– Ага, только все равно ты все делаешь за меня… – обречённо бубнит Ховарт.

– Я тебе показываю, а ты наблюдай, – подмигнув, успокаивает Ларри и снова пытается мастерить каркас. Он очень воодушевлён тем, что потом они смогут запускать змея куда-то туда, вверх, в небо, и он будет приносить им частичку свободы, которой уже порой так не хватает. Ларри кажется, что некая романтика в этом определённо есть. Правда, теперь остается дождаться хотя бы лёгкого ветерка – редкого гостя не только в их краях, но и, как поговаривают, вообще везде. – Вот в следующий раз вообще не притронусь.

– Тогда мы оба получим низший балл… – иронично усмехается Ховарт, выпрямившись и пожав плечами. Он подаёт очередную рейку. Ларри замечает, что руки у Ховарта уже не так сильно трясутся, как обычно, и на душе сразу становится спокойнее. «Эх, садовник – волшебник просто! Надо будет ему какого-нибудь креплёного напитка подогнать или ещё чего…»

– Если это произойдет, то лишь будет означать, что я плохо объяснил, – произносит Ларри, подняв на исходящий от мутного окна свет своё недотворение и оценивающе разглядывая, насколько криво оно выглядит.

– Бэрк, Лейн, разговорчики! – гаркает низким, слишком глубоким голосом преподаватель – Барри Смит, – внезапно оказавшись за их спинами. Смит один из тех учителей, которые вроде как злые и строгие, но справедливые, аж тошно. – Будете болтать – заставлю вас до конца обучения детские стулья изготавливать.

Ларри и Ховарт сгорбливаются над рабочим столом, усиленно делая вид, что они признают свою ошибку и каются, ведь не хочется подписываться на массовое производство детских стульев. Смит ухмыляется и отходит в сторону, схватив с полки старую, потрепанную газету, скручивает её в руках: явно идёт кому-то подзатыльник давать.

Вокруг то тут, то там слышится то шёпот обсуждающих в парах ребят, то лязг чего-то тяжелого, то шлифовка дерева… В общем, слиться с атмосферой достаточно просто, главное – не повышать тон.

– Ну че, – заговорщицки шепчет Ларри, наклонившись к уху Ховарта, – в какой цвет будем красить? В серебряный? – кивает на несколько плотных листов бумаги, которые ему ещё нужно будет прикрепить к изготовленному и скрепленному каркасу. Конечно, сегодня Ларри и Ховарт, можно сказать, отдыхают по сравнению с остальными учениками, но тем не менее тонкие рейки они сделали сами, выточив из деревянных брусков, – чтоб уж совсем не наглеть, – а не просто взяли осиновые ветки. Благо у Ларри руки откуда надо растут.

– Почему в серебряный? – недоумевает Ховарт. Его хмурое выражение лица, несмотря на болезненный вид, излучает наивность и чистоту. Ларри не представляет, как можно его обидеть, обмануть или просто сделать ему плохо. Ларри испытывает к нему дурацкое чувство жалости и желание сделать хоть что-то приятное. Жалость не как к кому-то недостойному, а как к побитому щеночку, которому хочется помочь.

– Ну, допустим, под цвет твоих волос, – Ларри приподнимает бровь и ведёт плечами, типа говорит само собой разумеющееся. – Очень красивый цвет… – делает комплимент, слегка кивнув сам себе, уже разглядывая предоставленный набор красок. «М-да, выбор, конечно, не ахти. Можно смешать чёрный, белый и добавить совсем немного, не утяжеляя, стеклянного порошка – и будет переливаться на свету…»

– Да какой там… Тускло-серый, – уныло отвечает Ховарт, потеребив пальцами свой крысиный хвостик на голове. Ларри догадывается, что Ховарт просто насквозь пропитан комплексами по поводу своей внешности. Это наблюдается во всём: как он нервничает, когда общается с девочками; как он грустно смотрит на подрастающих ребят, а сам тем временем будто каждый новый миллиметр считает; как он отворачивается от зеркала, когда они чистят зубы по утрам и вечерам…

– Ты просто дальтоник, у тебя крутой цвет, – не перестаёт гнуть свою линию Ларри, пытаясь поддержать Ховарта. Кто ещё, если не он? Никто, и Ларри понимает это прекрасно. О Ховарте он знает немногое, но достаточно, чтобы не забивать на него.

– Не успокаивай меня, Ларри… – слегка раздраженно отвечает Ховарт и снова хмурится. Тонкая вертикальная морщинка пугающе разделяет его лоб на две половины, отчего лицо даже слегка перекашивается. Кажется, что оно лишено всего подкожного жира.

– Эй, я не вру! – громко шепчет Ларри, поглядывая в сторону Смита. Тот глядит на них из другого конца кабинета и, кажется, потихоньку прожигает сверкающим взглядом. Или это просто солнечные лучи так падают… – Мне вот, допустим, нравятся мои глаза. Смотри какие, – наклоняется к Ховарту, глядя прямо в лицо.

– Какие?.. – тот слегка отодвигается, проскальзывая пальцами по столу. Зрачки Ховарта быстро бегают в разные стороны, поочередно рассматривая глаза Ларри.

– Такие же, балда, как твои волосы, – качает головой Ларри и отстраняется, хватая листок бумаги, линейку и карандаш. Делая замеры и вычерчивая линии, вкрадчиво произносит: – Так что, говоря, что тебе не нравится цвет твоих волос, ты обижаешь мои глаза.

– Хорошо, Ларри. Уговорил, – произносит Ховарт с усмешкой, и Ларри чувствует, как уголки губ сами по себе приподнимаются.

– Бэрк, Лейн! Детские стулья, помните! – слышится угрожающий рык.

– Чёрт… Давай уже доделаем нашего змея, пока он и правда не разозлился. Подай мне банку с битым стеклом.

Ларри познакомился с Ховартом, когда тот на втором году обучения перевелся к ним в пансион из другого города, и его подселили к ним в комнату. Увидев Ховарта – ещё даже до Мора маленького, худого и бледного мальчугана, – Ларри сразу же уступил ему свое нижнее место, а сам переселился на пустующий верхний ярус над Томасом. Восьмилетний Ховарт шутил, улыбался, в общем, пытался всем своим видом показать, что с ним всё в порядке. Но Ларри замечал, будто преследующую его по пятам тоску, и понимал, что всё не так просто.

Ховарт всегда со всем соглашался, никогда никому не перечил, словно если он это сделает, то все отвернутся от него. Казалось, что он очень сильно боялся потерять зарождающуюся дружбу между ребятами. Несмотря на то, что он чуть ли не в рот заглядывал к каждому из них, внимательно слушая и хлопая огромными голубыми глазами, про себя Ховарт никогда ничего не рассказывал.

Ларри это очень раздражало.

Однажды на четвертом году обучения Ларри в выходной день решил сходить в библиотеку, расположенную в дальнем корпусе – до него добираться пешком через спортивное поле и далее по мосту через речку. Ховарт куда-то убежал с утра пораньше – наверняка снова в лазарет за очередной микстурой для поддержания иммунитета; Шон и Томас спали до обеда: в субботу не будили по стандартному расписанию; а Ларри ну очень хотелось поискать новые интересные факты про другие города, чтобы потом ими поделиться на очередной встрече с Мэрианом.

«Ну и хорошо, что все заняты, отвлекать не будут», – подумал Ларри, обходя поле, где старшекурсники с воплями и ругательствами на всю округу играли в футбол.

– Тео, пасуй! Пасуй мне! – услышал Ларри перед тем, как в голову влетело что-то тяжёлое, и он, пошатнувшись, чуть не упал.

– Хах, пацан, ты в порядке? – прозвучал вопрос с явной издевкой в голосе подбежавшего к нему мальчишки. Ларри, пытаясь сфокусировать зрение и потирая место удара, вглядывался в незнакомое лицо темноволосого старшекурсника. Ларри понял, что в него, видимо, попали мячом. Челюсть слегка онемела, а на языке почувствовался привкус крови. Тряхнув головой, Ларри разглядел, что мальчик на вид старше его года на два, не более. С поля послышались смешки.

– Смотри, куда кидаешь, футболист хренов, – огрызнулся Ларри, смахивая с лица песок, который каким-то образом оказался даже во рту и противно скрипел на зубах. Или это сами зубы скрипели на зубах… Ларри сплюнул в сторону и понял, что попал на лежащий в траве мяч.

– Эй, ты, кудрявый! Сейчас у меня этот мяч вылизывать будешь, понял?

Ларри никогда не мог контролировать себя в гневе. «В меня попали, смеются, а я ещё и виноват?! Ну уж нет!»