– Я не понимаю, почему меня везде все учат, как и что мне делать? Как жить, как вести себя, с кем дружить, кого бояться… – Ларри, дёрнув плечами, вырывается из её хватки.

– Стой, Ларри. Ты, главное, не бойся, – она снимает варежки и проводит холодной рукой по его щеке. – Вот, – достаёт что-то из кармана и протягивает Ларри, – это мой тебе подарок. Я уверена, ты найдёшь ему применение и куда спрятать тоже.

На ладони лежит полукруглая штуковина на верёвочке, с первого взгляда напоминающая обычный медный кулон. Ларри аккуратно поддевает ногтем выступ, раскрывая лезвие.

– Что это… это нож? – удивляется он, разглядывая внимательнее.

– Да, Ларри, возьми себе, – устало произносит сестра и тихо добавляет: – Я не могу тебе рассказать всего и надеюсь, что тебе повезёт больше, чем мне. Но, как сестра, я переживаю за тебя. Всё, возьми и иди. Не задавай мне больше вопросов, понял? – она толкает Ларри в грудь, и он чуть не падает.

– А ты?..

Сестра немного криво улыбается и, кивнув в сторону дома, произносит:

– Ты иди, там праздник в твою честь. А я хочу теперь побыть одна, Ларри, – отворачивается и уходит в сторону озера.

Ларри понимает, что сестре тоже не повезло в старших классах, но она ему ничего не расскажет. Рассказал бы Ларри? Он не знает, но от невозможности расспросить он просто крепко сжимает нож в руке и убегает в дом. По пути пару раз поскальзывается, встает, и снова бежит. Сколько раз он будет так убегать? Когда он теперь снова увидит сестру? Почему именно сейчас он чувствует, что она и правда ему самая родная, хотя до этого между ними была огромная пропасть?

Забежав домой, игнорируя гостей и вновь вышедшую из своей комнаты – и будто из комы – мать, он влетает к себе и запирается на замок. Хорошо, что хоть здесь двери запираются на замок. Сейчас Ларри может спрятаться ото всех. У него есть несколько часов спокойствия, но оно никак не приходит. Ларри достаёт нож и, присев на кровать, вновь разглядывает его, крутя в руках.

Ларри всегда кусает себя, когда его накрывает паника. Значит ли, что физическая боль успокаивает? Умиротворяет. Усмиряет какую-то внутреннюю боль, которая грызёт где-то в районе солнечного сплетения. Ларри решает проверить. Где проверить, на каком месте, чтобы никто не заметил? Руки он и так вечно прячет, натягивая посильнее рукава. Ларри приспускает штаны и, немного помедлив, царапает себе ляжку лезвием. Зажмурившись от боли, понимает, что ему этого всё равно мало. Режет ещё раз, и ещё, но ничего не происходит, лишь проявляются капли крови. Он откидывает нож в сторону, а раны придавливает перебинтованной рукой.

«Идиот, ты такой идиот», – поражается сам себе Ларри, хватаясь второй рукой за волосы. Откинувшись назад, падает на кровать и закрывает глаза.

Ему необходимо поднять себя и выйти из комнаты на вечер, посвящённый… чему? Его дню рождения? Да никогда такого не было. Только лишь один раз он почувствовал, что в праздник реально кто-то постарался ради него: когда Мэриан сыграл для него на гитаре. Ну, а в прошлом году Герольд держал своего сына почти весь вечер в плену кабинета, что-то там выясняя. Ларри слышал приглушённую ругань из-за двери, когда шатался по дому в поисках брата.

Стук в дверь.

– Дорогой, праздник начинается. Ты скоро? – настойчиво звучит голос матери.

– Да… уже иду, мам.

Февраль вновь наградил Резервуд сильнейшими ветрами. И пусть циклон покинул свой пост, снег всё ещё лежал мёртвым грузом, создавая подобия воздушных замков. Они были испещрены младшими курсами, которые играли в своё свободное время в древних королей и рыцарей. Даже сейчас, вечером, когда всех позвали на каток, дети продолжают резвиться, драться палками и защищать свои города и замки. Ларри умиляется увиденному, двигаясь с Мышкой в сторону катка, и вспоминает, какими хорошими были времена до восьмого курса. Но их уже не вернуть, хотя вроде сейчас Ларри потихоньку начинает привыкать к окружающей его обстановке.

Он вылез из кокона, в который спрятался, видимо, испугавшись чего-то нового. Вернувшись со дня рождения, Ларри не стал прятать ножик, подаренный сестрой, а повесил его на шею как кулон рядом с медиатором. Два подарка – брата и сестры – будто бы хранили в себе оберегающую силу и удерживали её в самом Ларри, не давая ему отчаиваться. Появилась какая-то прыткость, язык стал острее на словцо, кулаки он стал применять в ход реже, Тео его уже не так бесит, потому как даже на возобновившихся тренировках они почти не встречаются, ведь Ларри – вратарь. Даже с Томасом удается теперь перекинуться парочкой фраз. Тот всё ещё избегает лишней встречи, но уже не шугается Ларри, как кипятком ошпаренный. Курт и его свита не особо терроризируют Ларри, и он понял, что ребята и правда, видимо, просто хотят собрать каких-то приближённых, и ничего в этом шибко страшного нет.

Ведь нет же?

Единственное, что его настораживает, это слова сестры. Её реакция, её подарок, который он теперь никогда не снимает, только в душе. Ларри хочет думать, что всё в порядке, но на деле он всегда настороже. Через пару лет Курт закончит обучение и свалит, новых знатных детей, помимо Ларри, пока что не видно на горизонте, разве что ещё совсем маленькая дочь директора, а значит всё в скором времени сведётся на нет… Ну или же всё совсем не так, как кажется.

– Ну что, пойдём кататься, Ларри? – протягивает ему руку Мышка, когда они уже переобулись в коньки. Ларри хмыкает, заметив, как криво завязал его друг шнурки – зато сам! – и отрицательно качает головой в ответ:

– Нет, Мышк, я пока посижу, а ты иди. – Ларри откидывается на спинку лавочки.

– Чего это ты? – с подозрением щурится друг.

– На тебя хочу полюбоваться, – смеется Ларри, пару раз игриво подняв брови. – Чуть позже присоединюсь.

– А, ну тогда, конечно, пока лучше тут посиди, издалека я выгляжу лучше, чем вблизи, – подмигивает Мышка и топает на лёд. Вот что-что, а понимание шуток Ларри в Мышке он ценит очень высоко. Хотя в каждой шутке есть доля правды, это точно.

Но сейчас Ларри просто заметил уже катающуюся Нелл. Он не хочет лишать её удовольствия в сопровождении Мышки. Тот, увидев её, топает по протоптанной снежной дорожке чуть быстрее, неуклюже пошатываясь. Ларри только сейчас замечает, что Мышка и правда выглядит старше его. И пусть разница всего в год, и Ларри пока что ещё немного, но его выше, у того фигура уже приобретает довольно-таки взрослые мужские очертания: детское тело приобретает крепкие плечи, икры, пальцы становятся более жилистые, голос у Мышки начинает ломаться… А Ларри будто застыл во времени на несколько лет в виде подростка-переростка с писклявым голосом. Он даже специально пытается говорить грубее, чтобы этого не было так заметно.

– Чего к дружку своему не присоединишься, кудрявый? – раздаётся голос сзади и слышится хруст под чужими ботильонами.

Прокашлявшись, Ларри, стараясь говорить ниже, отвечает, не поворачивая головы:

– Отдыхаю.

– Жаль, в прошлом году я руку сломал да так и не попал на каток, – говорит Тео, присаживаясь рядом. Ларри не может понять, что тому надо?

– Ты что, соскучился по мне? Чего припёрся? – отсаживается в сторону.

– Ох-ох, полегче, кудрявый, – под тусклым светом фонаря видно, как Тео морщится, затем достаёт сигарету.

– Я не кудрявый, я Ларри. Что с твоей памятью? И… – Ларри искренне удивляется, – ты что, прямо тут закуришь?

– Я в курсе, как тебя зовут, цыпа, – Тео поджигает зажатую между губами сигарету и делает глубокую затяжку: – А что, ты против? – говорит в сторону Ларри, выпуская в него дым. Ларри лишь отмахивается.

– А если кто увидит?

– Ну и чего они мне сделают? К директору отведут? Напугали тоже! Или на отработку отправят? Да это ж лафа, время хотя бы быстрее летит в этом гадюшнике, – договорив, Тео выпускает изо рта пару колечек.

Ларри ещё никогда не разговаривал лично с Тео больше двух минут, и пусть их разговор напоминает больше кидание друг в друга грязью и палками, ему всё равно стало даже немного спокойнее.