– Так я вам и поверил!

– Напрасно не верите, голубчик, – снисходительно разъяснил депутат, и на это «голубчик» вместо "ваше величество" никто не обратил внимания. – Если бы мы хотели обмануть, то не сказали бы и сейчас об истиной цели «коробочки»… Но теперь, когда ясно, что вы отказались окончательно, нет смысла что-то скрывать от вас.

– А до этого скрывали и шпионили… – презрительно напомнил Май. – И толковали про честь, долг, благородство…

– Данный метод был продиктован высшими интересами Империи, – глядя перед собой объяснил полковник.

– Тьфу на вас… – в сердцах сказал Май, словно был он не Маем, а маленьким братишкой Толей, сильно обиженным на кого-то.

– Тьфу на нас, – простецки согласился депутат и встал. – Возможно, вы правы… А «коробочку» все же не выбрасывайте, пригодится…

– Чтобы вы продолжали шпионить!

Профессор и полковник тоже встали.

– Мы обещаем не шпионить, – проговорил профессор с заметным сожалением. – Только не забудьте про кнопки. «Решетка» и "Эф"…

– Не забуду!.. И вы больше не станете искать меня?

– Даю слово члена Императорской академии.

– Слово офицера имперской гвардии, – сказал полковник.

– Клянусь мамой… – с печальной улыбкой добавил депутат.

После этого они одинаково наклонили головы и один за другим вышли из кабинета. Май подождал полминуты и вышел следом.

Мы шли и разговаривали про то, что случилось с Маем. Май дал нам послушать разговор в кабинете, который записала "коробочка".

Чудно как-то: вот этот растрепанный и какой-то виноватый пацан в мятой футболке – его величество император Андрей Первый?

– А многие про это знают? – спросил я.

– Не многие, – отозвалась вместо Мая Света. – Мама, папа… Когда они усмотрели Мая в Ермиловском приюте, им там кто-то шепнул… Ну и все мы, Веткины, знаем, конечно. И друзья…

– Но это же все ерунда. Никакого значения… – пробормотал Май и пнул на асфальте скорлупу грецкого ореха.

Кажется, он чувствовал себя виноватым передо мной: все друзья знали его тайну, а я был в неведении…

– Грин, ты не думай, что скрывали специально. Ты все равно скоро узнал бы. Просто как-то не было случая заговорить про это… Ну, не очень и хотелось про такое…

– Май, не бери в голову…

Мне было не до обиды. Все слова и объяснения звучали где-то позади главной нарастающей тревоги. Вот они идут, болтают, не догадываются… Никто-никто не понимает, что у гранаты выдернута чека… Дети города Инска! Ведь, как и все на свете, смотрят боевики, читают про бандитов и террористов, играют иногда в «стрелялки», а все равно будто младенцы… Я сказал:

– Давайте прогуляемся до Крепости.

– Зачем? – удивилась Света. – Мы там все излазили…

– Потом скажу. Сюрприз…

– Нам некогда, – сообщил за себя и сестру Толя. – Надо хижину чинить, крыша течет.

– Тогда шагайте домой, – быстро согласился я. Потому что это хорошо, если рядом не будет младших. Они улетели, как два подхваченных ветром листика.

– Грета, дай записную книжку, – попросил я. У нее в кармане форменной рубашки всегда лежали маленький блокнот и карандашик.

Грета, наверно, удивилась, но дала без вопроса. Я приложил палец к губам и написал на чистой страничке:

"Тише. Коробочка шпионит!"

– Да зачем ей теперь-то? – не поверил Май. (Вот наивность! А еще император!)

Я снова прижал к губам палец. Написал: «Автоматически». Потом жестами показал: "Дай «коробочку» мне. Май, видно, понял, что я знаю больше, чем он. Дал. Я засунул ее в свой карман – на таких же, как у Мая широких штанах. Опять показал знаками: "Ни слова, ни вопроса!" (А сердце колотилось с частотой трещотки.) Потом я оглянулся.

Вот удача! Навстречу нам ехал на велосипеде по тротуару мальчишка. Небольшой, вроде Лыша (только не с темным ежиком, а со светлыми кудряшками. Велосипед был ему велик и вихлял. Я обогнал ребят.

– Мальчик, подожди! У меня смертельно срочное дело. Дай на часик велосипед. Я его потом пригоню, куда скажешь… Пожалуйста!

В другое время, в другом месте мне бы и в голову не пришло обращаться к незнакомому пацану с такой бредовой просьбой. Но я три недели (а казалось – целый век!) прожил в Инске и уже знал характеры здешних ребят. Мальчик сразу прыгнул с седла.

– На… – И в глазах была тревога (не за свой велосипед, за мое "смертельное дело").

– Спасибо! Куда его прикатить?

– Успенская улица, шесть. Во дворе поставь, у сарая, где пустая бочка лежит. В ней собака живет, но она не кусается. Ты ей скажи: "Коржик, ты хороший", и он сразу замотает хвостом.

– Спасибо! – еще раз крикнул я. Оглянулся на ребят: – Я на Хребет, догоняйте! – И "оседлал коня".

Ездок из меня так себе (где было учиться-то?). Но сейчас ожидание беды с такой силой нажимало на меня, что я мчался, будто олимпийский гонщик. По переулкам, по спускам, которые вели левее Крепости, туда, где берег недалеко от реки уходил к Пустоши пологими скосами. По эти скосам, по тропинке среди хлещущего по плечам иван-чая пролетел я к болоту, к началу Хребта.

Мы называли Хребтом обломки сложенной из неровных камней стены. Возможно, это были остатки укрепления, прикрывавшего Крепость с левого фланга. Теперь стена почти целиком ушла в болотистую почву – над осокой, камышом, лужицами и кувшинками торчал только серые каменные зубцы. Словно сорокаметровый ящер залег на дно, но не сумел из-за малой глубины спрятать спинной гребень…

Верхушки «гребня» то совсем укрывались в траве и болотной жиже, то высовывались метра на полтора. Я положил велосипед в стебли осота и полез по камням – вперед, вперед. Дважды провалился в теплую хлябь, несколько раз ободрал ноги, чуть не утопил кроссовку. Но все же очень скоро выбрался на высокий кубический камень – самый дальний от берега. Встал, оглянулся. Берег позади был безлюден. На Пустоши – тоже никого. За ней, далеко, белели корпуса многоэтажных кварталов. Искрились на солнце мелкие синие стрекозы, носились коричневые бабочки. Я вдруг успокоился. Чего бояться-то? Если они следят и слушают, значит, понимают: «коробочка» не у Мая, а у меня. А я, Грин Климчук, ни на фига не нужен этим полковникам, профессорам и депутатам (чтоб они сдохли!). Им нужен только Май Веткин (бывший Андрей Первый). Они будут ждать, когда «коробочка» вернется к нему и он в четырнадцать ноль-ноль нажмет кнопки…

Никто их не нажмет!

Впереди перед камнем, среди зарослей тальника и рогоза, синело небольшое пространство чистой воды. На нем торчали только две кочки, похожие на заросшие макушки присевших водяных.

Я встал прямо, развернул плечи. Достал из кармана «коробочку». Подумал злорадно: "Если вы сейчас наблюдаете через объектив, полюбуйтесь последний раз пейзажем…" Размахнулся и по дуге пустил серебристую «коробочку» над водой. Будто гранату! Как можно дальше!..

Ну, до чего же я невезучий! Думал, булькнет она, уйдет на дно, и засосет ее болотистый ил. Навеки… А «коробочка», пролетев метров двадцать, угодила прямо на дальнюю кочку. И ехидно так заблестела среди травяных волокон.

Вот скотина! Я чуть не заревел. Придется теперь добираться до кочки – то ли по брюхо в иле, то ли вплавь – доставать, кидать снова.

А если они, увидев такое дело, решать отомстить? Меня тряхнуло ознобом, как голого перед прорубью. Впору было зареветь, но я сцепил зубы, сбросил кроссовки и начал расстегивать штаны…

– Грин!!

Я оглянулся. У начала Хребта с двумя велосипедами стояли Май и девочки. (Уже после мне рассказали, что велосипеды они раздобыли, как и я, у первых встречных.)

– Не ходите сюда! – крикнул я. Но они, конечно, тут же полезли по камням в мою сторону. Тогда я опять натянул сырые кроссовки и полез навстречу.

Встретились на плоском камне среди головок рогоза.

– Грин, что случилось?! – резко сказал Май. Он, кажется, злился, и я видел это впервые.