— Вынужден вас разочаровать, — не без злорадства сказал я. — Есть, только отдельно от туловища.

— Это как?

— Основная часть комплекса КРИС — своего рода док-станция, куда упрятаны электронные компоненты, крайне чувствительные к экстремальным условиям, царящим на поверхности Венеры. В том числе и мозги нашего Федота. Станция снабжена довольно мощной энергетической установкой, а также весьма эффективным холодильным оборудованием, средствами связи и передвижения в виде малогабаритного гравитационного двигателя. Не слишком мощного, но подходящего для наших целей. В конце концов, КРИС — это вам не антиграв, для небольших расстояний сойдет.

— А Федот, значит, бегает за ним вприпрыжку? Так что ли? — не унимался Сэм. И куда только подевалась его так называемая заторможенность? Удивительны дела твои, Господи…

— И опять не угадал. Док-станция имеет специальный герметичный ангар для «Скарабея». Он прячется туда в случае перегрева либо для подзарядки аккумуляторов. Либо вот как сейчас, когда возникает необходимость переезда на новое место.

— А что, есть такая необходимость?

Тьфу ты, черт! Вот же привязался… Ну никак не хотелось мне пускаться в рассуждения о разрушительности для нашей программы самого появления на станции парочки ничему не обученных стажеров. С которыми теперь придется возиться, отложив в сторону собственные дела… вопреки здравому смыслу, настоятельно требующему завершения начатых экспериментов. Однако, видимо, все-таки придется.

— Понимаете, — проникновенно начал я. — Вот уже несколько месяцев, вплоть до вашего прибытия, мы проводили глубинные бурения с отбором проб в нескольких близкорасположенных и сравнительно молодых арахнидах… Знаете, что это такое?

Стажеры переглянулись и дружно качнули головами из стороны в сторону. Мол, нет, не знаем и даже не догадываемся.

Ну еще бы, откуда вам… Кому сейчас, спрашивается, интересна какая-то Венера?

Я вздохнул и пояснил:

— Венера — геологически активная планета, на поверхности которой существует довольно много действующих вулканов, заливающих лавой огромные пространства. Однако, из-за чудовищного давления извержения иногда носят весьма специфический характер. Представьте себе огромный, вспухающий на ровном месте лавовый пузырь. Представили? Прекрасно… Лава не успевает растечься и покрывается быстро застывающей коркой. А теперь представьте, что по каким-то неизвестным причинам приток расплавленной породы внезапно прекращается. Даже более того, лава быстро уходит из-под затвердевшего купола… возможно, потому, что находит выход на поверхность где-то в другом месте, не знаю… вариантов много. Что в этом случае происходит с куполом?

Вопрос, естественно, канул в пустоту. Ну никак не желает нынешняя молодежь шевелить мозгами, и поделать с этим ничего невозможно. Ждут готовых ответов. Э-эх! Придется отдуваться самому, иначе так и простоим тут до самого обеда.

— Правильно, — сам себе ответил я. — Покрывается трещинами и обрушивается. В результате на этом месте остается неглубокий абсолютно круглый кратер — арахнид. Откуда название? Хм… могли бы и сами догадаться. При наблюдении с высоты проломы и трещины в центральной части кратера складываются в рисунок, отдаленно напоминающий паука.

— Ну и что с того? — упрямо заявил Сэм. — Почему мы должны отсюда уходить?

— Мы же можем просто продолжить ваши исследования, — добавил Майкл.

Я только грустно вздохнул. Возможно, они и неплохие ребята, все-таки сообразили, насколько некстати оказался их незапланированный визит. И великодушно предлагают свою посильную помощь. Вот только воспользоваться ей, к сожалению, никак невозможно.

— Бурение внутри арахнида, — проникновенно сказал я, — вещь чрезвычайно опасная по многим причинам. Самая вероятная из них — можно угодить в лавовый или газовый карман, и тогда прощай, наш Федот. Сами понимаете, допустить такого я никак не могу. А значит, обучаться будем где-нибудь подальше отсюда… скажем, на той же равнине… А вот когда вы наберетесь опыта… тогда и поглядим.

Я и сам в это не верил.

Наступила долгая пауза. Даже Сэм не нашел, что возразить.

Потом вдруг Майкл неожиданно спросил:

— А изучение добытых проб? Как вы его проводите? Прямо на месте?

Я ухмыльнулся. Какие же они все-таки еще зеленые! Ничего не соображают. Ну как, спрашивается, можно осуществить более-менее приличный анализ в тех воистину нечеловеческих условиях, что царят там, внизу?

— Естественно, нет. Все добытые пробы изучаются исключительно здесь, на борту станции «Афродита».

— Но как же…

— Очень просто. На док-станции имеется небольшой запас специальных жаростойких оболочек для воздушных шаров и компрессор для их накачки. А внутри каждой оболочки — химический патрон для быстрого разогрева небольшого замкнутого объема газа. Градусов, эдак, до шестисот-семисот… для подъема достаточно. Помните вчерашний разговор? Вот-вот… об этих-то оболочках и шла речь. Как вы сами, наверное, поняли, они у нас в огромном дефиците, поэтому расходовать их придется крайне экономно.

— Я, наконец, понял, — сказал Майкл. — Что ж, оригинально… Но какая же нужна точность! Попасть таким шаром в станцию… немыслимо. А атмосферные возмущения? Скажем, самый обычный ветер?

— Ты абсолютно прав, это целое искусство, которое вам также предстоит освоить. Итак… Пробы, добытые нашим Федотом, загружаются в специальный контейнер, после чего КРИС запускает их в атмосферу. Одновременно станция снижается до высоты чуть менее тридцати километров и располагается точно по ветру, так, чтобы поднимающийся шар сносило прямо на нее. Естественно, особой точности при этом достичь никак невозможно, и если бы мы полагались только на маневры самой станции, то выловить из атмосферы нам наверняка ничего бы не удалось. Но тут в дело вступают гравитационные ловушки, нечто вроде раскинутой вокруг нашего поплавка обширной рыболовной сети. Вот с ее-то помощью мы и направляем добычу точно в ангар, так что нам остается только пойти и получить посылку.

— Ловко, — сказал Майкл.

— А не проще ли использовать вместо шаров что-нибудь этакое… с двигателем и крыльями, какой-нибудь дрон… — задумчиво проговорил Сэм. — Тогда о прицеливании целой станцией можно было бы с чистой совестью забыть.

Ну вы посмотрите, какой умный выискался! Можно подумать, до тебя никто и никогда подобных вариантов не рассматривал.

— Сами посудите, — вздохнул я. — Существует ли что-нибудь более надежное, чем самый обычный воздушный шар? Особенно в условиях огромных давлений и температур.

— Пожалуй, — согласился Майкл.

— Вот то-то и оно. Так что о крыльях можете даже не мечтать. Венера еще долго останется планетой воздухоплавателей. Недаром даже в древней мифологии Венера, она же Афродита, — божество абсолютно бескрылое.

— Протестую, — неожиданно заявил Сэм. — Венера, она же Афродита, — богиня любви, а бескрылая любовь — полная чушь. Оксюморон. Настоящая любовь крылата, иначе это и не любовь вовсе. «На крыльях любви» — слышали о таком?

— Однако, древние почему-то считали совсем иначе, — не слишком уверенно возразил я.

Сэм только презрительно фыркнул, всем видом показывая, куда эти самые древние могут засунуть свое мнение.

Признаться, столь мощный напор в довольно спорном вопросе меня несколько удивил.

Это надо же, как неожиданно возбудился! Не иначе как осталась у тебя где-нибудь на оклахомщине неразделенная любовь. А по мне, так будь упомянутая богиня хоть трижды крылатой или столько же раз бескрылой, все равно на способах ведения планетарных исследований это никак не отразится. Как летали на аэростатах, так и будем.

Ладно, спишем на Сэмову дурацкую манеру противоречить всему и вся. Видно, натура у него такая… требует, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним. Ничего, с возрастом пройдет. А если не пройдет, тем хуже для него.

— Итак, — я решил, наконец, подвести итог нашему первому занятию, — будем считать, что весь положенный инструктаж вы от меня получили. Пора от теории переходить к практике. Сэм, Майкл… занимайте места в операторских креслах, будем готовить комплекс к перемещению…