В сопровождении нескольких других вожаков они тотчас отправились к дворцу, тогда как прочие остались на месте, чтобы организовать народ, занять пути к арсеналам и собрать многочисленные толпы у дворца, с целью тотчас двинуться на приступ, если посланные депутации не вернутся назад через час.
Провожаемый многочисленной массою народа, возбуждавшей себя к всё возраставшему одушевлению, Колонтай со своими товарищами достиг дворцового двора. Королевские уланы стояли на карауле; они спросили, что нужно пришедшим.
— Мы требуем, чтобы министры выслушали нас, — последовал ответ Колонтая, — мы хотим узнать от имени народа, что решило предпринять правительство, чтобы защитить народ от большой беды при угрожающей всем опасности.
— Значит, вы — друзья короля? — спросил тогда улан, карауливший ворота.
— Друзья короля, который избран народом и защищает право и честь народа, — ответил Колонтай.
Улан как будто удовлетворился его ответом.
— Входите, — сказал он, — если вы — друзья короля, то господа там во дворце сделают хорошо, если выслушают ваш совет и последуют ему.
Когда Колонтай, сопровождаемый кликами народа, теснившегося кругом, входил в ворота, какой-то молодой парень, судя по запачканной мукою куртке, батрак с мельницы, точно так же был пропущен во двор стражею, которая приняла его за дворцового служителя. В руках у него была сложенная бумага; робко и боязливо оглянувшись во все стороны, он подошёл к Колонтаю и сказал:
— Прошу прощения, пан, я не знаю, куда мне здесь обратиться. Не можете ли вы мне сообщить, где сыскать тут пана, чьё имя выставлено на письме? Я спрашивал на улицах, мне велели идти во дворец, но я всё-таки не знаю, как мне его найти, говорят, что он — командир гвардейцев.
Колонтай, поглощённый собственными мыслями, кинул беглый взгляд на бумагу, которую держал пред ним парень, и, пожимая плечами с видом сожаления, ответил:
— Это — генерал Коччеи. Только ты пришёл не вовремя: генералу будет не до того, чтобы читать прошение и сделать что-нибудь для просителя.
— О, милостивый пан, — возразил работник, — бедняга действительно нуждается в помощи, и если бы только тот генерал знал, как ему приходится плохо...
— Ну, — нетерпеливо перебил Колонтай, — тогда ступай в караульную, оттуда тебя проводят к генералу; но говорю тебе заранее, что сегодня ты едва ли добьёшься чего-нибудь от него.
Парень последовал полученному указанию и подошёл к дверям караульни, где снова показал солдатам свою бумагу.
Колонтай направился к внутреннему входу, чтобы велеть доложить о себе министрам, которые всё ещё находились в полном своём составе во дворце; однако внутренний караул и толпившиеся в сенях лакеи оказались менее сговорчивы, чем стража у наружных ворот: они вздумали ставить различные затруднения непрошеному посетителю. Во всём дворце господствовало страшное недоверие к каждому новому лицу. Колонтая принялись подробно расспрашивать о том, что ему надо от министров, и, чем неохотнее, чем спесивее отвечал он на эти расспросы, тем недоверчивее относились к нему. Наконец он вспылил и собирался уже отправить одного из своих провожатых назад, чтобы сообщить собравшемуся на площади народу, какой неблагосклонный приём встретили здесь его желания, что бесспорно должно было послужить знаком для атаки дворца.
Но тут весь дворцовый двор внезапно огласился громким криком радости.
Колонтай оглянулся назад; дворцовая прислуга и караульные в сенях также высыпали на крыльцо, чтобы узнать причину такого ликования, поразительного при настоящих обстоятельствах.
Виновником поднятого шума был генерал Коччеи, который только что вышел из подъезда, где солдаты подвели к нему молодого парня в куртке, выпачканной мукою. Генерал — высокий, стройный мужчина лет пятидесяти, с благородным, резко очерченным лицом — взял бумагу из рук батрака, который так усердно разыскивал его, и, познакомившись с её содержанием, издал тот громкий радостный крик, который раздался по всему дворцовому двору. Сбегавшиеся со всех сторон любопытные увидали к своему удивлению, как обыкновенно гордый и неприступный генерал обнял работника с мельницы и нежно прижал к груди, после чего сложил руки и взглянул на небо, точно хотел произнести благодарственную молитву. Но потом он широко расставил руки и воскликнул громким голосом на весь двор:
— Слава Богу!.. Король нашёлся, он жив, он спасён!
В одну минуту весь дворцовый двор наполнился людьми, даже во всех окнах показались любопытные лица. Народ валил сюда извне. Караульные не думали больше удерживать его, и, пока генерал Коччеи кинулся наверх в зал заседания министров, чтобы сообщить там полученные известия, торжествующие клики уже гремели вокруг всё громче и громче.
Колонтай оцепенел на один миг при таком известии, которое было так же неожиданно и поразительно для него и для всех прочих, как и похищение короля пред тем. Его спутники, поражённые слышанным, вопросительно смотрели на него, и он воскликнул:
— Мы должны пробраться вперёд, теперь мы тем менее не смеем отступать. Народ выступил наконец на сцену, он поднял руку, чтобы заняться устройством собственной судьбы. Он не должен допускать, чтобы его опять оттеснили назад. Вперёд, друзья мои, вперёд! Пойдёмте наверх к министрам. Народ стоит за нами. Если король действительно отыскался, то при своём возвращении он найдёт в своём правительстве народных представителей.
С этими словами зачинщик бунта выступил вперёд, чтобы подняться на лестницу, но это оказалось невозможным. Слуги, гвардейцы, придворные и государственные чиновники теснились на ступенях беспорядочной толпой и каждую минуту Колонтаю с его спутниками приходилось выносить новые объятия, выслушивать новые изъявления радости и новые вопросы.
Генерал Кончен поспешно спустился обратно вниз и приказал, чтобы эскадрон улан сел на лошадей, а также потребовал, чтобы ему подвели его собственную верховую лошадь.
Теперь не было возможности двинуться дальше. Целый людской поток катился из внутренних помещений дворца во двор, так как многие сановники также хотели разыскать своих лошадей, чтобы присоединиться к генералу.
Колонтая увлекали всё дальше; на дворцовом дворе он встретился с несколькими прочими вожаками, которые проникли сюда из своих кучек народа на площади.
— Мы не должны упускать случай, который, пожалуй, никогда больше не подвернётся, — воскликнул Колонтай. — Теперь, когда ничто в городе не может сопротивляться народу, нам нужно вытребовать новую конституцию, способную дать отечеству здоровую внутреннюю силу. Если король при своём возвращении увидит, что город и правительство в наших руках, если народ окружит его, будучи вооружён, то, конечно, ему придётся волей-неволей согласиться с тем, что он застанет здесь в виде совершившегося факта, и плоды заговора, устроенного другими, достанутся нам. Спешите, спешите, друзья мои! Велите вашим людям открыть нам вход, остальные же должны вооружиться; им следует немедленно открыть арсеналы, занять дворец и ворота, чтобы город был в нашей власти, когда вернётся король!
Вожаки, разумеется, пытались столковаться с окружавшими их толпами народа, но это было невозможно; опьянение, казалось, овладело всеми, на каждое слово следовал ответ:
— Да здравствует король! Смерть изменникам!
Народное движение во вкусе Колонтая стало невозможным; народ не понимал, с какой стати теперь, после того как король отыскался, он всё-таки должен подниматься, когда причиной его восстания было именно похищение короля.
Король Станислав Август, который долгие годы был безразличен для всех своих подданных и ненавистен патриотам всех политических партий, внезапно стал предметом поклонения, а его имя тысячекратно повторялось в ликующих кликах народа.
Эскадрон улан выстроился. Генерал Коччеи сел на лошадь и двинулся из ворот дворца.
Теснившимся к нему ближе всех он отвечал на их вопросы, где нашёлся король, только следующее:
— В Мариемоне. Через час его величество будет здесь!