Я подался назад, как если бы мне к лицу придвинули мусорный бачок. И сказал от души:

— Только естественное отвращение мешает мне дать вам по морде. Долго потом отмывать ладонь.

Он поморщился. Ответил пренебрежительно и вроде бы сочувственно:

— Все равно дитя протянет не больше суток. Вы окажетесь в нелепом положении.

— Я уже сказал вам: в этом случае немногим дольше протянете и вы.

— А правосудие? Вы, очевидно, незнакомы с его нынешним уровнем…

— А я и не буду знакомиться! Я всегда могу уйти на «Иглу», и кто достанет меня там? А вернусь, когда нынешнее ваше правосудие канет в историю… Но, думаю, в этом не будет нужды. Думаю, мы с Петькой в любом случае переживем вас…

И я встал. И со злорадством почувствовал, в каком смятении, в какой панике оставляю Полоза.

— Идем, Петушок.

Он не спросил куда, не спросил зачем. Чуть оттопырил губу и мотнул подолом:

— В этой хламиде?

— Мы поедем в машине. К тому же многие мальчишки ходят в таких хламидах, здесь это мода.

— Где это — здесь? — сказал он с прорвавшейся тревогой.

— Я все объясню. Не бойся, и пойдем… — Я взял Петьку за плечо.

Он послушался. Мы пересекли холл. От двери — боком, словно краб, — шарахнулся и засеменил прочь Карлуша.

Машина ждала нас у ворот. За рулем — Юджин, рядом с ним — Виктор. На заднем сиденье — Митя Горский. Он распахнул дверцу. Я подтолкнул Петьку. Он послушно забрался на сиденье, уселся между Митей и мной. Поехали.

— Ну? — сказал Юджин.

— Всё в порядке, — сказал я.

— Куда прикажете? — спросил он официально.

— Домой.

— Домой ко мне? — шевельнулся Петька.

— Пока ко мне. Твой дом, к сожалению… далеко. Я все объясню…

Объяснять надо было не только Петьке. Я чувствовал, как и Юджин, и Митя, и Виктор прямо-таки излучают вопросы. Тогда я сообщил спине Юджина:

— Полоз держал мальчика взаперти. Я узнал это… в силу некоторых обстоятельств. Подробности потом. Не удивляйтесь.

Митя проговорил не оборачиваясь:

— Не удивляемся. О Полозе слыхали кое-что и раньше.

— Думаю, что слыхали не всё. Это тип таланта небывалого. Но и сукин сын… Главное, однако, сейчас накормить и уложить Петьку спать. Чтобы он успокоился и отдохнул.

— Но я не хочу спать! — дернулся Петька. — Я вообще не понимаю! Почему ночь? Был день, и вдруг сразу… темно…

— Расскажи подробнее, как ты попал к Полозу, — осторожно попросил я.

— Не знаю! Я пел в нашем саду на эстраде. Потом что-то вспыхнуло… Ну, будто солнце на рельсах… И я… рядом с этим дядькой, с Полозом… Он говорит: «Мы приглашаем тебя выступить с нашим хором. Споешь — и я отвезу тебя домой». А сам… в эту тюрьму меня…

— Постой! А ты не удивился, почему оказался здесь? Не испугался?

— Я… не знаю. Я будто во сне был. Только хотелось петь, вот и всё… А очнулся, когда он меня уже к машине вел… Я где?

— Это город Византийск. У моря, Петушок… — вздохнул я. — Видишь, занесло тебя. Ты не удивляйся, бывает…

Он отозвался довольно спокойно, хотя и непонятно:

— Вот, значит, как… Это когда скрестились рельсы… А я думал, что догоню маму…

«Никогда ты уже не догонишь маму, бедняга», — подумал я. И стало мне так жаль его, словно я сам осиротел и затерялся в незнакомом мире.

А Петька держался спокойно. Даже чересчур спокойно. Неужели я на его месте вел бы себя так же? Не верится… Впрочем, кто знает? Хотя и кажется, что я хорошо помню себя мальчишкою, но все же столько лет прошло…

Юджин спросил сдержанно:

— Что же все-таки случилось? Хотя бы без деталей…

Тогда я сказал:

— Темпоральный перенос дубликата с матрицы на сотню лет. Небывалая вещь, но факт. Полоз умеет многое…

— Великий Хронос… — вполголоса отозвался Юджин и даже слегка вильнул рулем.

Остальные промолчали.

Петька ничего, конечно, не понял. И вдруг насупленно поинтересовался:

— А там, куда мы едем, кто-нибудь есть?

— Да. Там… тетя Карина.

— А… куртку там снимать не надо?

— Елки-палки!.. — охнул я. В самом деле! Что скажет хозяйка, когда я привезу мальчишку, на котором, кроме моей куртки, ни лоскуточка. — Братцы! Можно где-нибудь сейчас купить одежду для мальчишки? Петьке нужен фрак и панталоны, чтобы представиться мадам Карине. У Полоза-то я его забрал… в натуральном виде.

— Делов-то, — сказал Митя. — Юджин, сверни на Изумрудную…

С безлюдной слабо освещенной улицы мы выскочили на шумную Изумрудную. Здесь огни и рекламные вспышки, словно оправдывая название, сияли в основном зеленым светом.

Юджин остановил машину у похожего на громадный, освещенный изнутри аквариум универмага. Это был магазин «Пиноккио», о чем сообщала огненная надпись — она искрилась и бегала вокруг фигуры длинноносого человечка.

Петька выбрался из машины и задрал на рекламу голову. Кажется, забыл обо всем. Ничего похожего он не видел в своем древнем и захолустном Старотополе. Вся эта иллюминация обрушилась на него неожиданной сказкой. Мы с Митей взяли его за руки.

Несмотря на поздний час, народу в магазине было немало. В том числе и взрослых с детьми. Увидев мальчишек в таких же, как у него, куртках, Петька перестал испуганно ёжиться и вертел головой.

Было на что посмотреть пацану из районной глуши прошлого века. Кружились под потолком звездолеты, компания электронных клоунов играла на флейтах и барабанах, эскалаторы, переливаясь огоньками, несли на этажи пестро одетых людей. Какие-то цветные конструкции рассыпались на кубики, зажигали громадные цифры и складывались в мозаики. Совершенно настоящий зеленый динозавр выплевывал в прохожих разноцветные воздушные шарики. А Пиноккио сидел у динозавра на шее и махал тощими ногами в остроконечных башмаках. Башмаки время от времени срывались с ног, но не долетали до пола, а взрывались над головами покупателей яркими фейерверками…

Признаться, я и сам глазел кругом, как дитя. В «мое» время, перед уходом «Иглы», таких чудес тут еще не было.

Один Митя остался деловитым. Взглядом закройщика поглядывая на Петьку, он набирал на пультах комбинации цифр и ловко подхватывал пакеты, которые падали из небольших овальных люков (над люками не забывала зажигаться надпись: «Спасибо. Приходите снова»). Потом мы пришли к примерочной кабине.

В кабину Петька нас решительно не пустил. Но через минуту, уже в трусиках и майке, высунулся и виновато сказал:

— Как тут это… — Он вертел в руках тетратканевую безрукавку со спутанной шнуровкой.

Митя ловко помог ему одеться и застегнуть на ногах магнитные пряжки сандалий. Объяснил мне с удовольствием:

— Не забыл еще, как облачаться в школьную амуницию.

Петька пощупал блестящие клепки на шортиках, подергал шнуровку. Недоверчиво поднял глаза.

— У вас, что ли, вот в таком в школу ходят?

— Именно, — лаконично отозвался Митя. — А у вас?

— Какая-то… заграничность. Задразнили бы…

Черт меня дернул за язык:

— Еще бы! Особенно вредный Нохря…

Петька метнул в меня испуганный взгляд и съёжился. Будто от нового страха. Когда шли обратно, он уже не смотрел по сторонам. И в машине молчал (а я проклинал себя и не знал, что сказать). И вдруг Петька всхлипнул.

— Ты что, Петушок? — дернулся я.

Он сказал со звонким отчаянием:

— Я так не могу! Объясните мне всё! Что вы в загадки играете!

Митя быстро обернулся ко мне:

— Питвик, надо объяснить. Иначе он перегорит: он весь на нервах. Это я как врач говорю… Юджин, останови.

Машина остановилась. Мы были на каком-то пустом окраинном бульваре. У дороги стояли кипарисы, за ними была набережная.

— Вам лучше бы пройтись пешком, — посоветовал Митя непривычно строгим докторским тоном.

А я вдруг опять как бы подключился к Петькиным нервам. Ощутил всю его тревогу, смятение, непонимание.

— Пойдем, Петушок…

Мы вышли под свет зеленоватого фонаря. Петька посопел, повертел головой и неожиданно показал подбородком в сторону набережной: