Старшие дети достали луки и стрелы и отправились глубже в лес. Я же сразу же начала искать свой «клад», волнуясь о состоянии глиняных табличек.

— Эй, кто-нибудь помнит, где мы положили мои глиняные таблички? — у меня не получалось найти дерево, на котором мы поставили отметину в последний раз.

— Мы отмечали дерево где-то там, верно? — припомнил Фэй.

— Где-то здесь, я думаю, нам просто нужно осмотреться, — Лютц тут же появился рядом.

Не только Фей, все вокруг присоединились к поискам… Вау, а они очень хорошие ребята.

— Эй, это не оно? — окликнул Ральф, спустя время.

Наш ориентир был сломан, так что было трудно найти то место, однако Фэй помахал мне рукой, подзывая к себе. Все, что я увидела, после того как подошла — уродливые комочки земли, с намеками на нечитабельные символы.

Эх… придется повторить все с начала…

— Это… это не моя вина!.. на этот раз, — начал было оправдываться он.

— Да, я понимаю.

Я знаю, что это не его вина. Всем интересно, дети вокруг воодушевлены: им явно не терпится чем-нибудь заняться. Верно, я просто не могу сдаться на этом этапе! Отступать уже некуда! Первое поражение я потерпела от башмаков Фэя и его прихвостней. Второе — из-за запрета выходить за ворота. Третье — из-за разбушевавшейся стихии. Я борюсь с катастрофами и стихийными бедствиями! Нет того, что могло бы остановить меня сейчас. Я собираюсь закончить эти таблички любой ценой.

Все будет хорошо.

Из своих ошибок я уяснила, что нужно успеть закончить таблички за один день, пока погода ясная, или перебраться в место с крышей, иначе все труды будут бесполезны. Мы были благословлены чистым, безоблачным небом, и у меня есть три сильных, здоровых помощника: Лютц, Фей и Ральф. Я не знаю, что на них подействовало: мои слезы или ярость, или же они просто хотят помочь. В любом случае, с таким количеством людей мы управимся куда быстрее.

Для дальнейшего чтения корректор советует включить музыку: IrishMusic — Sun

— Мне понадобится около десяти глиняных табличек, чтобы закончить историю. Так что, когда закончите мне помогать, то можете пойти заняться собирательством, — говорила я ребятам. Лютц, однако, остался и продолжил выкапывать еще больше глины: — Лютц, ты не пойдешь с ними?

— Ральф сегодня с нами, так что я собираюсь остаться здесь и помочь тебе!

— Хм. Ну, у меня уже есть достаточно глины… ты хочешь попробовать писать? — и, посмотрев на него, я взяла палочку и на еще сырой глине написала «ЛЮТЦ» на местном языке.

— Что это? — спросил Лютц, удивленно смотря на символы.

— Это твое имя! Если ты не можешь написать свое собственное имя, то ты не сможешь посетить другие города. Ты знал это?

В нашем городе пропускной режим свободный, так как стражники знают, кто мы такие. Однако если мы пытаемся войти в другие города, то у нас обязательно спросят имена и попросят записать их в специальной книге.

Если Лютц захочет когда-нибудь съездить в другой город, он должен по крайней мере знать, как написать свое собственное имя.

— Значит, вот как пишется мое имя?

— Если ты хочешь путешествовать, это действительно хорошая идея — научиться писать, — кивнула я.

Глаза Лютц блестели, пока он практиковался в написании своего имени на земле снова и снова. Тем временем, я усердно продолжала работу над глиняными табличками. С каждой новой выведенной буквой, я повторяла, что точно закончу эту книгу.

Закончила!

Я аккуратно завернула каждую табличку в старые тряпки, которые взяла с собой. С большой осторожностью опустила их в корзину — я не стала рисковать смазывать слова снова. Когда я, наконец, аккуратно сложила их, то глубоко выдохнула. Слезы так и просились наружу.

Это мой первый настоящий триумф! Неважно, что кто говорит, но это первая книга, которую я наконец-то обрела в этом новом мире.

— Даже в этом мире, я все еще могу читать книги. Так что все будет хорошо, — тихо прошептала я.

— Майн, ты закончила? — окликнула меня Тули.

— Да! Благодаря вам всем! Спасибо!

Как только я вернулась домой, то обожгла таблички в нашей печи. Они взорвались. Нет, на самом деле. Они взорвались. Я не знаю, что бы вы попытались сказать мне, но я не вру. В то время как они выпекались в духовке, произошел «бум», и моя первая написанная книга вылетела из печи облаком пыли и грязи.

Я даже не успела понять, в чем причина.

Во-первых, я была слишком ошарашена, чтобы проанализировать произошедшее, а потом еще и мама начала ругаться. Она заставила меня пообещать, что я больше так не буду.

Хм… Все вернулось на круги своя? Или же… Кажется это «три шага вперед, два назад»?

Интересно, что я попробую в следующий раз?

Эх… Если бы только мне удалось сделать глиняные таблички… Это было бы так здорово. Я даже не думала, что они могут взорваться. Вот был бы у меня ножичек, как у Тули, может быть, я даже смогла бы сделать Моккан.

(Прим. переводчика: Моккан представляет собой деревянную дощечку длиной 10–25 см, шириной 2–3 см и толщиной в несколько миллиметров. Содержимое подавляющего большинства дощечек так или иначе связано с функционированием государственного аппарата (переписка между ведомствами различных уровней). Их изготовители использовали по крайней мере четыре свойства дерева: его лёгкость, прочность, доступность и возможность повторного использования (прежняя надпись соскабливалась и наносилась новая).

После того взрыва в печке мне навсегда запретили делать глиняные таблички. Честно говоря, я уже перебрала все известные мне способы изготовления книги, поэтому оставалось только гадать, что же делать в сложившейся ситуации.

Тем временем, Тули исполнилось семь лет. Здесь, в этом мире, седьмой день рождения отмечается как очень важный праздник. Тут празднуется скорее даже не конкретный день, а сезон года, в котором вы родились. Каждую зиму, весну, лето и осень проводятся церемонии крещения в храме, и каждый ребенок, которому исполнилось семь лет, принимает в ней участие. Только после этого дети получают разрешение работать в качестве подмастерьев и учеников, а также начинают учитываться как часть населения города.

Детям до семи лет и взрослым не разрешают входить в храм, так что мы с отцом в пролете. Кстати, хотя я уже давно знала, что я не смогу присутствовать, отец воспринял эту новость очень эмоционально. По иронии судьбы он должен был пойти на срочную встречу именно в тот день, когда у его дочери было крещение. Кроме того, это совещание созвали несколько весьма высокопоставленных представителей аристократии, поэтому, если бы он не присутствовал, начальство, возможно, лишило бы его головы. И в буквальном смысле тоже.

Жуть!

Несмотря на это, мой отец сидит с раннего утра, выдавая жалобу за жалобой и, казалось бы, вовсе не спешит отправиться на работу.

— Нет… я не хочу идти на эту дурацкую встречу! Это же крещение Тули! Почему кто-то должен был запланировать эту бессмысленную встречу в этот важный день?

Согласна, сегодня очень важный день. Я уверена, что у аристократов тоже есть дети, так что им должно быть известно, когда состоится церемония.

— А разве детей дворян не крестят, как и у нас? — спрашиваю я.

— Им не надо самим ходить в храм — они всегда могут вызвать священника к себе домой. Они не могут понять то, что чувствуем мы, низшие классы.

Я игнорировала его весь вчерашний вечер, так как полагала, что это было лучше для него, но он оказался очень упрямым. Возможно, это та черта, которая свойственна отцам в любом мире. Они что, впадают в эту мучительную депрессию всякий раз?

Я вздохнула, осторожно расчесывая длинные волосы Тули:

— Папа, мы можем выйти все вместе, поэтому ты должен быть готов идти на работу! Ты можешь дойти с Тули до храма. В любом случае, сегодня в храм смогут попасть только дети, так что ты просто будешь ждать во дворе, не так ли?