Восьмикурсники толпятся, как стадо баранов, и следуют туда, куда им тявкает преподаватель. Одно радует: они его уже знают. Тот самый Барри Смит – учитель труда в детском ангаре – единственный преподаватель, который обучает и старшекурсников, как оказалось. Ученики немного расслабляются при виде знакомого лица, и Ларри прямо чувствует, как напряжение, повисшее в воздухе со времени их приезда, немного спадает на нет.

– Хоть бы он и тут нам про детские стулья не начал заливать, – улыбается Мышка. Ларри хмыкает, вспоминая забавные угрозы учителя.

– Итак, ребята. Прошу любить и жаловать наш зверинец, – остановив группу у длинного двора с большими деревянными сараями, громко произносит Барри Смит, рукой указывая на здания. Пахнет травой, помётом и сыростью. – На нашей территории находятся различные животные, за которыми требуется своевременный уход. Четыре коровы, один бык, две лошади, старая коза, три собаки и даже кошка где-то шарится. Также есть довольно обширный курятник и свинарник.

Пасутся звери на отдельно-отведённом поле, помимо него есть ещё поле с кукурузой и картошкой, овсом, а также спортивное. Большую часть пищи, что вы употребляете за столом, помогаете добывать себе сами, как, наверное, уже догадались. Так что в ваших же интересах хорошо заботиться о животных и будущем урожае.

– И когда же отдыхать? – звучит чей-то разочарованный голос.

– Мы, конечно, не изверги и постоянно вас грузить не собираемся. У вас будут часы отдыха, помимо перерывов на обед. Расписание всегда висит у входа в корпус и на каждом этаже у главной лестницы. Если вкратце: на этом курсе утром вас ждёт тренировка, душ, уход за мелкими животными, после обеда – основная учёба до пяти-шести вечера, затем свободное личное время и три часа света для уроков, ужина и подготовки ко сну. В десять вечера отбой. Выходить из комнат после отбоя запрещено, кроме как по естественным нуждам. По выходным – занятия спортом, уроки, также уход за животными и отработка провинившихся, а их, как показывает практика, будет много, поверьте. Всё ясно?

Ребята все недружно кивают, и Ларри снова ощущает уныние в воздухе, но ровно до тех пор, пока Барри Смит не выводит к ним из конюшни настоящего коня.

Черный, шерсть лоснится и такой послушный. Мистер Смит гладит его по носу, и тот тычется мордой ему в лицо.

– За каждым из вас будет закреплено животное, вы будете обязаны прийти и провести соответствующие манипуляции согласно графику. Сначала вам, конечно, не будут доверять уход за крупным скотом, а старшие курсы помогут во всём постепенно разобраться, но потом всё это станет вашей самостоятельной работой, за которую вы также получите оценки.

Конечно же, Ларри очень сильно захотел ухаживать именно за этим конём. Как и что делать – он абсолютно не знает, но видеть фыркающую груду мышц для него – словно чудо из чудес. Мэриан рассказывал ему про лошадей, Ларри читал про них в книгах, но чтобы вот так близко… А ещё и притронуться можно будет! Если позволят, то и покататься. Ларри сразу же себя одёргивает, понимая, что это – большая удача, если жребий судьбы выпадет на его голову.

В последний раз когда Ларри лунатил, примерно с полгода назад, ему как раз снились лошади. Правда во сне они предстали перед ним не в лучшем свете. Он убегал от них по ущелью, как оказалось, на самом деле он нёсся по коридору детского корпуса. Споткнувшись о ковёр, он распластался прямо перед охранником, который, схватив ещё толком не проснувшегося Ларри за шиворот, сразу же повёл к директору. Тот был не особо рад внезапной встрече в три ночи, но тем не менее, не повышая голоса, пригласил к себе в кабинет. Ларри пришлось переночевать на разложенном кресле мистера Майерса, потому что снова вырубился, так и не успев с ним поговорить. С утра, не понимая, где находится, Ларри подскочил с кровати и, заметив дверь, побежал в ее сторону, но она оказалась заперта. Чужой голос окликнул его:

– Стойте, мистер Бэрк, – Ларри почувствовал на своём плече чью-то руку. Он смахнул её и развернулся, опираясь спиной на дверь. Из-за накрывшей паники Ларри не сразу понял, кто перед ним. – Не бойтесь, у вас снова был лунатизм, и охранник подобрал вас в коридоре да притащил сюда, – Ларри отбивался от тянущихся к нему рук. Сердце зашлось так, что бьющим молотом отдавалось в голове, и он, схватившись за неё, сполз на пол. – Тихо, мальчик, тихо.

Лёжа на полу, Ларри начал озираться по сторонам и по обстановке понял, что находится у директора в кабинете. Вглядевшись в человека, узнал и мистера Майерса.

– П-простите, простите, только не говорите родителям, пожалуйста, только не говорите родителям, – не мог остановиться Ларри, повторяя одни и те же слова.

«Нельзя беспокоить мать по таким вещам, она ещё больше станет пить, расскажет Герольду, тот наедет из-за пьянства на неё, из-за этого и на меня, а отец как всегда ничего не сможет сделать, нельзя, нельзя…» – мысли вертелись смерчем в голове, хотя раньше Ларри не особо волновался по этому поводу. Но почему-то именно сейчас ему словно пощёчину влепили, и он вмиг очнулся и посмотрел на многие вещи новым взглядом. Верным или нет, он не знал, но чтобы ещё и об этом не добавлять размышлений в общую копилку кишащих мыслей, Ларри укусил себя за тыльную сторону ладони. Боль отрезвила.

– Я никому не скажу, Ларри, всё хорошо. Отпустите свою руку, вот так, вставайте, давайте помогу, – директор подхватил за подмышки, и Ларри, разомкнув челюсть, добрался на ватных ногах до стула. Перед ним поставили стакан воды, и он залпом осушил его. – Скажите, – усевшись напротив, обратился директор, – как часто с вами происходят такие приступы?

– Лунатизм? Не знаю, уже реже… – Яркий солнечный свет мешал нормально соображать.

– Про лунатизм я в курсе, это скоро пройдет… Но вот то, что было сейчас? – уточнял мистер Майерс, кутаясь сильнее в халат, отчего выглядел как-то особенно по-домашнему.

Ларри не сразу догадался, о чём тот говорил, но по направленному на его окровавленную руку взгляду понял.

– Не знаю, может, раза два… Да, наверное, пару раз, – Ларри вспомнил случай у себя дома, когда он так ударился головой, что отрубился.

– Ясно. Вы же знаете, что об этом я не смогу умолчать? Вам надо обратиться к врачу, – вкрадчиво произнёс директор, снова наливая из графина воду в стакан.

– Нет, пожалуйста, директор! – не унимался Ларри. Чувство тревоги всё ещё окончательно не выветрилось из груди.

– Тсс, тихо, успокойся, – директор положил свою широкую теплую ладонь на плечо Ларри. – Давай так, если это будет повторяться, то ты приходишь ко мне, а я отведу тебя к врачу. Хорошо?

– К какому?.. – не понял Ларри.

– У нас есть здесь местный психолог. Для начала к нему. Иначе у ваших родителей появится ещё больше вопросов насчёт такого рода отметин. Мы же не хотим этого, правильно? – его пальцы слегка сжали плечо Ларри, ещё больше нервируя.

Ларри, конечно же, не хотел проблем. Единственное желание в тот момент было – схватить стакан и кинуть в стену. Он прокрутил этот момент в голове несколько раз и, представив, что сделал это, слегка улыбнулся директору:

– Конечно, спасибо. Если что, я обязательно вам сообщу.

Ларри слышит издалека возгласы играющих. Засунув руки поглубже в карманы спортивных штанов, протяжно выдыхает и движется в сторону ребят. Шаг за шагом, удар сердца за ударом.

– О, смотрите, кто к нам пожаловал! – Тео замечает его первым, и все остальные поворачиваются в сторону Ларри. Он всматривается в незнакомые лица, пытаясь понять, кто «те самые». Замечает среди всех Томаса, стоящего у ворот и вытаращившего глаза. Даже издалека всё ещё заметен синяк, который Ларри увидел с утра в столовой, после чего принял решение, что пора всё же наведаться на встречу. Он сам подошёл к Тео, и тот сказал приходить ему на поле после уроков. Вот он и здесь.

– Ребята, пока без нас, – кричит командам запыхавшийся высокий блондин, на вид лет шестнадцать, с разбросанными по сторонам влажными волосами под каре. Он делает знак «своим», и вместе с ним и Тео в сторону Ларри направляются ещё три человека примерно их же возраста, одетых в одинаковые тёмно-зелёные футболки, чёрные спортивные штаны, кроссовки и белые длинные гольфы. Ларри определил этих людей как коренастый бритоголовый, носатая шпала и очкарик обыкновенный. Томас остаётся на месте.