Поэтому, нам пришлось осесть в Дубае.

Мой отец настоял на аренде виллы на дорогущем Пальма Джумейра*. И, хотя, можно было найти дом попроще и подешевле, он оставался непреклонен. Настаивал на личном пляже. Для внука, в первую очередь.

Меня же угнетали его разговоры об этом. И такое развитие событий я совсем не рассматривала. Моя бедная, истерзанная душа мечтала о том, что к моменту рождения малыша Виталик поправится и мы улетим домой.

Но время шло, а всё оставалось по-прежнему. И, если бы не мой растущий живот, можно было бы подумать, что нас какой-то роковой воронкой засосало в день сурка. Застыли на месте. Хотя, помимо ребёнка, менялсь и ещё кое-что: Виталик стремительно терял мышечную массу. И уже спустя три месяца после трагедии, он лишь отдалённо походил на моего сильного и мускулистого медвежонка. От былых восьмидесяти с лишним килограмм, осталось, в лучшем случае, шестьдесят пять. А вместе с этим неминуемо стремился к нулю и банковский счёт моего отца. Нет, он не жаловался. Ни разу не обмолвился за деньги, в то время, когда отец Виталика решил, что это лишние траты. "Слишком шикарно", как он выразился и настаивал на том, чтобы сын остался в больнице, под неусыпным наблюдением врачей.

Мне было невыносимо тяжело и мерзко наблюдать за всем этим. А ещё страшно и одиноко.

Несмотря на то, что мой любимый до сих пор жив, а малыш полноценно развивается и беременность проходит более, чем отлично, я чувствовала себя одинокой, как никогда. Задыхалась от жары в этой, выжженной солнцем, песчаной стране. А ещё от слёз, ежедневно, капля за каплей иссушавших меня изнутри, постепенно превращая в пустыню Руб-эль-Хали**.

Отчаяние и одиночество не покидали ни на минуту. Стояли сзади и дышали в спину, как два неусыпных стражника.

Разве меняющиеся раз в три дня сиделки могли сымитировать мне семью и друзей?

Да они и языка-то не знали. Точнее, я не знала их арабского. И всё, что я видела от этих женщин — всё те же жалостливые взгляды. Как под копирку.

И я планировала что-то предпринять. Не могла больше сидеть у отца не шее и начала искать работу. Хотя бы на два-три месяца.

Мой поход к врачу для определения пола ребёнка совпал с днём рождения медвежонка — двадцать шестым ноября.

Всё связанное с беременностью было для меня так ново, волнительно и странно.

По-сути, на новость о поле малыша адекватно мог прореагировать только один человек — мой отец. Если честно, я почти уже отказалась от УЗИ. Да и сумма съэкономилась бы приличная. Но только любопытство взяло верх.

— Любимый, я приехала. И у меня для тебя отличная новость! Ты дома, медвежонок? — мне так не хватало наших с ним шуток, что приходилось как-то развлекать себя самой. И эта глупая, наверное, присказка стала моей любимой.

Я скинула сандалии и после невыносиолго пекла с наслаждением ступила на слёгка прохладную, каменную плитку с замысловатым арабским орнаментом.

— Мисс! Мисс! — кричала Маляк единственное слово, которое знала на английском. Но эмоции, вырывающиеся параллельно с этим улавливались даже сквозь языковой барьер.

Господи! Неужели?

* Пальма Джумейра — архипелаг искусственных островов. Находится в Объединённых Арабских Эмиратах, в эмирате Дубай.

** Руб-эль-Хали — пустыня, занимающаяся большую часть ОАЭ. В переводе с арабского означает "пустой квартал"

Я кинула сумку, как попало. И неважно, что вывалившаяся из неё бутылочка с водой чуть не разбилась вдребезги, а всего лишь звонко закрутилась на плитке пола.

И помчалась к нему. Даже если бы сейчас мою дорогу выстилали раскалённые угли или битое стекло — не остановилась бы. Не замедлилась бы ни на долю секунды!

Но, вбежав в комнату увидела всю ту же, не меняющуюся месяцами картину.

Размечталась!

По активной жестикуляции Маляк я поняла, что Виталик зашевелился! Точнее, слегка дёрнул большим пальцем правой руки.

— Звони, Маляк! Звони, скорее, доктору!

Конечно, я знала, что после нескольких месяцев обездвиженности так быстро в сознание не приходят. Не так, как преподносят в наших любимых голливудских фильмах. Но в голове, почему-то, поселился именно такой образ: сидящий на постели и улыбающийся во весь рот больной.

Доктор Сахим говорит, что понадобится время. Очень много, чтобы научиться заново говорить, ходить и даже жевать и глотать. На полное восстановление организма уйдут, опять же, эти пресловутые несколько месяцев. Но меня слущало ещё кое-что — Виталик мог и не восстановиться полностью. Из-за травмы его нервная система, скорее всего, пошла дырами. Дала брешь.

И готовилась "выстрелить" совершенно неожиданным способом: отсутствием памяти, притуплением или полным изчезновением любого из чувств. Да вообще, чем угодно!

Я вышвыривала через порог все эти страхи. Но есть такая русская поговорка, кажется, "Выгоняют в дверь, а возвращается через окно". Вроде так. Виталик бы лучше мне объяснил. В общем, мои страхи ежедневно практиковали что-то подобное.

Спустя три часа досканальных осмотров и обследований, врач выдаёт вердикт: обычная мышечная судорога. Неосознанное движение, которое не являлось ни реакцией на внешний раздражитель, ни показателем пробуждения нервной системы.

Рано радоваться.

Я опустилась на край кровати и, дождавшись, пока персонал покинет комнату, взяла безжизненную руку Виталика и положила на свой, слегка выпирающий животик.

— Девочка, любимый. У нас будет девочка, слышишь? Твоя дочка вернётся к тебе… Но только теперь ты её не покидай! Пожалуйста… — начав спокойно, под конец я рыдала уже в голос. Захлёбывалась потоком рухнувших, как лавина надежд, изливающихся теперь из меня горьким слезами.

— Ты обещал, помнишь? Говорил, что не хочешь больше заставлять меня ждать! Но снова это делаешь, Виталик!!! Снова!!! — впервые с момента трагедии на меня нахлынула такая всеобъемлющая, неконтролируемая злость.

Прошло ещё пять месяцев, а ситуация к лучшему не менялась. За исключением того, что я нашла работу. Причём, достаточно доходную — администратор на ресепшн в пятизвёздочный отель, принадлежащий одному из богатейших турецких бизнесменов. Почти шейху, блин. И, что немаловажно, компания MUTFAK BORU VE IMALAT предоставляля страховку, обеспечивающую стабильную социальную и финансовую поддержку после рождения малышки.

А до него оставалась пара недель. В эти последние недели я ощущала себя огромным и пузатым керамическим кувшином. Неповоротливым, тяжёлым, тучным.

Я потянулась за небольшой стопкой бумаг на другом конце стойки и… Кажется, мой сосуд дал трещину и начал сочиться.

Трясясь от страха, я позвонила акушерке и затароторила в трубку:

— Линдсей, воды отошли! Что мне делать? Я не знаю, Линдсей!

Вокруг меня, переполошённой толпой скучковались ещё два администратора и хостес.

Щёки пылали. От духоты? Или от всеобщего внимания и суеты? Но, скорее, от непонятного коктейля радости и страха.

— Что за собрание? Почему не работаем? — пробасил властный, мужской голос где-то рядом с лифтами.

— Извините, тут просто… Злата рожает, — поспешила объясниться с хозяином моя напарница.

— Рожает, говоришь? — Озан слегка отодвинул девушку в сторону и уставился на меня чёрными, как космос глазами. — Нечего тут рассиживаться. Давай, в мою машину. Довезу в роддом. Всё равно по дороге.

Только я собралась возразить, как он, не особо нежным, учитывая моё положение, рывком поставил меня на ноги и подтолкнул в сторону выхода.

Схватки лёгкими, искрящимися небольшой болью волнами расходились от живота. Я представляла этот процесс более драматичным. Думала, что от боли полезу на стену или искусаю пальцы в кровь. А оказалось, в принципе, терпимо. Хотя, внутренний голос шепчет где-то в самом отдалённом, сером уголке сознания, что это только пока…