Вторую игру подряд провожу на валидоле, подумал комментатор, а ведь завтра играть снова с Америкой! Отработаю ещё два дня и в отпуск, нервы лечить.

— Итак, на вторую половину игры тренер Спандарян выпустил следующее сочетание игроков, — Озеров протёр платочком лоб, — центровой Петров, форварды Зубков, Вольнов и Корнев, разыгрывающий двадцатый номер Богдан Крутов. Александр Петров выиграл спорный мяч. Пас на Крутова, и Богдан переводит игру в зону атаки. Он получает заслон от Зубкова, второй заслон от Вольнова и врывается под кольцо. Бросок! Есть два очка в нашу пользу, 36:32. Да, сейчас придётся поломать голову итальянскому наставнику Нелло Параторе, что делать с нашей двадцаткой.

— Я Алезини взял! — крикнул я своим партнёрам давая понять, что опекаю разыгрывающего итальянцев, который мне чем-то напомнил российского игрока из будущего Василия Карасёва.

Марио хорошо прикрыл мяч корпусом и, не дожидаясь, пока я выгребу его у него из-под носа отдал на Джанфранко Ломбарди, по прозвищу Дадо. Эти двое нам сегодня, много крови попортили. Перед Дадо вырос как из-под земли Корней. Ломбарди отпасовал на центрового Антонио Калеботту, которого прикрыл Зубков. Калеботта пару раз стукнул мячом в пол, пытаясь продавить спиной нашего спортсмена, но я тут же бросился на подстраховку и резко перехватил мяч и откинул его на свободного Петрова. Итальянцы, кроме Алезини, быстро вернулись в защиту. Саша Петров вернул мяч мне, и мы всей пятёркой пошли на половину поля лазурно-синих. Алезини пару раз безуспешно попытался меня попрессинговать, но как говорится, руки у вас батенька коротки.

— Корней, уйди в край! — я показал Юре пальцами левой руки номер комбинации.

На тренировках мы для некоторых наработок придумали обозначения. Один палец, значит все встают широко, и я играю изоляцию, то есть обыгрываю в одиночку своего оппонента и иду на кольцо. Два пальца играем аллей-уп. Три — двойной заслон. Четыре — выводим крайнего на бросок. Кулак играем заслон с разменом. Пять пальцев, значит, крайний должен резко открыться под кольцом. Не все конечно в реальном матче работало, и мы часто по ходу импровизировали и находили другие продолжения атаки. Но некая определённость всегда давала дополнительную уверенность.

Я дождался, пока опекающий Корнея итальянец Дадо вытянется за ним в угол, и наш игрок резко рванётся под щит. Я тут же отдал пас на ход Юре. Корнеев выпрыгнул в паре метров от кольца, и сам в свою очередь сделал скидку на Сашу Петрова. Наш центровой аккуратно переправил мяч в корзину, 38:32.

После чего мы ещё дважды удачно отзащищались в обороне и я забили в быстрых отрывах два мяча. При счёте 42:32, Нелло Параторе взял тайм-аут.

Непередаваемая игра слов, так я для себя прокомментировал минутную миниатюру итальянского тренера. Какой актёр пропадает на тренерском мостике!

— Вот это совсем другое дело! — Николай Озеров, взял в руки микрофон, и расслабленно откинулся на спинку стула, — ко второй половине второго таймы разрыв в счёте вырос до двадцати очков. Ничего не может противопоставить Параторе наступательному напору нашей советской команды. А это значит, завтра нас ждёт самый настоящий финал. Битва за золотую олимпийскую медаль! Тренер Спандарян усадил Крутова на скамейку и выпустил реактивного тбилисткого динамовца Гурама Минашвили. И правильно, золотая рука нашего двадцатого номера завтра ещё ой как понадобиться.

Дожали мы окончательно посыпавшихся итальянских баскетболистов к концу игры, 54:98. Последние десять с лишним минут я лишь подбадривал с бровки своих партнеров по сборной, весело размахивая полотенцем. Интересно, думал я, потянем ли мы матчевую встречу против звёзд НБА? Там ведь собраны лучшие баскетболисты планеты. Профессионалы на все сто процентов. А у нас что? Пока тренер не прикрикнет, спортсмен ведь не перекрестится. А над мелочами вообще никто не работает! Как правильно корпус поставить, чтобы во время передачи никто мяч не перехватил, как ноги должны работать во время защиты, как мяч должен на пальцах лежать при броске. Вон, Круминьш до сих пор штрафные пробивает из-под «юбки». Анахронизм!

Я каждый день, здесь в Олимпийской деревне совершаю по двести выстрелов по кольцу перед сном, без всякого понукания Суреновича. И никто из команды ко мне ещё ни разу не присоединился, кроме Корнея, конечно. Вообще этот полулюбительский статус советского спорта много вреда приносит, потому что двум Богам служить нельзя. Ты либо любитель, который после работы в охотку стучит по мячу, либо профи, который ежедневно и самостоятельно живёт спортом. Во тогда и НБА крушить смело можно.

— Чего задумался? — весело толкнул меня в плечо Корней.

— Да надоела мне эта Олимпиада, разобраться бы завтра со штатами и в Москву, — улыбнулся я.

— Что итальянки разонравились? — хохотнул Юра.

— Нет, просто наши лучше, — я тоже толкнул Корнея в плечо.

На выходе из «Палаццетто делло Спорт» меня встретила Маура. Мои партнёры по сборной поулыбались, но ничего скабрёзного не сказали, когда я подошёл к девушке.

— Ты меня проводить? — спросила она.

— Если только до двери общежития, — улыбнулся я и, передав сумку с формой Корнею, двинулся по тёмным кривым улочкам Рима.

Мы большую часть пути до бульвара Пинтуриккьо прошли молча. Никто не решался начать разговор. Никогда не умел объясняться с барышнями, у которых не пойми какие мысли в голове.

— Ты меня не любить? — наконец первой спросила меня Маура Лари.

— Я с тобой дружить, согласна? — в темноте не было видно лица девушки, — я вообще через два дня уезжаю. И когда вернусь, не знаю.

— Я с тобой ехать в СССР, — Маура кинулась мне на шею и плотно прижалась ко мне, — я просить гражданин СССР.

— Хорошо-о-о! — неожиданно прокричал я так, что девушка сама отскочила от меня, — через год, если не передумаешь, я сам обращусь в советское посольство, чтоб тебе предоставили наше гражданство.

А через год, подумал я, много воды утечёт, и либо шах помрёт, либо осёл, как выразился бы Ходжа Насреддин, который обещал научить разговаривать осла, правда, через десять лет.

— До свидания! — крикнул я, помахав рукой, — завтра у меня важная игра! Аривидерчи!

И чтоб было меньше слёз, я припустил в Олимпийскую деревню. Нужно было, как следует выспаться, собраться с мыслями. И самое главное у меня возникло какое-то нехорошее предчувствие. И всю ночь мне снились волки, на которых велась охота, и я был одним из этих беззащитных хищников.

С большим трудом Том Мешери раздобыл билет на решающий матч Олимпийского баскетбольного турнира. Ему пришлось немало побегать по Риму, посетить спекулянтов, большинство из которых толклось около Палаццо Колонна, в самом центре итальянской столицы. Американец переплатил, наверно, раза в четыре выше номинала. Но за такую игру не жалко решил для себя Мешери, протискиваясь на свое место на десятом ряду ближе к углу баскетбольной площадки. Что ж, буду смотреть матч по диагонали, немного взгрустнул Том.

Когда он уселся в кресло, ему вдруг пришла странная мысль, а за кого белеть? Одна часть его сознания хотела победы США, а другая, всплывшая из глубин подсознания, твердила: «Эй, парень, ты же русский, и сегодня будут биться твои кровные родичи, разве ты хочешь их поражения?»

Перед самой игрой Николай Озеров, которого потряхивало от напряжения, заглянул в раздевалку сборной СССР. Благо, что главный тренер Спандарян счёл уместным появления известного в стране комментатора перед игроками.

— Как настроение? — первым делом поинтересовался он.

— Велика Россия, а отступать некуда — позади Рим, — под хохот баскетболистов, ответил Богдан Крутов.

— Хорошо, что у вас такой боевой настрой, — улыбнулся мэтр комментаторского ремесла, — столько телеграмм пришло из всех уголков Советского Союза в поддержку команды.