И тут же перевел ставший вдруг исключительно строгим взгляд на меня. Мол, задвинь куда подальше свои личные проблемы и прими гостей как положено по законам гостеприимства.

Ага, сейчас, только шнурки поглажу…

— Майкл Джекман, — четко отрекомендовался тот, что повыше. И протянул для пожатия руку, которую я высокомерно проигнорировал. Подержал на весу и убрал с легким оттенком недоумения.

А второй… Хм… молчит, только пялится на меня огромными рыбьими глазами. Так, словно я ему денег должен.

Ну что ты на меня уставился? Даже если и должен, хрен ты что-нибудь получишь, даже не мечтай. Смотри, дыру взглядом не просверли.

Майкл, судя по всему, слегка озадаченный затянувшейся паузой, тихонько подтолкнул приятеля в бок, и тогда тот, запинаясь, наконец, выдавил из себя:

— Сэм… Э-э-э… Сэмюэль Х-харди…

Экий ты, Сэмюэль, заторможенный. Судя по всему, натура ты у нас чересчур впечатлительная, никак не можешь переварить только что завершившийся перелет в тесной неуправляемой капсуле. Или дошло, наконец, куда же ты на самом деле попал, и накрыла тебя по такому случаю совершенно неодолимая грусть-печаль. Что ж… могу обрадовать, капсула и все с ней связанное — это еще цветочки. А уж ягодками я постараюсь обеспечить тебя по полной, даже не сомневайся. Как, впрочем, и твоего приятеля. Так что удачной всем стажировки.

Нет, ну вы посмотрите на него!.. Теперь уставился на что-то за моей спиной, аж рот раскрыл.

Я обернулся. А-а, вот оно что!

Причина необычного поведения стажера Харди отыскалась сразу: прямо посреди стены красовалась репродукция картины Брейгеля «Охотники на снегу»… очень хорошая репродукция. А прямо под ней — самая обычная акустическая гитара, закрепленная так, чтобы никакие кульбиты станции не смогли сдвинуть ее в сторону ни на один миллиметр. Как, впрочем, и картину. Командир потрудился над этим самолично, и ревностно следил за тем, чтобы никто… ни единым пальцем… Судя по всему, и то и другое представляло для него какую-то немыслимую ценность, понять которую другим просто не дано.

Так что, парень, об этом даже не думай, это, брат, не про тебя. Да, если уж на то пошло, то и не про нас с Аврелием.

Вошел Марк, обвел собравшуюся компанию угрюмым взглядом и сказал:

— Оболочки для зондов опять не прислали. Вот и крутись теперь, как знаешь.

— Печально, — ответил командир, — но, думаю, не смертельно. Точнее надо работать, тогда и зонды целее будут. Правда, Ник?

— Не совсем. Даже имеющихся в наличии оболочек для завершения программы скорее всего не хватит.

— Тогда используйте старые. Марк, ты ведь у нас на все руки… подлатай там что-нибудь, чтобы Ник совсем уж не расстраивался.

Марк хмыкнул с большим сомнением. Стало окончательно ясно, что на заштопанные стараниями нашего инженера оболочки лучше все-таки особо не надеяться.

— Ладно, придумаем что-нибудь, — командир вдруг решил перевести разговор в другую плоскость. — А с продовольствием что?

— Тут у нас полный порядок, — оживился Марк. — На любой, как говорится, вкус.

— Вот и давайте радоваться жизни, пока есть такая возможность, — подвел итог командир. — В любом случае проблемы лучше решать на сытый желудок.

Ничего не понимающие стажеры смотрели на экипаж «Афродиты» с полным недоумением.

Какие там, спрашивается, оболочки? Это вообще о чем? Хотя против сытного ужина никто, судя по всему, ничего не имел.

Э-эх… зелень вы, зелень непроходимая, ничего-то о нашей жизни не знаете. Но это дело поправимое, хотя и, признаю, весьма трудоемкое.

— Значит, так, Майкл и Сэм… — я обвел их взглядом сержанта, под команду которого только что поступила очередная партия абсолютно необученных новобранцев. Майкл встретил его с полнейшим, надо сказать, равнодушием, а Сэм снова принялся есть меня глазами. Когда же ему надоест, в конце-то концов! — Сейчас все дружно отправляемся на разгрузку капсулы, а затем можете отдыхать. Занимайте любые каюты, начиная с четвертой. А завтра с утра пораньше помолясь и начнем.

Начинать, как водится, пришлось самому.

Стажеры пристроились за спинкой операторского кресла и, тщательно скрывая полнейшее равнодушие, наблюдали за моими манипуляциями.

— Смотрите внимательно, — строго говорил я, указывая на зависший над пультом голографический экран, на котором красовался некий многоногий механизм, поразительно напоминавший майского жука, а, возможно, даже жука-короеда или бронзовку. Насекомое, одним словом. — Это и есть наш Федот. Роботизированный исследовательский самопрограммируемый комплекс, сокращенно КРИС-1500 или «Скарабей». Основной рабочий инструмент, без которого мы как без рук. Предназначен для выполнения изыскательских работ на поверхности Венеры, для чего снабжен целым арсеналом всяческих буров, сверл и пробоотборников. Устойчив к высоким температурам и давлению, а также к возможным кислотным осадкам. Хотя до сих пор прецедентов не было, кислота до поверхности все-таки не долетает, испаряется на полпути. И тем не менее, как говорится, береженого бог бережет.

Краем глаза я заметил, как Сэм вдруг душераздирающе зевнул и отвернулся от экрана.

Неинтересно ему, видите ли! На сон потянуло. А получить зачет по практике тебе тоже неинтересно? Тогда так и скажи, потому что мне возиться с тобой не интересно тем более.

Малохольный он какой-то, этот Сэмюэль. Интересно, как с таким отношением к жизни он вообще затесался в ряды курсантов Космической Академии? Я бы такого точно не взял. Никогда и ни за что. Правда, говорят, у них там, в северо-атлантическом филиале, и не такое бывает…

— Стажер Харди! — рявкнул я, чтобы привести его в чувство. — Повтори! Полное название и предназначение механизма, который ты видишь на экране.

— Дурак.

Майкл аж согнулся пополам, с невероятным трудом сдерживая рвущийся наружу хохот. Я, признаться, слегка опешил, тем более что сказано было на чистейшем русском.

— Что-о? Объяснитесь, курсант.

— Дистанционо-управляемый роботизированный автономный комплекс. Сокращенно — ДУРАК. Официальное наименование КРИС-1500 «Скарабей», но ДУРАК мне нравится больше.

Та-ак… Значит, шутки шутить вздумали… А не такой ты и малохольный, как я погляжу. Что ж, посмотрим, кому из нас веселее будет в финале.

— Еще раз пошутишь, останешься без зачета, — тихим зловещим шепотом сказал я. Дабы нагнать на шутников страху. Кажется, подействовало.

— Можно вопрос? — спросил окончательно успокоившийся Майкл. Я милостиво разрешил. — Почему вы называете его Федотом, а не «Скарабеем» или КРИСом на худой конец?

— Что ж, — ухмыльнулся я. — Все очень просто. Есть в русском фольклоре такая сказка про удачливого стрельца Федота — «Пойди туда не знаю куда…»

— «…принеси то не знаю что», — неожиданно продолжил Сэм, чем удивил меня несказанно.

— Верно… Достаточно точно описывает суть нашей деятельности… А кстати, откуда такие познания? — осведомился я. — Немногие представители так называемой северо-атлантической цивилизации способны похвастать подобной эрудицией. В лучшем случае про Колобка да про Курочку Рябу.

— Был случай ознакомиться, — буркнул Сэм и замолк.

Ладно, не хочешь — не говори, дело твое. Вольному, как говорится, воля.

Дальше дело пошло веселее, даже Сэм, наконец-то, заинтересовался и перестал зевать.

— Собственно, «Скарабей» или Федот — лишь часть комплекса КРИС, — продолжал вещать я. — Хотя и весьма немаловажная. По сути представляет собой обычный подвижный манипулятор. Другими словами, вот это членистоногое насекомое — наши глаза, уши и руки, причем, не могу не отметить, довольно длинные. Федот способен пролезть туда, куда весь комплекс ни за что не пройдет.

— А мозги-то у него есть? — осведомился Сэм и уставился на меня в ожидании, что я подтвержу его самые худшие опасения: Федот — тварь абсолютно безмозглая, не способная ни на какие самостоятельные действия. Майкл тоже с интересом ожидал ответа, посматривая на приятеля с легкой ироничной усмешкой.