
— А Луи?
— А что Луи? Убивает взглядом? Да, необычно… И что? А я убиваю из винтовки. И сколько еще людей убивают. И что, теперь надо всех убийц бояться? Пусть бояться те, кто не убийцы, а мы не из их числа. И тебя пугает не сам Луи. Тебя страшит то, что ты чего-то не понимаешь. Чувствуешь угрозу, но не можешь ее понять.
— Да… наверное, — смущенно пробормотал Исса, вдруг устыдившись.
— Ничего, мы разберемся, — Тим хлопнул его по плечу. — И тогда решим, бояться нам или нет.
Исса рассмеялся, расслабившись, и пнул друга в ответ, ударив кулаком по плечу.
Торес, услышав, что Кэрол с Патриком ушли в его комнату, вернулась и заискивающе подлезла Иссе под бок, прижавшись к нему.
Исса недовольно покосился на нее, но не оттолкнул и обнял за плечи.
— Держи язык за зубами, Мел, — сердито сказал он. — Если этот пацан увидит в тебе угрозу, ни я, ни Кэрол тебя не спасем. Нам уже доводилось видеть, на что он способен. Я не просто так называю его зверенышем, поняла? Это не ребенок, запомни, это убийца, настоящий чертов маленький маньяк, который получает кайф, кромсая живого человека ножом. В нем нет страха и жалости, он убивает, не задумываясь. И Кэрол никогда не могла его остановить. Запомни это.
— Но это же ужасно. Ты так спокойно об этом говоришь, — прошептала Торес. — Что будет, когда он вырастет? Что будет, если все, что говорит старик о нем — правда? Как вы можете так спокойно ко всему этому относиться? К тому, что он уже угроза, потому что уже убивает людей?
— А как, по-твоему, мы должны, относиться? Отправить его в исправительное учреждение для несовершеннолетних? Или в дурдом? — Тим остановил на ней пристальный взгляд больших синих глаз. — Тогда уж ему точно захочется поквитаться с этим миром, сломавшим его жизнь и так с ним поступившим. Ясновидящая Кэрол, эта Габриэла, говорила, что, наоборот, его надо беречь от всякого негатива, беречь от боли и ярости, чтобы в нем не пробудилось то самое… нечто. Он никогда не убивает просто так, не нападает первым. Он убивает только тех, в ком видит угрозу. Да, он делает это не без удовольствия, но беспорядочных и бессмысленных убийств он пока еще не совершал. Просто его не нужно провоцировать.
— Все равно нельзя убивать людей, даже если тебя провоцируют, это неправильно. А если бы все так делали — наш мир превратился бы в резню…
— Наш мир и есть резня, где люди постоянно убивают друг друга. И мы такие. Поэтому мы относимся спокойно и к Кэрол, и к Патрику. А они — к нам. Ты другая, поэтому никогда не поймешь и не примешь ни нас, ни наши взгляды на жизнь. Овца никогда не поймет волков. Поэтому тебе не место среди нас.
На лице Торес отразилась обида.
— Если я не считаю правильным убивать людей — значит, я овца? И остальные нормальные люди, по-твоему — тоже?
— Я образно выразился. Я не хотел тебя обозвать или оскорбить. И других, «нормальных» — тоже. Но эти другие всегда нас отталкивали, не принимали в свое общество, — на лице Тима вдруг появилось ожесточенное выражение. — Всю жизнь такие, как ты, «правильные» и «порядочные» обращались со мной, как с недостойным… сначала потому что я оскорблял их благочестивые взгляды своей обезображенной внешностью, надо мной смеялись, издевались, когда я был ребенком… Потом я пал еще ниже, когда стал бродягой и беспризорником, «отбросом» общества, так вы говорите?
— Брат, завязывай. Чего взбесился? — примирительно вмешался Исса, положив ладонь ему на плечо.
— Так вот и он — такой же, из «отбросов», если ты не знала, — Тим кивнул в сторону друга, гневно играя желваками. — И выжил я только благодаря ему. Он научил меня выживать. Сначала на улицах, потом на войне… И даже после… А «хорошие» и «правильные» как не принимали нас в свое общество, так и не принимают. Но теперь нам это и не нужно. Мы остаемся там, куда нас спихнули еще в детстве — среди худшей половины человечества, как вы любите говорить. И живем так, как мы считаем нужным, а не вы, по своим понятиям, а на ваши «правильные» нам наплевать! Так что придержи при себе свое «правильное» мнение. Ты сейчас на нашей территории, среди «плохих», «не нормальных», на худшей половине. Возвращайся на свою, и там можешь сколько угодно обсуждать и осуждать таких, как мы.
— Но я… не осуждаю… — растерянно простонала Торес и в отчаянии закрыла лицо руками. — Что вы на меня все сегодня нападаете?
— Потому что ты не делаешь, что я тебе велел — не держишь свой язык за зубами, — процедил сквозь зубы Исса. — Здесь нет желающих выслушивать подобные рассуждения. Мы же не высказываем тебе, что думаем о таких, как ты, которые называют себя «нормальными». Хотя нам много есть, что сказать. Мы ненавидим вас. И поверь, вы — не лучшая половина, как сами себя называете. Мы считаем, что все совсем наоборот. Никогда не говори больше при нас о таких вещах. Никогда.
— Хорошо. Простите меня… я не хотела ничего плохого, — Торес погладила Иссу по руке, испугавшись угрозы и неожиданной неприязни, прозвучавшей в его голосе, но он отнял руку и поднялся.
— Ты никуда с нами не пойдешь. Как только мы отсюда уйдем, мы отпустим тебя. Можешь рассказывать что кому хочешь, нам все равно. Это не поможет нас найти, поверь.
— Да что я такого сказала?! — в отчаянии вскричала Торес, тоже подскочив.
— Ничего. Просто вали к своим «нормальным» людям. А мы, «не нормальные» пойдем своей дорогой.
— Исса, я не хотела сказать, что вы не нормальные, я…
— Отстань.
От развернулся и вышел. Тим пошел за ним. Проводив их растерянным взглядом, Торес упала на диван и разрыдалась.
Исса ушел к себе, а Тим, потоптавшись у комнаты Патрика, так и не решился заглянуть. Кэрол была там, и он пошел в свою комнату.
Он был удивлен и обрадован, когда она заглянула к нему через полчаса.
— Патрик очень расстроен, — поделилась она. — Он не хочет больше ездить к Луи. Старику это не понравится, а Патрик упрямый и не позволит себя принуждать. Нам нужно уходить, ждать больше нельзя.
