Огромное полотно газона за цветником больше не пустовало. По бокам дорожки, застеленной голубым ковролином, рядами теснились стулья, уже насиженные гостями. А впереди, под воздушной аркой из цветов и лоз, стояли мужчина и женщина, прекрасные, как картинка из свадебного каталога. Я моргнула — и только тогда догадалась, что женщина вовсе не прыгнула в уходящий вагон замужества, заняв моё купе. Это была ведущая (или кто она там? Работница ЗАГСа? Тамада? Душеприказчица?), сияющая таким счастьем, что мне даже завидно стало.

Почему-то я думала, что Дубовского оденут в чёрный, подстать его злодейской душе. Но он стоял весь в белом, как какой-то сказочный принц, ниспосланный мне Дедом Морозом, до которого наконец дошло письмо, написанное в семь лет. Смиренно опустив голову, сложив ручки, сам на себя не похожий, он ждал. А когда поднял взгляд, я едва не споткнулась — так мог бы смотреть паук, затягивающий в паутину особо деликатесную бабочку. И нанизанная на этот взгляд, как на иглу с цианидом, я всё шла и шла по бесконечной дорожке, забыв напрочь, что вокруг есть какие-то люди.

Я встала рядом, жалея, что не накинула фату на лицо, судорожно стиснула умирающий букет обеими руками. Слова ведущей лились гладкой лентой, но я не понимала ни слова, ничего не разбирая за стуком собственного сердца.

Когда все замолчали и выжидательно уставились на меня, я очнулась, суетливо разбирая текст в карточке. Время клятв. Дубовский смотрел на меня чуть насмешливо, даже с какой-то жалостью. Я вспыхнула моментально, как порох в центре вулкана.

Смятая карточка отправилась в центр букета. Хотя бы клятва на этой свадьбе будет моей собственной.

Цепенея от собственной наглости, я открыла рот. Потом закрыла. Дубовский едва заметно кивнул, изображая безмятежность, но ноздри его раздувались, как у бешеного быка.

— Наше знакомство было таким внезапным, что чуть не сбило меня с ног, — сказала я, глядя ему прямо в глаза. Взорвись сейчас голова ведущей, упади на гостей искусственный спутник, я всё равно бы не смогла отвести взгляд. Голос с трудом выходил сквозь жёсткое, как наждак, горло. — Одно из тех событий, что делят жизнь на «до» и «после». Я до сих пор ловлю себя на мысли, что всё это сон, представляешь? Обещаю, что мои чувства к тебе никогда не изменятся. Обещаю, что всегда буду смотреть на тебя, как тогда, при нашей первой встрече. Обещаю, что бы ни происходило с нами дальше, я буду помнить и знать тебя тем человеком, которого обожают мои родители и боготворят мои друзья.

Дубовский слушал, не мигая. Лицо его застыло восковой маской. Он понял послание, без сомнений, хотя для окружающих оно звучало довольно мило. На виске его нервно дёрнулась жилка, когда я закончила свою речь. Гости сдержанно похлопали. Я думала, что он тоже выбросит свою карточку, но Дубовский решил следовать плану до конца. Кем-то написанная клятва была совершенна, красива холодной мраморной красотой, полна высокопарных слов и намёков на безоблачное счастье в будущем. Элегантная, сдержанная. Идеальная для того, чтобы вписаться в высший свет.

И совершённо мёртвая, ни намёка на настоящее чувство. В их мире не принято было чувствовать, это не вписывалось в бизнес-планы.

Ведущая, ничерта, разумеется, не понимающая, продолжала улыбаться своей блаженной идиотической улыбочкой. Кажется, она одна среди присутствующих была искренне рада происходящему. Она, да Кикир, который на заднем фоне грабил официанта с подносом шампанского.

Похожая на ангелочка девочка с золотистыми кудряшками поднесла бархатную подушечку с кольцами. Простые ободки белого золота навевали ассоциации с кандалами.

— Отныне ты принадлежишь мне, — сказал Дубовский, неторопливо надевая на мой палец кольцо. С умыслом сделал заметную паузу и добавил, как ни в чём не бывало: — А я тебе. Как одно целое.

Под платьем по мне ползли ледяные мурашки.

— Объявляю вас мужем и женой! — завопила ведущая, едва я справилась со вторым кольцом. — Жених может поцеловать невесту!

Я едва не отшатнулась в сторону, когда Дубовский склонился ко мне. Его рука обманчиво-нежно придержала меня за талию, не давая удрать в сторону забора, надавила, заставляя прогнуться и прижала. Второй он коснулся моей щеки. Я невольно затаила дыхание, дрогнули ресницы — и тогда он накрыл мои губы своими. Сознание покачнулось и рефлекторно, чтобы не потерять равновесие, я обвила шею Дубовского руками.

Это не было похоже на все прежние поцелуи. Осторожный, короткий, он нёс в себе не желание немедленно утолить страсть, а какое-то обещание. Интригующий трейлер перед целым сезоном.

Дубовский оторвался от меня, одарив взглядом, в котором читалось: «Мы ещё не закончили». Скупо улыбнулся фотографу, принял поздравления моих «родителей» и ещё пары незнакомых обрюзгших дядечек, жестом подозвал Кикира и тихо отдал какое-то распоряжение. И всё это — не выпуская из стального хвата моего плеча, на котором точно отпечатается узор кружев.

Когда поток поздравлений немного иссяк, а гости заметно сместили фокус интереса в сторону фуршетных столов, он возвестил, что скоро вернётся и с гримасой безмерного счастья потащил меня в рощицу за лужайкой. Я семенила, как японская гейша, еле поспевая на каблуках за его широким шагом.

— Что это было? — тихонько спросил он, когда мы скрылись из прямой видимости. Он чуть встряхнул меня. — М? Что это за самодеятельность?

— Ненавижу врать, — сказала я с вызовом. — И ты не можешь заставить меня давать лживые клятвы.

Дубовский потемнел лицом.

— Киса, ты даже не представляешь, что я могу заставить тебя делать. И заставлю, если ты не прекратишь откалывать номера. Это важный день, чёрт тебя дери, веди себя нормально, без фокусов. Если кто-то догадается, что мы тут шекспировскую пьесу ставим, это выйдет мне боком. А всё, что огорчает меня, теперь огорчает и тебя, если ты ещё не поняла.

— Это угроза?

— Да, — выдохнул он. — Самая что ни на есть прямая.

Он резко замолчал, глядя над моей головой. Я обернулась и подпрыгнула от неожиданности — там стоял Артур, без выражения наблюдая за нами. Как он подкрался так бесшумно?..

Между ним и Дубовским словно шёл безмолвный диалог. Мой новоиспечённый муж кивнул в сторону:

— Веди Крыгина. — И на движение Артуровой брови подтвердил: — Точно.

Тот растворился между деревьев так же тихо, как пришёл. Я украдкой щипнула себя за руку, уж слишком веяло от парня чем-то потусторонним.

— Кто такой Крыгин?

— Не твоя забота, — огрызнулся Дубовский. — Так, киса. Сейчас ты пойдёшь, мило поулыбаешься гостям, почирикаешь о какой-нибудь светской ерунде, типа кто кого еб*л, и на каком заборе об этом написали. Будь с ними вежливой, но не слишком, личные вопросы переводи в шутку. Подружайку свою предупреди, чтобы сливаться от особо настойчивых под благовидным предлогом. Они все сейчас гадают, что в тебе такого, что из всех баб мира я женился на тебе, и многие подозревают подляну. Не дай им повода зацепиться. И не переигрывай, профессиональных бл*дей они раскусывают на раз. Хорошенькая дурочка, влюблённая, но осознающая материальную выгоду — вот, кем ты должна быть сегодня.

Останься здесь Арт, мы бы сейчас могли сравнить, что краснее — его волосы или мои щёки. Я зло дёрнула руку, но проще было вытащить меч из камня, чем избавиться от хватки Дубовского. Окинув меня строгим взглядом, он отпустил сам, словно не замечая, что меня основательно трясёт.

— Это мерзко, — сказала я, стискивая кулаки до такой степени, что ногти впились в ладони. — Я что тебе, кукла в платье? Манекен ростовой? Мог бы вырезать себе невесту из картона и посадить рядом с собой за стол, никто бы и разницы не заметил.

— И я уже жалею, что так не сделал! — рявкнул он. Покосился в сторону лужайки, где лёгкая инструментальная музыка смешивалась с гомоном человеческой речи.

На меня вдруг накатил приступ бесшабашной, дерзкой смелости, граничащей с идиотизмом.