Чем дальше мы уезжали на восток, тем ярче становились краски. Больше зелени, влаги в воздухе и цветов в траве. Я вдыхал неизвестные прежде ароматы, густые, пряные, разглядывал кудрявые кроны деревьев, слушал несмолкающий стрекот насекомых. Мы миновали поворот на Мирту, в Дом Суулед, и эта дорога показалась мне странно пустынной для места, которое Марз однажды назвал сердцем торговли Востока. Но, с другой стороны, он упоминал, что сууледы предпочитают Йорок, нужен ли им был тогда тракт на суше? А после мы въехали на территорию Райледа.

Эти места я изучал с особой тщательностью. Все, от природы и построек, до встречающихся на пути разъездов стражи. Я с каким-то беспокойством и нетерпением ждал, очень ждал встречи с местом, которое назову Домом, и при этом жутко не хотел, чтобы наше в Марзоком путешествие заканчивалось вовсе. Южные пейзажи постепенно сменялись сосновым древним лесом, высокими песчаными холмами, а треск насекомых – несмолкающим гомоном птиц.

И вот, наконец, мы встретились. Я и город, который отныне стану звать своим. Мы проехали предместья – там раскинулись поля и пашни, домики фермеров на пригорках утопали в спеющих колосьях, цветах и травах. Многие здания увиты плющом, высокие смотровые башни с флагами, тяжелые ворота с застывшими стражниками. Каменная мостовая с высаженными вдоль деревьями вела сквозь людскую толпу, через мосты, среди домов, чаще двухэтажных, со сглаженными углами, которые стояли кучками по четыре, самое большое – шесть штук, с внутренними двориками, в которых я видел горшки с травами, грядки, кусты и даже деревья. Здесь не было ни одного забора, воздух пах пряно и свежо, легкий ветерок покачивал вывески на лавках, и повсюду, казалось, была магия. Может оттого, что до этого я бывал лишь в деревнях Востока, первый город поразил меня таким количеством Детей Нитей. Повсюду люди что-то плели. Кто на огородах, кто просто на улице. У всех в глазах – фиолетовые искорки, у кого-то ярче, у кого-то едва различимые. Горожане поглядывали на нас с любопытством, кланялись и продолжали заниматься своими делами, а гул их голосов охватывал меня со всех сторон, и я понятия не имел, что слушать. Хотелось слышать сразу и все, конечно же. Такого количества народу я в одном месте в жизни не встречал, даже когда ходил с отцом на пристань. Я вертел головой по сторонам и отчаянно боялся что-то пропустить, пока не увидел его. Огромное здание с прозрачным высоким куполом, на ступенях которого сидели люди и о чем-то переговаривались, бренчали мелодии на байкане, смеялись или спорили. Тут я видел не только черные мундиры райледов – Марзок пояснил мне про них раньше – но и знакомые по деревням на юге тюрбаны хэдденов, какую-то еще неизвестную форму разных цветов и фасонов, простую одежду горожан не-магов. Я уставился на эту картину с восторгом и четко ощутил, что хочу вот так же сидеть на ступенях и разговаривать обо всем на свете. Почему-то тут, рядом с этим зданием, мне впервые с начала пути пришла в голову мысль, что теперь я не один. Что все мои занятия отныне не станут посвящены лишь мне самому, а единственным развлечением, хоть как-то связанным с другими людьми, больше не окажется подслушивание разговоров охраны на неизвестном наречии. Вей саат. Дом.

– Что это за место? – спросил я Марза, не отрываясь от созерцания людей у высокого здания.

– Библиотека Райледа, – я услышал, как он усмехнулся. – Библиотека Востока.

Не сказать, что раньше меня сильно интересовали библиотеки. У отца в особняке была целая уйма книг, ни к одной из которых я и не пытался притронуться. Но это место мне отчего-то захотелось изучить со всей тщательностью, на которую я только способен. Скучный учитель с Запада, бормочущий правила грамматики, не интересуясь даже взглянуть, слышат ли его, сменился сейчас для меня на моего орэ. На Марзока, который, казалось, знал все на свете. И я точно не собирался от него в знаниях отставать.

1313 – 1323 годы нового времени.

Итак, я попал в Райлед. Чем больше я проводил здесь времени, тем сильнее начинало казаться, что вся моя жизнь на Западе – просто детская фантазия, выдумка. Воспоминания становились размытыми, плоскими. Я уже не мог бы теперь описать нашего сада, где когда-то знал каждый уголок. Не сумел бы рассказать, каким был сам дом. Даже лица отца и матери потеряли в моей памяти четкость. Узнал бы я их теперь, встреться мы случайно? Не уверен. Наверное, скорее нет. Хотя, вспоминая то, что осталось мне от образа матери, я понимал, что унаследовал ее густые, медно-рыжие волосы и глаза с приподнятыми уголками. Правда ее были полностью черные, пытливые и задумчивые, а мои – темно-серые, теперь уже с отпечатком магии Разума и той же ироничной насмешкой, которую я любил наблюдать во взгляде Марзока.

Родители исчезли из моей жизни полностью. Они не узнавали, как мы с Марзом добрались тогда до Райледа. Не писали писем и не говорили со мной через гобелены. Не интересовались моими успехами в обучении. Их, казалось, вообще перестало волновать все, что связано со старшим сыном. Не могу сказать, что злился или обижался на подобное, мы никогда не были близки. Я хранил в памяти то немногое, что осталось мне от их семьи – ворох потерявших детали моментов от прогулок с отцом, да тот единственный раз, когда ощутил нежность мамы. Хранил с любовь и благодарностью, мне не в чем было их винить. К тому же, я был бесконечно счастлив от того, как все получилось. Что я уехал. Что я маг. Райлед. Прокручивая в памяти момент знакомства с тканью мироздания, я невольно задумывался, что мама, возможно, сомневалась, стоит ли мне это позволять. Я готов был сказать ей самое искреннее, самое теплое спасибо в своей жизни за то, что позволила. Большего, уверен, она бы для меня сделать и не смогла бы вовсе.

Только отсутствие в моей жизни любого намека на родню заставляло понимать, что все это – Запад, дом у моря, путешествие с Марзоком – свершились действительно. Что я не выдумал этого, мне оно не приснилось в каком-то странном детском кошмаре. Конечно, я жил теперь с бабушкой, с матерью Аюры, только вот… Марз мог бы и не упоминать о том, что она, в первую очередь, мой мастер и учитель. Аливи Равел мне в этом в жизни усомниться бы не дала лично.

Раньше я носил фамилию матери. Я представился бабушке при первой встрече – Дэйшу Ирба, меня так учила мама. И в тот же миг, когда это имя, мое полное имя, было произнесено, под насмешливым взглядом Аливи и скептичным – я после это понял – взглядом Марзока, я был наречен Равелом. Именно эту фамилию мне следовало теперь носить до конца жизни. А с матерью меня, казалось, перестала связывать последняя, самая формальная и незначительная деталь. Меня это не то, чтобы печалило. Но я помнил оба своих имени, всегда помнил. Я просто не хотел выбирать.

Помимо наречения меня новым именем, бабушка тут же принялась за мое обучение. Вместе с Марзоком. Он уехал тогда, но приезжал очень часто, я бесконечно любил его визиты. С Аливи меня связывали пять Нитей мироздания, вся их красота, весь их бесконечный, неостановимый зов. Узоры и плетения, эксперименты и попытки совладать с самой силой природы. Эти занятия доставляли мне массу удовольствия, пусть бабушка и была крайне жестким учителем. Она не готова оказалась делать скидки ни на возраст, ни на родственные узы, не терпела капризов и лени совершенно, но ее уроки, нетерпеливые, с вечными ехидными замечаниями обо мне и моих способностях, я ценил всем сердцем. Не то, чтобы мне прямо требовался учитель, вечно подгоняющий и не дающий слабины, у меня был Марз для того, чтобы четко осознавать, что ответы на бесконечные вопросы и вечное подстегивание неуемного любопытства работают со мной также прекрасно, как и методы Аливи. Но с ней, с ее подшучиваниями и едкими фразами, была связана какая-то вечная борьба с самим собой, которая доставляла мне бесконечное наслаждение. Каждый узор, каждая Нить, которые поддались моей воле, оказывались не целью, за коей должен следовать долгожданный отдых и признание себя победителем, а лишь крошечным шагом в изучении того, что постепенно захватывало все мое существо. Бесконечный азарт исследования, вечный поиск истины и неостановимая жажда знаний стали крепкой поддержкой моего неуемного любопытства, а сам я с жадностью поглощал любой урок и совет, давным-давно научившись видеть в колких шутках исключительно стимул стараться лучше и больше.