– Умница, – Ларри терпеть не может, когда его называют «умницей», но у Герольда есть особенная черта: доводить всех тем, что другие терпеть не могут, и делать это искусно, не вызывая желания возразить, ответить. Ты просто подчиняешься ему и проглатываешь все слова грубого пробирающего голоса. Мэриан ненавидит, когда его называют Мэри, но отцу он ещё никогда при Ларри не возразил, хотя кулаки сжимал, кажется, каждый раз. – Ты ещё совсем юн, но скоро поймёшь, что семья – это единственное, что у тебя есть и за что стоит бороться. Так что давай, не ругайся с Лиз.

Ларри не понимает, к чему тот говорит ему эти слова, но согласно кивает.

– О да, они вечно пререкаются, Герольд, – встревает мать, изрядно выпившая, но ещё не окосевшая. – Думаю, конечно, это возрастное, но они почти не общаются толком с тех пор, как она на старшие курсы перешла, – продолжает причитать, и Герольд, ухватив держащую его за локоть руку матери, хлопает по ней, успокаивая. – Эх, и в пансионе отдалились тогда, и тут, в родных стенах.

– Ничего, Донна, – обращается к матери, – он умный мальчик, думаю, сможет найти с ней общий язык. – Снова вперивается взглядом: – Верно, Ларри?

– Конечно, мистер Герольд, – слишком тихо, не так, как хотелось, произносит Ларри, но смелость вечно улетает куда-то в открытое окно при встрече с дядей.

– Вот и умница, – слегка улыбается и добавляет: – Теперь иди куда шёл, а нам с твоей матерью нужно многое обсудить.

Ларри уже давно не ездил в город. Так давно, что в памяти остались лишь короткие обрывки. Ему тогда исполнилось лет пять, и Мэриан с Герольдом взяли его с собой, чтобы показать, чем живёт Резервуд и чем дышат обычные жители, а не те, кто проживает как и он – на окраине, в особняках. Но смутные картины, мелькающие в голове, не складываются в единое целое. Ларри помнит красивые невысокие здания, много велосипедов, пустые улицы днём и наполненные толпой людей вечером. Ещё он помнит тёмные дома и резко загорающийся свет фонарей на пару часов. Помнит общественное кафе, где электричество работало днём. Он пил какой-то странный напиток, до сих пор не может вспомнить, что это было, но на вкус он тогда показался немного противным. Однако, смотря на Герольда и Мэриана, которые пили и ели всё, что предоставили, ему было стыдно отказываться от напитка, и выпил до конца. Ещё он помнит, как Мэриан держал его всю дорогу за руку и рассказывал по пути факты о городе, о жителях. Маленький Ларри не понимал и половины, но, чтобы не показаться глупым, вечно поддакивал и кивал. С тех пор он и полюбил читать книги – чтобы самому рассказывать Мэриану интересные истории.

Сейчас Ларри и есть тот самый человек, который разъезжает на велосипеде. В город с тех пор он не катался, а проводил всё время либо в пансионе, либо на территории их дома. Для столь далёкого, по мнению матери, путешествия он слишком мал, чтобы кататься одному. Да и она считает, что нечего там делать, ещё успеет нагуляться и насмотреться всякого.

А Ларри уж очень хочется насмотреться этого «всякого» и понять, что именно она имеет в виду.

Если то, что каждый день в одно и то же время свет зажигается по всему городу на пару часов, то он уже в курсе. Если про то, что кругом одни монополии и лишь редко встречаются отдельные частные заведения, передающиеся по наследству, – тоже. Ещё он даже знает, что есть особенные места, куда пускают далеко не всех, тем более Ларри ещё не скоро пустят: места, где люди расслабляются, как говорил Мэриан.

А Ларри уж очень хочется посмотреть на эти самые «места, где люди расслабляются», и понять, что это вообще значит?

И сегодня он едет вместе с Мэрианом туда, неизвестно куда, и без понятия, что же их ждёт. Такой дикий восторг он не испытывал уже давно. В последнее время все было либо немного пресно, либо негативно, и Ларри уже забыл чувство искренней радости. Когда они проезжают по извилистым дорогам, он, отпустив руль и раскинув руки в стороны, представляет себя летящей птицей, и ветер, искусственно вызванный скоростью, колышет рубашку и волосы, освежая своей прохладой и проясняя застоявшиеся мысли.

Он вспоминает, как летучий змей птицей улетел за территорию пансиона, и Ларри надеется, что в лучший мир. Там, где сейчас Шон, Таня, Сэм, Лина, Кэтрин, Соня, Пол, Роберт и многие-многие другие ребята, с которыми ему довелось познакомиться и которых теперь нет. Но, как говорят, мёртвые живы, пока о них помнят. Ларри помнит каждого и клянется никогда не забывать, пока они все в конце концов не встретятся.

Постепенно подбираясь к центру города, Ларри замечает, что домов становится всё больше и больше: они своими треугольными крышами будто пытаются проколоть небеса. Окна выглядят всё аккуратнее и ухоженнее, на их подоконниках красуются цветы в горшках. Фасады красные, зеленые, белые – основные цвета города, а Ларри уже и позабыл об этом. Количество этажей с каждым километром увеличивается, появляются красивые старинные здания с колоннами. Людей по пути встречается немного, и то в основном тоже на велосипедах: все в различных формах одежды – видимо, рабочих, а значит, катаются по делу. Из просто гуляющих попадаются в основном только беременные женщины и маленькие дети. Ларри знает, что «работать обязан каждый и до конца жизни, пока человек не сможет отдать всего себя служению немногочисленному народу, который также служит во всеобщее благо». В учебниках по разным предметам не раз повторяют одно и то же, вдалбливая в головы всем о том, что их ждёт в «счастливом» будущем.

Он едет чуть поодаль от Мэриана, периодически притормаживая на сложных участках, потому как не умеет так же хорошо кататься, как его брат. Наконец, подъезжая к какому-то пятиэтажному кирпичному зданию с красивыми зеркальными окнами, Мэриан останавливается, и Ларри повторяет за ним. Припарковав велосипеды, Мэриан кивает в сторону входа, над которым висит вывеска «Музыкальные инструменты». Точно, Ларри вспомнил то самое здание, где они гуляли с Мэрианом в прошлый раз, а особенный городской воздух разбудил чувство ностальгии, и Ларри заулыбался.

– Вспомнил? – спрашивает Мэриан.

– Почти, – приподнимает голову Ларри, смотря вверх, на крышу здания. Ласточки свиристят и ныряют в воздух. Ларри помнит, как садовник ему рассказывал о них: если ласточка упадет на землю, то больше взлететь не сможет, пока ей никто не поможет и не поставит на край чего-то повыше, откуда она сможет нырнуть и тем самым продолжить жить, а не умирать лёжа на земле.

Солнечный блик ослепляет Ларри, и перед глазами мелькают зайчики. Он жмурится несколько раз, но те не пропадают.

– Пойдём внутрь, – чувствует ладонь Мэриана на своём плече и как его направляют вперёд.

Бродя по магазину, Ларри уже перестаёт часто моргать и может разглядеть, что же происходит вокруг. Внутри очень светло и горят огромные люстры под потолком да бра на стенах, потому как в монополистских магазинах свет работает круглосуточно. Помимо этого, электричество доступно всегда в административных зданиях, больнице и аптечном доме. Большинство заводов, коих не очень много, а в Резервуде и подавно: только деревообрабатывающий, насколько Ларри известно, и по изготовлению кожаных изделий, – также обеспечены током в рабочее время.

– Во, пойдём сюда, – за оба плеча подталкивает Мэриан куда-то в арку, и Ларри не успевает прочитать название отдела.

Оказывается, отдел электрогитар. Ну кто бы сомневался?

– Ну что, на какой сыграть, Ларри? – проводя ладонью по висящим на стене инструментам, воодушевленно спрашивает Мэриан. Его глаза горят, а пальцы гладят корпуса и струны так нежно, что Ларри начинает ревновать.

Он выбирает самую невзрачную:

– На этой! – тычет пальцем.

Мэриан аккуратно снимает гитару, садится на стоящий неподалёку табурет и начинает настраивать её, прислушиваясь. Его взгляд, обращённый к неказистому инструменту, такой теплый, и Ларри невольно задумывается, что, наверное, когда что-то любишь, то тебе неважно, как оно выглядит.