В остальном салон трогать не стали. Все-таки, по тем временам, он был очень даже ничего, всюду многочисленные пепельницы, есть радио и новомодная обивка.

Передние фары заранее заклеили крест-накрест по старомодной автоспортивной традиции, чтобы в случае столкновения осколки фар не рассыпались по всей трассе.

Отдельно стоит сказать о том, что при форсировании и переоборудовании машины механики проявили чудеса изобретательности в поиске и создании нужных деталей. Многие запчасти вытачивали сами на станке ближайшего завода по блату, расплачиваясь бутылками «Столичной». Хорошо еще, что в комплекте шел набор инструментов и самых разных приспособлений, включавший в себя даже шланг для прокачивания гидротормозов.

В итоге, когда моя «Волга» приехала на стоянку, осматривать ее собралась такая толпа, что местному участковому пришлось применять некоторую силу. Он умолял меня убрать машину со стоянки с глаз долой, потому что поглазеть на нее останавливались даже водители с дороги. Я поддался уговорам и перегнал малышку в гараж дяди Миши.

И вот теперь мы погнали на форсированной «Волге» в Ригу. Путешествие началось и я был полон самых радужных надежд и мечтаний. Но едва мы только выехали из города, как за нами, ревя сиреной, погналась милицейская машина.

Ничего не поделаешь, мы не стали корчить из себя преступников и скрываться от погони, хотя с легкостью могли сделать это. Я остановил машину и прижал ее к обочине. Милицейская машина остановилась за нами, из нее вышли два милиционера и направились к нам.

Чего милиции от нас надо, спрашивается? Неужто я недоглядел и превысил скорость? Хорошо, что в эти времена нет камер на дорогах и для того, чтобы доказать факт превышения, милиции приходится использовать радары, хотя и эти приборы сейчас не везде еще доступны.

Карпеев, сидевший рядом со мной, оглянулся и занервничал:

— Какого хера они нас остановили? Наверное, из-за внешнего вида машины решили докопаться. Ну, держись, Витя, начнут сейчас мозги компостировать.

Я и держался. Достал документы, вышел из машины навстречу гаишнику. Улыбнулся самой широкой улыбкой, что имелась у меня в запасе. Ничего, в случае чего постараюсь выкрутиться за счет своего чемпионства. Все-таки, я не просто так в Ригу еду, а по делу.

— Доброе утро, старший лейтенант Оничкин, — козырнул милиционер. — Документы, пожалуйста.

Что за советские, что в двадцать первом веке, их манеры остались все такими же. Требуют документы без объяснения причин. Хотя, надо признать, что нынешние, советские милиционеры гораздо более подтянутые, вежливые и спокойные ребята, чем их последователи полвека спустя.

И взятки, между прочим, не берут. Их можно победить только с помощью блата и связей, то есть козыряя знакомствами с высоким милицейским начальством или своим статусным положением. В этом советские милиционеры ничем не отличались от своих потомков полицейских в двадцать первом столетии.

— А что случилось, командир? — спросил я, протягивая документы. — Разве я что-нибудь нарушил?

Лейтенант делал вид, что внимательно рассматривает мои документы, но я видел, что у него что-то другое на уме. Что за чертовщина здесь происходит, кто может мне объяснить? Из милицейской машины с желтым кузовом и синими полосами вдоль каждого борта вылез еще один милиционер, только этот уже держал руку на кобуре.

Да вы совсем охерели, ребята? За кого вы меня принимаете? Я уже хотел возмутиться, но тут, как говорится, мне совсем повезло.

— Рубцов Виктор Анатольевич… — пробормотал милиционер задумчиво и полистал мои бумаги. — Рубцов, Рубцов… Подождите, вы что, тот самый Рубцов, что ли? Чемпион по боксу?

Уф, наконец-то. Сработала моя узнаваемость. Или даже, вернее, цепкая милицейская память на лица и фамилии. Все-таки, я не кинозвезда и не знаменитый политик, чтобы показывать меня каждый день по телевизору, поэтому со временем моя физиономия уже начала потихоньку забываться. Но в памяти милиционера я остался. Хотя, может быть, он занимался боксом и поэтому тоже запомнил меня.

— Он самый, — я постарался улыбнуться как можно шире. — Чемпион Советского Союза и Европы. Еду на отборочные соревнования в Ригу. Все в порядке?

Милиционер кивнул и улыбнулся в ответ. Обернулся, еле заметно качнул головой напарнику.

— Это Рубцов, тот самый боксер, представляешь? Помнишь, мы его выступление у Игорька смотрели?

Тогда напарник перестал напряженно смотреть на нас, чуточку расслабился, хотя и все равно был настороже. Что же, выучка у них совсем неплохая, вот только почему они приняли нас за преступников?

— Все в порядке, Виктор Анатольевич, — сказал милиционер, не слишком желая со мной откровенничать. — Так, небольшая проверка документов.

Он немного помялся, а потом застенчиво спросил, потянув чистый листок блокнота:

— А вы можете дать мне автограф? Я, знаете ли, собираю автографы знаменитых людей, если доведется познакомиться. У меня уже есть около двух десятков подписей. Ну, и ваша тоже не помешает. Вы ведь тоже у нас знаменитость.

Ну, это я с радостью. Приятно раздавать автографы, что ни говори. Тем более, гораздо приятнее расписываться на блокноте, чем в протоколе об административном правонарушении. Я расписался, написал пожелание, спросив имя и отчество милиционера. Он бережно спрятал листок в карман и сказал:

— Можете ехать дальше, Виктор Анатольевич. Желаю вам еще больше побед на ринге, достижений в спортивной карьере, как говорится. Я сам, знаете ли, немного боксом занимался, поэтому иногда слежу краем глаза за…

Он осекся, потому что в это время из машины вылез Карпеев. Мой приятель не стал ждать, повернулся, шагнул к нам, размахивая бумажкой и тоже спросил:

— Все в порядке, начальник? Мы же простые боксеры из спортклуба, едем заниматься в Ригу. А машина должна участвовать в автогонках, вот у нас есть официальное уведомление от организаторов, о том, что наш экипаж внесен в список участников.

Не знаю почему, но при виде него Оничкин насторожился, будто повстречал закоренелого рецидивиста, а не юношу, только недавно окончившего школу. Его милицейский напарник тоже снова напрягся, как будто Карпеев вылез с автоматом АК-47 в руках.

— Вы кто такой? — крикнул Оничкин. — Попрошу ваши документы, гражданин! И, пожалуйста, не двигайтесь с места.

Ого, как грозно. Уж не думают ли они, что мы перевозим десятки килограмм гашиша у себя в багажнике, а Карпеев главный наркокурьер по столице? Чего это они опять вдруг занервничали?

— Ладно, ладно, — покорно ответил Карпеев. — Стою, молчу, не двигаюсь.

Спрашивается, вот зачем ты высунулся из машины? Кого я не люблю в таких ситуациях, так это непрошеных помощников, которые вылезают из машины и встревают в твой разговор с гаишником. И мешают так хорошо начавшемуся и продолжающемуся диалогу. Он бы еще какую-нибудь корочку показал и попробовал утихомирить милиционеров. Ясно же, что в таких случаях обычно служители правопорядка напрягаются еще больше.

Оничкин подошел к моему другу, взял у него документы и тщательно осмотрел их, чуть ли не попробовал на зуб и не проверил под микроскопом. Потом убедился, что документы в порядке и сказал, с сомнением посмотрев на нас:

— Покажите, что у вас в машине, пожалуйста…

Да, теперь его благожелательность испарилась, как будто он поймал нас с поличным. Меня так и подмывало ответить, что в машине у меня руль и сиденья, как в неком криминальном фильме из будущего, но я благоразумно промолчал, не желая усугублять напряженную обстановку своим неуместным остроумием. Вместо этого я открыл дверцы салона:

— Пожалуйста. Вот пакеты с продуктами, сумки с одеждой. Кое-какие запчасти.

Оничкин заглянул в салон, внимательно его осмотрел, словно ожидал увидеть там спрятанный труп человека. Потом выпрямился и попросил:

— А теперь откройте багажник, пожалуйста.

Времена, когда можно было противоречить требованиям милиции и требовать адвоката или предъявления законного основания для такого осмотра, еще долго не наступят, поэтому я снова повиновался. Оничкин заглянул и в багажник, обнюхав каждую деталь и запчасти, а также канистры с бензином, которые у нас там были.