«О боже, он везде», – морщится Ларри, ещё минут пять судорожно пытаясь отмыть уже чистые пальцы.

Он не знает, почему ему так противен Тео. С самой их первой встречи Ларри его невзлюбил, и пусть они увиделись всего во второй раз, но его отношение к нему не изменилось, а только ухудшилось. Казалось бы, просто повздорили, ничего особенного. Ну, подрались, с кем не бывает? Но в Тео кроется что-то, что слегка пугает Ларри, в чём ему сложно признаваться, но он привык быть честным перед собой, и этот раз не исключение.

«Надеюсь, мы с ним будем нечасто видеться. Удивительно, что за два года с ним так и не встретились вообще. Скорее всего, он уже учится в дальнем корпусе. Ну, туда я попаду только через полтора года. Может, всё ещё изменится… Ладно, пора спать, голова трещит уже».

Ларри дохрамывает до комнаты и, тихонько зайдя внутрь, встречает внезапный вопрос:

– Ну что, ты как? – шепчет Ховарт. Тусклый свет из коридора падает прямо на его кровать, и видно, что тот даже не расстелил её. Сидит, выпучив слегка блестящие глаза.

– Блин, ты меня напугал, – отвечает Ларри, закрывая за собой дверь Становится так темно с непривычки, что приходится добираться до постели на ощупь, пару раз во что-то врезаясь. – Чего не спишь? – интересуется по пути, скидывая куда-то на пол пальто.

– Да уснёшь тут, тебя ждал. Волновался, – говорит Ховарт. Ларри слышит, как похрапывает Томас. Вот у кого замечательный вечер! С девчонками потусил и беззаботно спать увалился.

– Всё нормас, не переживай. Спи, – отвечает Ларри, пытаясь забраться к себе наверх, но боль в ноге мешает. – Ай, м-м-м… – тихо скулит Ларри, хватаясь за ногу.

– Давай поменяемся, поспи на моей, – слышит приближающийся голос Ховарта. Глаза потихоньку привыкают к темноте, и Ларри видит друга рядом с собой.

– Да ну ты брось, сейчас залезу. Не хочу тебя сгонять… – отмахивается Ларри. Ещё не хватало Ховарту наверх лезть, сам еле на ногах держится. Кажется, только недавно стал на поправку более-менее идти после Мора. Грохнется ещё с верхов, не соберут же потом.

– Ну… давай вместе, – опустив голову, предлагает Ховарт. – Просто я так распереживался за тебя, когда вы с тем парнем… – даже в его шёпоте слышна дрожь, и Ларри понимает, что так просто от этого мелкого он не отвяжется.

– Тсс, ладно. Ладно! – соглашается Ларри, разворачивая за плечи Ховарта в сторону его кровати, иначе сейчас ещё и Томас проснется. – Пойдем, только не пищи, – ему даже немного смешно от того, как Ховарт вечно переживает изо всего подряд, и добавляет с усмешкой: – Мышка.

В темноте Ларри не видит, но ему кажется, что тот тоже мимолетно улыбнулся в ответ. Расстелив постель, Ховарт укладывается слева, а Ларри ближе к окошку – справа. Он отворачивается от бившего в глаза света луны, и перед ним предстаёт серебристая макушка Ховарта. Ларри хочется зарыться в эти чистые, никем нетронутые волосы. В них никто не плевал, они не измазаны ничьей слюной, грязью и кровью. Раскиданы себе по подушке и блестят в свете Луны.

– А завтра расскажешь? – слышит Ларри, и понимает, что рассказывать не хочет. Но…

– Тебе расскажу. Всё, спи, – не выдерживает и всё же утыкается лбом в макушку Ховарта.

– Спокойных снов, – шепчет Ховарт спустя недолгую паузу.

«Надеюсь», – думает Ларри, посильнее укрываясь кусочком одеяла.

– Это не ты, Ларри… Белые маски. Улыбаются. Их много, и они окружают, ехидно смеясь. – Это не ты, Ларри.

Ларри пытается убежать от них по длинным коридорам. Вокруг темно, приходится скользить руками по склизкой, покрытой плесенью стене. Руки пачкаются. Вдалеке виден тусклый пучок света. Ларри добегает до него и замечает перед собой зеркало. Он подходит ближе, но не видит своего лица: оно скрыто под такой же маской, как и остальные. Ларри с силой пытается снять её, но она намертво въелась в кожу. Он снова слышит смех, но уже исходящий изнутри:

«Это не ты, Ларри!»

– Ларри! Тише-тише, всё хорошо… – доносится мутный обеспокоенный голос Ховарта, и Ларри пытается сосредоточиться на нём. В голове вязкая дымка не даёт возможности очнуться.

– Да нифига не хорошо, посмотри на него, – глухо звучит другой голос – Томаса. В горле пересохло, невозможно проглотить вязкую слюну. Жарко.

Ларри внутренне ощущает, как с трудом вздымается грудь. Разум нехотя проясняется, и Ларри, резко открыв глаза, понимает, что слишком часто дышит. Сердце истерично стучит, будто подбираясь к самой глотке. Почему-то болит лицо в районе щёк и скул.

– Маски, где они? – подрывается на месте, но Ховарт прижимает его ладонями к кровати, давя на плечи. Ларри вертит головой, пытаясь сообразить, где находится. Их общая комната покрыта светло-синим утренним сумраком. Ховарт сидит рядом, но Ларри его почти не видит, только чувствует холодные костяшки, прижимающие к кровати.

– Ларри, это был сон, всё хорошо, только не трогай больше лицо… – шепчет Ховарт. Прерывистое дыхание успокаивается, будто умиротворяясь присутствием и голосом Ховарта. Глаза устремляются в потолок, веки слипаются, и Ларри снова проваливается в сон.

Конец весны уже несколько дней радует тёплой погодой, грея солнечными лучами ковёр в комнате, морс в столовой и спину на улице. Наконец можно не кутаться в пальто, шарф, не носить натирающие больную ногу ботильоны, да здравствуют вельветовые пиджаки, короткие ботинки и ветер! Правда, к сожалению, только в голове. Особенно у окружающих Ларри ребят… Девочки почти всю зиму проходили в юбках и теперь не знают, как ещё привлечь к себе внимание, поэтому типа из-за жары отстёгивают верхнюю пуговичку блузок. Мальчишки укладывают волосы, подражая своим отцам и преподавателям. Носили бы усы, то наверняка бы имели в карманчике маленькую расчёсочку для них. Ларри же кажется всё это смешным. Он мечтает лишь об одном – о скорейшем приближении каникул. До них ещё целый месяц, а Ларри уже изнывает от мыслей о встрече с Мэрианом. Солнечные лучи добираются и до сердца.

Ларри столько хочется рассказать кузену, поделиться, спросить. Однако, вспоминая, как тот в последнее время наплевательски относится к нему, Ларри становится немного страшно. В голове прокручиваются моменты со дня рождения, и Ларри кажется, что они происходили и не с ним вовсе, либо в каком-то жутком сне. Хотя, конечно, сны хуже, но в последнее время кошмары стали приходить реже. В принципе, так всегда было ближе к лету. Но неужели на смену одним кошмарам обязательно должны приходить другие?

Не общаться с Мэрианом – мучительно. Ларри даже представить не может такого варианта, который, видимо, назло собирается сбываться! И чего он – одиннадцатилетний пацан – может сделать в данном случае? Ларри понятия не имеет. Хотя бы Ховарт скрашивает существование в пансионе. За этот учебный год они очень сблизились. Если раньше Ларри считал, что именно с Томасом у него намного большего, чем с Ховартом и Шоном, то сейчас он уже думает иначе: Томас его всё больше раздражает своей дерзостью, а с Шоном из-за его продолжительного отсутствия в их взаимоотношениях ничего не изменилось, собственно.

В воскресное утро мая Ларри решает сходить в библиотеку, чтобы набрать новых книжек для Шона. По пути вспоминает, как они с ребятами навещали его ещё зимой – часто навещать запрещают, дабы не беспокоить лишний раз пациентов, да и зрелище не для слабонервных, особенно, как говорили медики, для детей, так как очередное напоминание о Всеобщем Море отрицательно влияет на их психику. Медсестры с каменными лицами сообщили ребятам, что всегда запускали в палату к больным только по одному, и тот день не был исключением. Ларри, вздыхая, вызвался пойти первым, на что Томас и Ховарт, оба изрядно побледневшие, как только зашли в секцию Мора, лишь одобрительно кивнули. Ларри и сам колебался: это отделение – одно из самых страшных мест, где когда-нибудь приходилось побывать каждому. Едкий кислый запах лекарств, пота, постоянное копошение в кроватях лихорадочных детей, которые, словно черви, не могли остановиться извиваться, в попытках прогнать тянущую боль по всему телу. Ларри прекрасно помнит это чувство и, к сожалению, никогда не сможет его забыть: сначала перестают шевелиться пальцы и губы – первый признак вируса, затем – эпилептический припадок, в который впадаешь с периодичностью в десяток раз за день, после – сильная лихорадка, длящаяся по несколько дней подряд с перерывами на апатичное состояние.