— Тут уж действительно сложно не согласиться с древнейшим тезисом, что человека встречают по одежде.

Кажется, я почувствовала его взгляд, скользящий по моей фигуре, даже через отражение. Правда, куда сильнее меня приложило от его подминающей близости, когда он ко мне подошёл буквально впритык, встав со спины и немного сбоку эдаким вездесущим Дьяволом или неоспоримым хозяином всего, что находилось в окружающей нас комнате.

— Боюсь, мне будет очень сложно сосредоточиться на предстоящей опере, которая, между прочим, длится не менее двух часов. Ты сама готова выдержать столько времени, сидя в подобном платье в неподвижной позе и слушая совершенно непонятные для тебя партии на итальянском?

— Я уже успела найти о ней всю информацию в интернете и даже прочесть либретто на английском. Так что, да!

Хотя отвечать ровным голосом Стаффорду при очень близком от него расстоянии и было несколько сложно, но я справилась с данной задачей, по своему мнению, вполне себе неплохо.

— Я очень хочу увидеть и услышать её в оригинале. И если для этого нужно будет просидеть пару часов с прямой спиной и онемевшей шеей, думаю, это не такая уж и большая жертва. Тем более, там должны быть и антракты между актами. Так что, как-нибудь переживу.

— Похоже, ты зацепилась за данную идею весьма основательно. — одобряющая ухмылка Рейнольда должна была утвердить мою уверенность в выбранном решении до железобетонного состояния. Но я заметила в этот момент в руке мужчины тёмно-фиолетовый бархатный футляр, который тут же перетянул моё внимание, вызвав неожиданный приступ волнения, как до этого приход самого Стаффорда.

— И что в этом плохого?

Я задышала ещё чаще, когда он скользнул по мне взглядом уже не через зеркало, рассматривая практически в упор вначале мой профиль, потом обнажённое плечо и грудь под облегающим лифом платья. Возможно даже вдыхая аромат тех самых духов, которые он мне так великодушно подарил сразу после аукциона.

— Разве я сказал, что это плохо? К тому же, для твоего туалета определённо не хватает пары завершающих штрихов, чтобы сделать его полным и законченным.

Он приподнял руку, в которой держал футляр, тем самым демонстрируя, кому и зачем он его сюда принёс.

— Что это?

— То, что некоторых женщин сводит с ума едва не в прямом смысле данного слова. Особенно, когда они видят ценники на подобные вещи. Хотя порой их завораживает и само содержание подобных гарнитуров.

Он наконец-то открыл этот дурацкий футляр, а у меня перехватило дух до такой степени, что даже голова кругом пошла. А уж как округлились глаза, рот и задрожали руки.

— Это… они… настоящие?

— Естественно. И даже куплены этим днём. Можно сказать, только-только были сняты с витрины. Извини, что пришлось выбирать на свой вкус и цвет…

Извинить его? Он должно быть шутит? Хотя, судя по иронично-небрежной интонации его голоса, так и есть. Ведь если бы мне пришлось выбирать нечто подобное, ещё и не за свои деньги… Даже не представляю, как бы долго я выбирала, да и выбрала бы в итоге хоть что-нибудь. А так… Глядя на это нереальное великолепие в виде тончайшей ювелирной работы из белой платины, крупных гранатовых рубинов и более мелких бриллиантов, составляющих сложнейшую композицию цветов и бабочек, с трудом сдерживаешь восторженные стоны ещё и от того понимания, что их для тебя выбрал кто-то другой. Кто-то, с чьим безупречным вкусом очень сложно соревноваться. Даже если они взяты на прокат только на этот вечер, и ты уже больше никогда их снова не увидишь.

Но он же вроде сказал, что их купил? Или я всё равно не понимаю разницы в таких вещах? Как-то слабо верится в то, что он купил их именно для меня, учитывая, сколько ещё у него было пока ещё неизвестных мне любовниц.

— Они великолепны… Никогда не думала, что произнесу нечто подобное в своей жизни. А про надеть, даже не заикаюсь.

— Всё когда-нибудь приходится делать впервые.

Стаффорд вдруг протянул мне в руки раскрытый футляр, после чего подхватил с его атласной подушки не слишком громоздкое, но и далеко не скудное колье и сам, со знающим делом и профессиональным изяществом, уложил всю его осязаемую красоту на поверхность моего декольте, прикрытое прозрачной сеткой органзы. И, кажется… я даже завелась, когда, глядя в зеркало широко распахнутыми и блестящими от волнения глазищами, наблюдала, как он застёгивает за моей шеей сложный замочек. Такие моменты действительно возможно увидеть только в кино, а уж пережить в реальности…

Интересно, он покупал что-нибудь подобное моей матери? И если да, тогда почему я не видела в её весьма скудных украшениях столь дорогие гарнитуры. Или она их хранила в какой-нибудь банковской ячейке, а потом в тайне ото всех продавала, когда после гибели отца наши финансовые проблемы начали разрастаться до необъятных размеров? По крайней мере, мне бы очень хотелось верить в то, что Рейнальд ничего и никогда ей не дарил.

— Я действительно… сама на себя не похожа. Хотя, назвать себя Золушкой тоже не поворачивается язык.

— Насколько я помню, Золушку на аукционе живого товара никто не покупал, — и, конечно, Стаффорд не мог удержаться от соблазна «пошутить» на эту тему.

Правда, я практически не обратила на его слова никакого внимания, поскольку оно было полностью перетянуто нашим отражением. Тем, как Рей наклонил над моим плечом голову, и перехватил взглядом тёмно-синих глаз мою немощную душонку в зеркале через глубокий зрительный контакт. Словно подцепил на острый крючок и насадил до самого основания.

— А в эту полночь едва ли всё это превратится в лохмотья. Скорее… — он протянул руку к моей груди и кончиками пальцев поправил нижние капли колье над моей ложбинкой и обеими полушариями. Из-за чего я, естественно, не могла не почувствовать его касания и не отреагировать нежданной вспышкой волнительного жара под кожей, усиленного пробирающим до мозга костей звучанием голоса мужчины.

— Скорее ты просто останешься полностью без них.

— И вы даже готовы для этого прождать несколько часов и не сделать это прямо сейчас? — не понимаю, зачем я вообще это спросила. Видимо, находилась под убойной дозой сильнейшего наркотика, которым меня всегда било в голову рядом с этим человеком. Скорее, он и носил имя этого человека, а уж в подобные моменты было крайне сложно от него не одуреть.

— Иногда ожидание с предвкушением куда слаще желаемого действия. Это добавляет некоторую остроту к самим эмоциям, растягивая их во времени на долгие минуты или часы. А уж если на целые дни…

Его пальцы очень мягко, почти невесомо прошлись вниз по скрытой платьем ложбинке груди и остановились под грудиной на уровне солнечного сплетения, вдруг принявшись рисовать круговую спираль именно там, где сильней всего пульсировало и немело, когда я ощущала его близость, а он сам начинал сводить меня с ума своими изощрёнными играми. И, похоже, я уже стала заводиться по-настоящему, а он это и видел, и упивался своей властью над моей немощной душой, как истинный Дьявол-искуситель. А я, как завороженная, не могла отвести взгляда от его явно поплывших и буквально гипнотизирующих меня глаз, сбиваясь с ровного дыхания и ожидая продолжения этой сладкой пытки.

— Хотя сегодня, так уж и быть, ограничимся несколькими часами и усилим ожидание предстоящими впечатлениями от прослушивания оперы. Ещё никто, не испытывал полного равнодушия с безразличием, слушая Nessun dorma.

Даже не знаю, как я тогда удержалась и не спросила его про мою мать. Водил ли он её когда-нибудь по театрам или давал ей послушать упомянутую им арию Калафа, переводя попутно текст с итальянского и рассказывая о чём именно там поётся? Ведь, если так подумать, это был бы действительно самый романтичный между ними момент, являющийся в своём истинном оригинале невероятно сильным признанием в любви.

Но я так и не спросила, устояв перед столь мучительным соблазном и успокоив себя тем, что это я сейчас стояла рядом со Стаффордом, и он собирался отвезти на оперу меня. А потом… потом он привезёт меня обратно и…