Я читал всю ночь. Я, казалось, высек в своем сознании мысль, что личные интересы не должны стоять выше интересов Дома. Образы людей, что века назад готовы были собственной кровью оплатить наше спокойствие, стали неотъемлемой частью меня самого. А история, та история, что казалась ненужной и скучной, та, что не имела значения перед тем, чем мы являемся здесь и сейчас, обрела почти сакральный смысл. Она была важна мне, она была тем, что не следовало забывать. Только вот в ней крылось много большее, чем напоминание о том, чего стоит наша мирная жизнь. И теперь, глядя на Восток, я уже не был в том восторге, в котором прибывал многие годы до этого. Уже просто не способен был смотреть на него прежним взглядом.

Июнь 1323 года нового времени

Следующее утро было у меня свободным. Некоторое время я лежал без движения, разглядывая высокий потолок комнаты, затем резко сел.

Здесь всегда было солнце – большие южные окна за неплотными занавесками, которые я терпеть не мог закрывать, заливали крошечное помещение светом круглый год. Тут нашлось место для кровати, письменного стола, кресла и узенького книжного шкафа в углу, у двери. Повсюду засушенные растения или травы – привычка собирать их сохранилась еще с общего школьного курса, оставшегося позади пару лет назад, и мне, вроде, уже не требовались ни ингредиенты, ни, тем более, тратить время на связывание аккуратных пучков или их развешивание по стенам, но я любил и само это занятие, и ни с чем несравнимый аромат нагретых на солнце лекарственный растений, смешанный с густым запахом хвои из вечно, даже в самую лютую стужу, приоткрытых окон. Я скользнул взглядом по подоконнику, на котором вот уже многие годы стояла небольшая, чуть крупнее ладони, фарфоровая фигурка Мейет, и вспомнил, невольно, как ее привез Марзок.

Сколько мне тогда было? Лет восемь, наверное. Когда я получил статуэтку из рук учителя, сразу же понесся в комнату, чтобы найти ей достойное место. Под насмешливым взглядом Марза установил ее на подоконник, уселся рядом с ним на кровать и принялся внимательно изучать. Нет, конечно, мне нравился и подарок, и то, что отныне у меня есть образ, просто…

– Она не такая, – вздохнул я, наконец, шепотом, словно открывал Марзоку великую тайну. – Я видел ее совсем другой.

– Я в курсе, Дэйшу, – с иронией заверил учитель. – Ты не единственный в мире маг, к которому она являлась.

– К тебе она тоже приходила? – с искренним интересом уточнил я в ожидании очередной занимательной истории.

– Нет. Ко мне нет. Последний раз это случалось несколько столетий назад.

– Почему тогда ее образ такой? – я нахмурился. – Не вернее было его поменять? Она не спит, и я видел у нее меч.

Тот очень тонкий, длинный клинок в ножнах из черных Нитей казался мне бесконечно важной деталью образа. Я помнил ее изящные пальцы на рукояти, с которой они словно сливались в одно целое, были продолжением друг друга. В моем представление оставить Мейет без меча, непохожего ни на одно оружие в нашем мире, было равноценно тому, чтобы лишить образ Раада, скажем, ноги.

– Потому что такова была ее воля. – Спокойно сообщил Марзок, весь поглощенный изучением статуэтки. – Кто-то расценивает это, как наказание за то, что однажды образ изменили, кто-то – как благословение. Но теперь мы, Элурен, ее глаза, и каждый в нашей армии – ее меч. Начиная с первого, который однажды положили перед ней.

Он рассказал мне о мальчике, первом генерале королевства, имя которого я уже и не вспомню, наверное. О деревянном мече, игрушке, принесенной на алтарь из ее уничтоженного рооти. Помню, меня тронула эта история, настолько, что я решительно вскочил и сам сделал первое подношение у нового образа: тот подарок, крошечный кинжал с потертым уже временем тонким кожаным ремнем и теперь лежал перед Мейет на подоконнике.

– Значит, я тоже ее глаза и меч. – Упрямо заявил я Марзоку тогда, обернулся и увидел очень странное выражение лица своего учителя, очень необычную улыбку, смысла которой не понимал и теперь.

А сейчас эти слова, смешное детское обещание, о значении которого мне недостало бы тогда старания задуматься, почему-то всплыли в памяти и кольнули больно, словно ложь. Я покосился на книгу в несколько истертом переплете, задумчиво хмыкнул, вскочил, оделся и быстро вышел из комнаты. Не знаю, что я надеялся найти на улицах Райледа в этот день. Отголоски прошлого? Хоть крошечный намек на то, что тот Восток еще существует, не стерся навечно во времени и памяти?

Я прошел мимо места, где стояла лавка старьевщика Ланно. Тайного агента, шпиона. Там, где когда-то создали яд, спасший многие жизни, была теперь мастерская по ремонту одежды. За прилавком я узрел девицу такой приторно-бессмысленной наружности, что она не то, что тайным, она и просто ничьим агентом быть не смогла бы вовсе. Я чуял ее эмоции, когда остановился напротив окна. Все ее существо составляли, должно быть, тряпки. Какие интриги, какая сеть, какие открытия, что могут стать всеобщим спасением? Ничего там не было больше, кроме иголок и ниток. Вообще ничего.

Я поплелся в библиотеку, где прошел по тихим залам среди немногочисленных в это время посетителей в сотый, должно быть, раз, только смотрел теперь на все совершенно иначе. В первом из них, в Хэйледе, постоял напротив старых гобеленов Орлин и Ланно. Алво писал об игре, о планах и замыслах, глубоких и завораживающих. О Первом Доме, который создавал весь Восток. О вездесущих шпионах. О хитрости и верности слову. Это было об Орлин. Аллисан, нынешний мастер, был по уровню интриг и коварства где-то как камень. Медлительный, вальяжный, обожающий увеселения и пышные пиры: он весь, кажется, был сосредоточен в своих развлечениях и празднованиях. Ему не было дела до других Домов. Ему вообще ни до чего на свете дела, казалось, не было.

Семья, общность Великих Мастеров Востока. Те, кто оберегал наш мир многие века назад, обратились здесь и сейчас в настоящих соперников по политической возне. Это была уже не игра. Они ругались, они готовы были драться за свое влияние, отчаянно, бесконечно. Совет из орудия, призванного спасти все живое, стал просто удобным способом для грызни за место под солнцем. Слишком много мирного времени выпало на жизни его владык. Слишком давно не случалось восстаний, даже в проклятом Сууледе. И то, что было когда-то методом Орлин слегка развеяться от скуки, то, что никто не воспринимал всерьез, оказалось основой жизни Востока. Сколько бы я не пытался не верить, убеждать себя в обратном, там не было больше братьев и сестер. Не было семьи. Я слишком хорошо понимал это. Понимал, потому что у нас был Суулед. Точнее, его не было вовсе.

Я смотрел на портрет Ани-Ла, гордого воина прошлого, что ринулся защищать остальных у дыры, с особой болью. Тот, кто был у нас теперь… Дер-Ха. Много лет назад, еще когда Аливи была совсем молодой, он потерял учителя. Так же, как Рэйв и Аллисан. Мастера отправились в плаванье и не вернулись. Шторм. Рейву оказалось легче остальных, у него была Аливи. Был еще бывший глава Дома Рэго, ее отец. Они помогли, поддержали и доучили совсем юного тогда мастера. Аллисан и Дер-Ха остались одни. Только вот хэддену повезло с учителем, он следил за делами школы и Дома, он оставил в наследство Аллисану богатство Хэйледа и его мощь. А вот у Дер-Ха дела обстояли куда хуже. Его учитель не сильно интересовался чем-то, что не было связано с Нитями. То есть, своими людьми. Суулед остался тогда один на один с совершеннейшими хаосом и разрухой, с торговцами, в чьих руках сосредоточилась бесконечная власть. С народом, который, утомленный ренегатами и бездействием мастера, всей душой невзлюбил магов. И один на один с миром, в котором Второй Дом оказался никому не нужен, даже его союзнику. Потому что Совет не пришел и не помог. Они упивались своей политической грызней, что им до обычных людей? Дер-Ха покинул Совет. Сосредоточился на проблемах Сууледа. Он многие годы не желал ни с кем разговаривать, а если уж приходилось, отвечал нехотя и сквозь зубы. Вместо гордого воина, готового рискнуть жизнью ради других, у нас теперь был обиженный мальчишка, пусть и великовозрастный, упивающийся своими горестями. И остальные пятеро, которые с какой-то бездны не желали оторваться от своих споров и выяснить, что и зачем творит Дер-Ха. Наверное, им теперь было просто удобнее без него. Меньше соперников – меньше проблем, правда ведь?