— Осторожнее, — попросил глухо, как из бочки, звучащий голос. Человек, которому он принадлежал, аккуратно подхватил меня за бока, помог подняться и повёл к выходу.

Безостановочно кашляя, заливаясь слезами и соплями, я не могла разобрать, кто это. Меня будто головой макнули в цистерну с самым ядрёным перцем в мире и единственное, что меня сейчас заботило — можно ли прекратить этот ад иначе, чем пулей в лоб.

Меня уложили, трава кольнула кожу, которая тоже зудела и горела.

— Один? — спросил кто-то над головой.

— Один, — гулко ответил мой провожатый. Должно быть, он был в какой-то защитной маске. Прошелестело, упало в траву. Теперь голос звучал нормально, и я узнала Артура. Он коротко бросил: — Обе канистры сюда. И бутылки с переднего сидения. Быстро.

Я грешным делом решила, что Аркадия будут жечь, но канистры оказались для меня.

— Не бойся, это не надолго, — сказал Арт в те несколько секунд, пока ему тащили нужное, — сейчас нужно нейтрализовать слезоточивую смесь, и боль уйдёт. Слышишь? Подай знак, если да.

Не в силах говорить, я стиснула его предплечье.

А потом меня принялись обтирать чем-то, подозрительно похожим на перекись. Придерживая затылок, Арт влил в меня полбутылки воды с ярким привкусом соды, велел прополоскать рот. Набрал из этой бутылки в ладони и заставил поочерёдно втягивать жидкость ноздрями. Возражать желания не было. Сейчас бы я послушалась его, даже прикажи он сжевать горсть песка. Вслед за перекисью пошла скользкая мыльная вода.

— Сейчас будем промывать глаза. Это неприятно. Постарайся мне не мешать.

— С удовольствием, — прохрипела я. — Чем?

Имелось в виду, что в таком состоянии помех от меня, как от моховой кочки, но парень решил, что это приступ любознательности:

— Физраствор.

По завершению всех процедур, с последующим переодеванием в какой-то халат, я вымокла, как мышь, но зато была в состоянии моргать и кашляла реже раза в секунду. Лёгкие ещё жгло, но горлу явно помогло полоскание.

Кутаясь в мягкий махровый ворот я наконец-то разглядела, где очутилась. Совсем глухая глухомань, покосившийся сарай с шиферной крышей и зарослями крапивы. За ним валялись на боку бетонные кольца и блоки, дальше зеленел совсем уж непроходимый бурьян. Готова поставить собственную удачу (ха-ха), что состоял он преимущественно из борщевика.

Вместе с Артом здесь был Кикир и Федя, водитель Дубовского. Который в эту секунду безо всякого усилия, как тряпичного зайца, выволок на улицу Аркадия. Лицо у того распухло и налилось густой синевой. Я завороженно уставилась на кровавое месиво, которое минуту назад было человеком, к горлу подкатил ком. Аркадий слабо шевельнул ногой, и мне, отчего-то, стало полегче.

Дубовский сплюнул на землю, от души вломил похитителю под рёбра и только тогда подошёл. На нём была такая же маска и защитные перчатки, как на Арте, а ещё бронежилет и кобура. Кобура была пустой. Я опустила взгляд, увидела пистолет в руке и невольно шагнула назад. Не потому что испугалась чего-то реального, больше от зловещей ауры смерти, которое несло оружие. Оно больше не казалось мне ни крутым, ни красивым.

— Ты как? — Он был возбуждён недавней дракой, глаза заблестели, показавшись из-под снятой маски. Растрёпанные волосы были влажными от пота. Дубовский наклонился ко мне с высоты своего роста, стал спрашивать, требовательно и ласково, как у ребёнка: — Он сделал тебе что-то? Больно сделал?

И эта забота после череды чудовищных переживаний стала последней каплей.

Я обхватила его обеими руками, уткнулась головой в грудь и разревелась.

— Ох… — Он покачнулся от неожиданности. Осторожно обнял меня, прижал к себе. — Всё хорошо, — раздалось над моим ухом, тихо и нежно. Те самые слова, которые мечтаешь услышать после того, как тебя собирались пытать. Дубовский что-то успокаивающе шептал мне на ухо. А потом бархат в голосе сменил скрежет металла: — Сейчас кончим ублюдка, и всё точно станет хорошо.

Я в ужасе уставилась на Дубовского:

— Подожди, что?.. Ты же не… Ты же не серьёзно сейчас?

Он хмуро посмотрел на Арта, сделал не понятный мне жест, сведя вместе три пальца. Тот молча кивнул, спокойно и хладнокровно надевая перчатки, которые успел скинуть.

Я заметалась, не зная, что делать.

— Т-ты мог бы его допросить, — запинаясь, сказала я. — Узнать, зачем он…

— И так знаю, — прервал меня Дубовский. Его ладонь вернулась на мою спину и теперь давила, как бетонная плита.

— Не суетись, невеста, — осклабился Кикир и подмигнул. — Всё чики-чики, наш умелец чисто работает, никакой кровищи. А то помню, мы однажды козла одного завалили, так я в его кишках сверху донизу был, за*бался отмываться потом. Макс, помнишь? Эх-х, хорошее время было… — Он с удовольствием потянулся, словно рассуждал о сортах выпечки в кофейне, а не об убийстве. — Душе-е-е-вное.

Оторопело застыв, я таращилась на них, надеясь, что просто потеряла сознание и всё это мне снится. Но Артур уже набирал из пузырька в инсулиновый шприц какой-то состав, деловито, как медбрат в отделении.

— Так он сказал правду? — спросила я так тихо, что Дубовскому пришлось наклониться, чтобы расслышать. — Аркадий сказал, ты убил его сына. Это правда?

Я подняла глаза и посмотрела в его, прямо и требовательно, не желая верить, что увижу в них подтверждение, но точно зная, что оно там.

— Было, за что, — жёстко сказал Дубовский. Брови сдвинулись к переносице. — Не лезь в эти дела, киса, пока не запачкалась. Сама жива осталась — и ладно.

— И ладно?! — задохнулась я. Горло саднило, голос звучал, как консервная банка, которую вскрывают тупым ножом. — Что значит не лезь, если я уже тут, как соучастница? Господи, да вы себя слышите вообще? Это же человек, живой, пусть и гнида! Вы же можете сдать его в полицию!

Все трое переглянулись почти весело.

— Вот мусора обрадуются, — фыркнул Кикир. — Целая палка сама пришла. А потом как пришла, так и уйдёт. Человечек-то непростой. Эх, Злат Сергевна, тут либо мы его, либо он нас, когда оклемается.

— Ну можно же что-то придумать, — взмолилась я, хватаясь за Дубовского. — Пожалуйста, не надо…

Артур ровно сказал, выискивая место для укола:

— У него в подвале крепления, инструментарий, предположительно, пыточный и аппаратура для видеосъёмки.

Мне поплохело так, что земля поехала из-под ног. Дубовский успел подхватить.

— Всё равно. — Сказала я, мотнув головой. Зубы легонько клацали. — Ты не видел, как он говорил. Он же не в себе, обезумел от отчаяния. Смерть сына свела его с ума.

— Он собирался тебя пытать и, скорее всего, убил бы, но ты всё равно его жалеешь? — В тоне Артура появился намёк на удивление. Он даже оторвался от своих изысканий. В прозрачных зелёных глазах светился интерес учёного, на глазах которого колония бактерий вылезла из чашки Петри и предложила заказать пиццу.

Дубовский зло выщерился, притиснулся к моему лицу:

— Ты хоть понимаешь, что бы он с тобой сделал, киса? Тебя резали когда-нибудь? Обливали кислотой? Поверь моему богатому опыту, тебе бы не понравилось.

— Ты уже разрушил его жизнь, — зашептала я, обхватывая лицо Дубовского ладонями. Сама не заметила, в какой момент снова потекли слёзы, горячие капли бежали по коже, обжигали глаза. — Остановись, пока не поздно, прошу тебя, пожалуйста. Я же не его спасти пытаюсь, а тебя. Вас всех.

В лице его что-то дрогнуло.

— Слишком поздно, — сухо сказал он.

— Максим…

— Я же сказал, — рыкнул он, отдирая мои руки от себя. — Думаешь, что сделаешь жалостливые глазки, по головке погладишь, и у меня нимб отрастёт? Прости, киса, в рай меня не пустят, апостол Пётр лично достанет обрез при виде моей рожи. Ты не в сказку попала, где рыцари с горячими сердцами и каменными жопами братаются с драконом, вместо того, чтобы снести твари башку. Знаешь, что в реальности происходит с такими долбо*бами? Их сжирают, вместе со всем говном. — Дубовский говорил с жаром истово верящего в свои слова человека. Он на секунду замолк, пережидая порыв. И продолжил уже совсем другим тоном, жёстко хлещущим каждым звуком: — Ты не можешь влиять на мои решения. И душеспасением занимайся в другом месте, тут тебе не монастырь, если не заметила.