— Хоть где, — зашептал, сверкая дикими глазами Семён, — хоть в Сибири, хоть на Урале, но в воскресенье чтоб был!

И кто ж там, на Урале, сейчас есть из тех актёров, кто выстрелит потом? Нет, ни Урал, ни Сибирь, вообще не вариант, туда ехать несколько дней. Это я минимум неделю потрачу в поисках неизвестно кого и неизвестно где. Здесь будем искать, в Москве. Думал я, шагая прямиком в буфет. Ведь к девяти часам вечера к политинформации и комсомольскому собранию нужно было, как следует приготовиться. Поэтому я купил пару бутылок красного крепленого вина, пару арбузов, три дефицитных лимона, и в несколько больших бутылок с плотной пробкой я нацедил из уличного автомата газировку. Чекушку водки, пришлось взять на всякий пожарный случай, про запас. А лёд для политинформационных коктейлей мне помогла сделать Зинаида Петровна, она залила в три пластмассовые ячеистые формочки воду и сложила их в морозильник.

— Ну, шалопай, не дай Бог твои комсомольцы тут напакостят, — шипела на меня буфетчица, — я же тебя по судам затаскаю.

— Тётя Зина, я вас умоляю, — улыбнулся я, — у меня комсомольцы смирные и воспитанные, одна даже в ГИТИСе учится сеять разумное, доброе, вечное.

— Знаю я твоих сеятелей, как напьётесь, то хуже холеры, — бурчала Зинаида Петровна, — всё мне здесь устряпаете. А кто потом мыть будет? Кто будет мыть, я хочу знать?

— Мыть, согласно штатному расписанию, здесь будет специальный подготовленный человек, — отмахнулся я, думая, где бы найти трубочки для коктейлей, — и вообще подайте, в конце концов, объявление.

— Какое? — растерялась буфетчица.

— Молодая красивая женщина, для создания ячейки общества, желает познакомиться, алкоголиков и тунеядцев, просьба не беспокоить, — хохотнул я, — иначе ваш характер никакими пирогами уже не исправить.

— Шалопай, врун, болтун, — забубнила себе под нос, задумчиво, женщина, — всё Наташке расскажу.

В девять часов вечера вокально-инструментальная группа «Синие гитары» и любительский театр Семёна Болеславского собрались в буфете, чтобы прояснить для себя, что в мире сейчас делается.

— А вот, что пишет газета «Правда», — я расправил свежий номер и ткнул пальцем в передовицу, — стабильности нет, товарищи, актёры и музыканты. Всё потому, что сознательность некоторых несознательных граждан отстаёт от научно-технического прогресса.

— Богдаша, — пророкотал Высоцкий, — ты нам тут это мозги не пудри, зачем собрал? Мы тут все, можно сказать, свои люди.

— Ну, тогда помогайте, раз свои люди, — газету «Правда» я временно бросил на подоконник, — Володя, разрежь арбуз. Наташа, достань лёд из морозилки. В общем, будьте как дома, но не забывайте, что вы в гостях, — я выставил несколько стеклянных фужеров на барную стойку.

Готовить коктейли я, конечно, был не большой специалист, но налить газировки, бросить кубик льда, сунуть тоненькую дольку лимона и подлить для цвета несколько капель вина, ума много не понадобилось. Зато через пять минут, политинформация и комсомольское собрание потекли в конструктивном русле. Народ заулыбался, былые обиды временно отступили. Первым делом вместе с газировкой я подмешал по пять грамм водки для Толика и Саньки. А когда ребята от принятого зелья раскраснелись, я их вывел в коридор «покурить».

— Как жить мужики дальше будем? — спросил я бузотеров.

— Буду искать другую группу, — Зёма пьяно хмыкнул, — стучу я не проф-ф-ф…

— Не профессионально, — подсказал я.

— Не, не, не, — замах руками Маэстро, — я пойду петь в другую…, а у вас Наташка есть…

Толик всхлипнул, от накативших на него чувств.

— Вместе пойдём на вокзал гас-гас-гастролировать, — стал успокаивать его Санька, — мы же с тобой друганы!

— Ты меня уважаешь? — Толик посмотрел в пьяные глаза друга, который тут же кивнул важно головой.

Прекрасно, подумал я, перемирие примерно на неделю гарантированно. А до выходных расселим их по разным квартирам, ещё успеют соскучиться друг по другу. Первую конфликтную парочку я вернул в буфет и сунул им в руки по большой дольке арбуза. Пока мы отсутствовали, Высоцкий взял гитару, и уже напевал, что на Тихорецкую состав отправиться. Я отобрал фужеры у Нины Шацкой и у Юлии Николаевны, которые уже немного раскраснелись и весело подпевали Володе. И вернулся к барной стойке.

— Беленькой добавь по чуть-чуть, — я шепнул Наташе, — сейчас ещё парочку помирим, и можно комсомольское собрание считать закрытым.

— Хде Ипполит Георгиевич-ч-ч? — Семён Болеславский вцепился мне в плечо.

Вроде режиссёру не наливали, пронеслось в моей голове, где же он так успел дойти до кондиции?

— Завтра найду, — пробурчал я, — с Володей с самого утра поедем по театральным ВУЗам столицы.

Болеславский погрозил мне пальцем. После чего я его усадил в уголок и дал в руки газету «Правда», намека на то, что я не вру, век воли не видать.

— Если у вас нету дома, пожары ему не страшны, — пел Высоцкий, улыбаясь и посматривая на Нину Шацкую, — И жена не уйдет к другому…

Да, заварил я кашу, подумалось глядя на довольных актёров. Этак Владимир Семёнович второй раз женится не на Людмиле Абрамовой, а на Нине Шацкой, которая по идее должна выйти замуж за Валеру Золотухина, а потом уже за моего любимого актёра Леонида Филатова. С другой стороны может они к тому времени успеют поссориться. Ведь талантливые люди не только влюбчивые, но и вспыльчивые.

Барышень я вывел проветриться, только через десять минут, когда Высоцкий решил передохнуть и передал инструмент Толику Маэстро, который долго не мог понять, почему струн семь и почему привычные аккорды не звучат?

— Зря ты нас, Крутов, арбузом накормил, — пьяненько покачиваясь, высказалась моя бывшая литераторша, — всё равно я из спектакля ухожу.

— Очень хорошо, — усмехнулась Шацкая, тоже придерживаясь одной рукой за стенку, — я завтра двух Галь приведу из института. Они даже согласны режиссёру дать…

Нина посмотрела удивленно на меня, и интеллигентно прикрыла ладошкой рот.

— Что-то какой-то пьяный арбуз попался, — пробормотала она.

— Куда без очереди? — возмутилась Юлия Николаевна, — Галя! Это моя роль, теперь назло никому не дам!

— Худой мир, лучше доброй ссоры, — грустно заметил я.

Театр — это клубок целующихся змей, и с этим мне лучше смириться, думал я, развозя музыкантов и актёров по домам. Юлию Николаевну пришлось самолично проводить до квартиры, Нину Щацкую галантно вызвался сопровождать Высоцкий. И пока автобус трясся по ночному городу, Санька и Толик успели полностью протрезветь и хмуро смотрели друг на друга.

— Завтра Вадька сходит на рынок, — сказал я, когда мы подъезжали к нашей избушке, — поспрашивает, кто и где сдает комнаты внаём. Так что готовьтесь к самостоятельной жизни.

— Давно пора, — хором высказались ребята, и отвернулись в разные стороны.

Утром во вторник первым делом я заехал в редакцию «Пионерской правды», узнал, по какому адресу скрывается гражданин Виктор Прохоркин. Нужно же было написать статью в «Советский спорт», а Витюша — это не только бесплатная печатная машинка, он также хороший советчик, который поможет скруглить острые углы. А то я себя знаю, в нужных местах могу и не «затормозить». Главная редактор детской газеты, Татьяна Владимировна, неожиданно была мне очень рада. Она сказала, что Виктор живёт сейчас по другому адресу, и что лучше побеспокоить начинающего, но уже очень занятого писателя в районе восьми часов вечера.

— В восемь, так в восемь, — пробурчал я, — а чё он из дома переехал? Женился что ли?

— Можно сказать и так, — промурлыкала Татьяна Владимировна.

С Высоцким, как и договорились накануне, мы встретились у памятника Маяковскому. Судя по его помятому виду, дома он не ночевал. Как влез, в подаренный мной, красный джипсовый костюм, так в нём и щеголял. Кстати, Москва стала меняться. Нет, нет, но я частенько стал встречать людей, которые тоже уже где-то раздобыли дефицитные джипсы.