Я рванулась к двери, но недооценила расстояние. Он перехватил меня у самой двери, дёрнув за руку так, что она едва не вылетела из сустава. Чудом я удержалась на ногах. Мужская рука тут же обвилась вокруг моей талии, подхватывая под живот.

— Куда собралась? — Илья потащил меня в комнату, не обращая внимания на мои отбрыкивания.

— Да пусти же меня, — крикнула я, впиваясь ногтями ему в руку, но он даже не заметил этого. — Мне же больно!

— Первый раз всегда больно, — желчно прошипел он, швыряя меня на кровать. Матрас заходил ходуном, я сильно ударилась локтем об угол тумбочки, на которой звякнули пустые бутылки от пива. Острая молния пронзила всю руку до плеча, неожиданно отрезвляя. Нужно что-то делать. Срочно. Иначе…

— Илья, — сказала я, пытаясь воззвать к его рассудку, — я ещё не готова. Я не хочу.

Но он только взбесился ещё больше, схватил моё горло и сжал. Безумные глаза пылали яростью.

— Значит, — страшным шёпотом сказал он, расплываясь в улыбке, — под него лечь ты готова, а под меня — брезгуешь?

Это было как пощёчина. Я зажмурилась. Даже ударь он меня, мне было бы не так больно, душу буквально разорвало напополам. И та часть, которая контролировала тело, захотела отомстить. Сделать ему так же больно.

Мой сжатый кулак врезался ему в скулу, отбрасывая назад. Дьявол! Я словно в бетонную стену врезалась! Вскрикнув, я схватилась за кисть, испуганно прикидывая, не сломала ли чего. Коленки подломились, я осела на смятую кровать.

— Значит, так ты со мной? — Негромкий голос Ильи прозвучал раскатами грома. — Так ты меня любишь, шл*ха? Сейчас я покажу тебе, что с вами надо делать.

Он опрокинул меня на спину, коленом притискивая к кровати. Скинул футболку и залез на меня, не давая пошевелиться.

— Будешь рыпаться — я тебя свяжу, поняла? И заткну рот. Пока он не понадобится.

Илья скользнул вниз, дёрнул надоевшее платье, обрывая тонюсенькие паутинки бретелек, припал губами к моей грузи, одновременно тиская и сжимая ягодицы. Перед моими глазами поплыл туман, я не чувствовала собственного тела, задыхаясь от ужаса. «Всё это не со мной, всё это не со мной», — повторяла я мысленно, как мантру. Убедившись, что я больше не дёргаюсь, Илья потерял бдительность, допустил одну-единственную ошибку.

Вывернувшись, я схватила одну из бутылок с тумбочки и со всей силы вломила ему по затылку. Осколки брызнули в стороны, я взвизгнула под обмякшим тяжёлым телом. Сейчас он убьёт меня…

Но Илья не реагировал. Пошевелившись, я увидела, что глаза у него закатились под веки. Он был без сознания, но живой. Трясущимися руками я спихнула его с себя. Меня била крупная дрожь, зубы стучали друг об друга и я с трудом стояла на ногах, коленки были, как мягкое масло.

Надо валить отсюда. Немедленно. Придерживая платье, я пыталась найти сумку, но тщетно. Не знаю, куда он её дел, оставаться здесь ещё хотя бы секунду было невыносимо страшно. Я выскочила за дверь, размазывая по щекам запоздавшие слёзы, которые хлынули ручьём. Свернула на пожарную лестницу, на случай, если Илья придёт в себя и кинется к лифту.

До моего дома было слишком далеко. Метро уже закрыто, да у меня не было ни денег, ни проездного. Надо найти какую-нибудь круглосуточную кафеху и попросить там позвонить. Слава Богу, что я помнила Лизкин номер наизусть, надеюсь, она возьмёт трубку посреди ночи.

Ветер швырял стихший дождь мне в лицо, издевательски завывая между домами. Через пару шагов редкие капли превратились в настоящий ливень. Я моментально промокла до последней нитки и брела по извилистой траектории, не разбирая дороги. Обида и страх рвались наружу слезами, косметика давно размазалась по лицу, волосы грустно повисли мокрыми верёвками. Как он мог? Неужели я заслужила это? Я скрипнула зубами, стискивая челюсть, чтобы не завыть в голос. Рыдания заклокотали в груди.

Ноги еле шевелились, оскальзываясь на мокром асфальте. Мимо летели машины, подсвечивая себе жёлтыми глазами фар, разбивая летящие капли на крошечные брызги. Потерянная и сломленная, я шла, обхватив себя за плечи руками. Горячка спала, и теперь холод пронизывал всё тело. Шаг за шагом, я шла вперёд, погружаясь в свою боль всё больше, забыв, что нужно искать какие-то вывески. И даже не заметила, как возле меня затормозила машина.

— Злата?

Дождь лился и лился, как из дырявого ведра, вспенивая воду в лужах. За шумом трудно было разобрать слова, но я услышала.

— Злата? — Голос прорезал холодный воздух. Хрипловатый низкий тембр, который я бы узнала и в многотысячной толпе, проник в меня. Жизнь решила выплеснуть на меня всё сразу, наказать за годы расслабленного благоденствия.

Это был Дубовский. Какого дьявола он тут делал? Как вообще понял, что эта растрёпанная мокрая курица с вихляющей походкой — это я? Уверена, сейчас даже родная мать проехала бы мимо, брезгливо скривившись от такого зрелища.

Споткнувшись, я всё же не стала останавливаться. Хватит с меня на сегодня. Хватит. Я не выдержу близкого присутствия Максима, его раздевающий взгляд и мерзкую манеру решать за других. Саму мою суть надломили. И теперь слом источал кровь. Пока не затянется, не зарастёт — я буду в опасности сломаться окончательно. И Дубовский будет только счастлив переломить меня об колено. А потом выбросить, как ненужный хлам. В носу опять защипало, глаза застили слёзы. Я прибавила шаг. Это всё он. Всё его вина. Если бы не эта идиотская свадьба, ничего бы не произошло.

— Злата! — раздалось снова. Следом хлопнула дверь машины. Сердце испуганно подскочило к горлу, чтобы тут же рухнуть вниз. Отстань от меня. Отстаньте от меня все.

Стремительные шаги за спиной. Дубовский цепко схватил меня за плечо, там, где минутами раньше оставили синяки пальцы Ильи, развернул к себе. Я вскрикнула от боли, рефлекторно заслонила лицо.

— Так, — сказал он, убирая руку. — Ну-ка, посмотри на меня, киса.

Я не отвечала, просто стояла, тупо разглядывая выщербленный тротуар, сжавшись, судорожно вдыхая и выдыхая воздух сквозь зубы. На наши головы изливались треснувшие небеса. Короткая молния мелькнула вдалеке, следом раскатился отставший гром.

— Злата, — повторил он мягче. — Посмотри на меня.

Мокрые волосы облепили моё лицо по бокам, струи воды стекали по ним на шею. Капало с носа, который наверняка покраснел от холода. Мне было плевать, как я выгляжу. Но то, что он увидел меня такой… слабой — вот, что ранило больнее всего. Я вздёрнула голову, зло заглядывая прямо в глаза Дубовского. Он тут же сощурился, оглядывая меня. Как детектором обшарил каждый сантиметр, замечая разорванную одежду и уже наливавшиеся чернотой страшные синяки, темнеющие на бледной коже печатями. Дубовский протянул руку — я дёрнулась, и это он тоже заметил, — убрал влажные пряди с шеи, разглядывая её в свете фонаря. Провёл по ней кончиками пальцев.

— Отпусти меня, — хрипло пробормотала я. — Насмотрелся? Красиво?

— Кто это сделал? — Дубовский проигнорировал мой выпад. Он тяжело дышал, я видела, как натужно вздымалась его грудь. Глаза совсем потемнели, из летнего мелководья превратившись в пугающую пучину, на дне которой покоятся разбитые корабли.

— Не твоё дело.

Я отступила на шаг и попала каблуком в выбоину, едва не упав. Дубовский подхватил меня раньше, чем я испугалась. И в этом капкане из рук силы вдруг окончательно покинули меня, будто убедившись, что теперь есть, кому меня передать. Мои истерзанные нервы не желали нести боль к мозгу, задерживали её где-то там, на полпути. И вместе с тем не давали мне пошевелиться. Я прижалась к груди Дубовского, чувствуя, как аккуратно он придерживает меня. Глупая мысль мелькнула хвостом, разметала в сторону бессвязные клочки впечатлений — точно ли это он? Быть может, у него есть брат-близнец, не такой поганый урод?

— Пошли со мной, киса, — сказал Дубовский, развенчивая этот миф. Кто ещё стал бы так меня называть?