— Наверное… Но я пока не очень умею, — прозвучало жалко, будто Ромига вернулся в самое начало учёбы и оправдывается за несделанный урок. — Онга, скажи, а ты мог бы найти и уничтожить того, кто меня погрыз? Смог бы вернуть меня на Землю?

— Войду в полную силу — смогу.

— А разве, ты ещё не? — удивлённо переспросил Ромига. Голова кружилась, в груди неприятно щемило, да и белянка была слишком мала, чтобы утолить голод. А Онга выглядел здоровяком, на зависть.

— Присмотрись к моей ауре, Ромига, что ты видишь?

Живой нав и… Несколько хвостов, как у Митаи со Стурши, плотно оплетают Камень?

— Я вижу, ты как-то очень хитро сросся с теми сущностями, которых охотники называют Тенями?

Онга звонко хлопнул в ладоши:

— Умница! Маленький, но голова варит! Ты, вероятно, заметил, что эти туманные создания легко обретают телесность и притворяются, кем угодно? Они мастера в этом деле, почти не отличишь от оригинала. Сейчас я принудил их временно восполнить мне недостаток плоти, пока регенерирую. Раньше у меня не получалось. Обсидиан ранит их, как и нас с тобой. Тени не могли соединяться со мною надолго, лишь кое-как питали меня. Слыхал про внешнее пищеварение? Я посылал моих слуг охотиться вовне, они поглощали дичь, перерабатывали в удобоваримую форму… Если тебя, как целителя, интересуют подробности, я могу объяснить, — Онгу явно распирало похвастаться. — Кстати, Стурши отдал тебе белянок, которых принёс, или сожрал их сам? Удивительно своевольный дух, забавный.

— Одну — отдал.

— Значит, двух белянок этот поганец сожрал, — перешёл Онга на язык охотников и прибавил громкости. — Стурши, я накажу тебя! Сходи, добудь ещё дичи.

— Я их не съел, я собираюсь готовить похлёбку, — с показной обидой в голосе возразил Стурши. — Принести её вам, как сварю, или отдать сырые тушки и отправляться на новую охоту?

— Принеси похлёбку, как будет готова.

Стурши отвесил поклон и убрёл в дальний угол пещеры, завозился там. А Ромига высмотрел себе сталагмит, похожий на табуретку, и сел.

— Ты боишься меня или Камня? — тут же усмехнулся Онга, переходя обратно на навский. — Зря! Мы не съедим тебя. Даже не ухватим за задницу.

— Никого я не боюсь! — фыркнул Ромига. — Онга, скажи, а почему ты давным-давно не велел какой-нибудь Тени, вроде Стурши, сделать то, что сделал для тебя я?

Вопрос — явно неприятный, улыбка Онги мигом превратилась в оскал.

— Я же сказал тебе, Ромига, они не могут касаться обсидиана! А с инструментами в руках глупый Камень подпустил только тебя.

— Любопытно, почему?

Снова улыбка, почти ласковая:

— Мы с тобой одной крови, Ромига. А ещё, у тебя целительский дар. Сырой, не вышколенный. Неуёмная, неутолимая жажда исцелять всё, что видишь, или, хотя бы, облегчать страдания… Мешает жить, верно?

Ромига потупил взгляд. Походя, одной фразой Онга вскрыл то, что веками донимало гарку, шло вразрез его воинским, потом — дознавательским функциям. Конечно, ему уже говорили примерно то же самое, разными словами. Но Онга-то знает Ромигу — всего ничего! Этот нав проницателен, а возможно, мудр. Почему Ромига до сих пор опасается полагаться на него?

— Молчишь, значит, мешает, — не насмешка, спокойная констатация факта. — Особенно тяжело, должно быть, когда ты рвёшься исцелять миры? В клочья рвёшься, правда?

— Чего?

— Что слышал. Ты способен быть и лекарем, и лекарством для мира, который накладывает на тебя лапу. Спящий перевернулся с боку на бок, Тьма кутила со Светом, когда делала тебя. Хитрые шаманы голки уже выяснили про маленького нава всё, что им надо, прикормили мелкими подачками и пользуются. Я прав?

Ромига почувствовал, как приливает к щекам жар стыда, и совсем опустил голову. Сказал тихо:

— Не мелкими. Мне обещана помощь против врага и дорога домой.

— Как учила старая шаса своих дочурок, обещать — не значит, жениться, — Ромига не смотрел в лицо Онге, но слышал улыбку в его участливом голосе. — Ты убиваешься ради мохнатых тварей, а они — просто обещают?

— Мне уже не раз спасали жизнь.

— Которой ты рисковал ради них же?

Ромига вспомнил свою первую здешнюю пургу, сугроб на тракте, пробуждение в доме кузнеца… По крайней мере, в тот раз Вильяра возилась с чужаком совершенно бескорыстно… Ну да, сама же потом призналась: от скуки, из любопытства, от зуда в известном месте… Или от той же неуёмной, неутолимой целительской жажды, которая роднит мудрую и нава, пуще всех колдовских уз? Ромига вспомнил Вильярин жар и, улыбаясь воспоминанию, поднял взгляд на Онгу…

— Или ради неё? Это твоя величайшая страсть во Вселенной? — прищурил Онга чёрное око. — Любишь свою ведьму? Уверен, что жизни без неё нет и не будет? Но ты же, наверняка, не первый раз влюблён, ты не настолько юный навчик. Самый обычный половой инстинкт! Ну, ладно, половой инстинкт и немного чар, что твоей Вильяре чести не добавляет…

— Онга, откуда ты узнал это имя? Ты, что, исхитрился незаметно залезть в мою память?

— Не к тебе, у тебя — слишком хорошая защита. Зато Стурши читается, как раскрытая книга, а он много знает про твои шашни и похождения. Вообще, удивительно осведомлённый мохнатик.

— Ну, значит, Онга, ты уже достаточно знаешь и про меня, и что сейчас творится на Голкья. А я о тебе — почти ничего. Кроме того, что ты умеешь делать протезы из Теней, а они признают тебя своим Повелителем.

— Это ужасно много, маленький нав! Кого другого я живым не отпустил бы с такими сведеньями о себе.

— А меня, значит, отпустишь? Какая великая милость!

— Величайшая. Но сначала — накормлю. Прости, Ромига, я разучился благодарить. Слишком давно не говорил с живыми, ещё дольше — с сородичами. Закрадывались мысли, что я — единственный нав, последний.

Ромигу передёрнуло от тоски, прозвучавшей в этих словах, и он поспешил утешить собеседника:

— Нет, Империя Навь пала, но Великий Дом Навь существует на Земле.

— Кто бы мог подумать! Я заглядывал на Землю, правда, чужими глазами. Никаких следов не обнаружил. Может, у вас по соседству и асуры до сих пор прячутся?

— Может, и прячутся, — оскалился Ромига. Упоминание извечных врагов мигом разозлило его, и он задал заведомо неприятный вопрос. — Онга, ты однажды обозвал меня потомком неудачников, потерявших Империю. А сам-то ты где был, когда Империя пала?

— О, я ждал, когда ты спросишь, деликатный маленький навчик. В изгнании я был, в изгнании! Посмел разойтись с князем во мнениях о политике. О той самой политике открытой Земли, которая привела… Почти привела Навь к гибели! Я должен, я достоин был стать комиссаром провинции, но князь назначил другого. Сгоряча я высказался… Излишне резко. Князю донесли мои речи, он призвал меня и сказал, что не желает видеть меня среди живых. Тьма не воюет с Тьмой. Но ты сам знаешь, услышав такое, принято пронзать себя обсидиановым клинком и медитировать, пока не наступит смерть. Некоторые позёры устраивают целое представление, надеясь на помилование в последний миг. Но я просто склонился до земли и ответил, что покину Уратай, Землю, круг известных Внешних миров, и князь великой Империи не только не увидит меня больше, но никогда не услышит обо мне. Князь ответил, да будет так. Меня наказали на площади Глашатаев — не до смерти, взяли заклятие обещания и выдворили.

Онга замолчал, и Ромига не спешил нарушить тишину, лихорадочно соображая, что же сказать на всё это? Рассказ Онги не вязался ни с поимёнными спискам магов, достаточно сильных, чтобы претендовать на означенную должность. Ни с имперскими порядками, которые современная Навь кое в чём пересмотрела, но отнюдь не забыла. Ни с элементарным здравым смыслом! Бредовая фантазия спятившего «робинзона» — или ложь? Настолько грубая, наглая, что проглотить её молча — либо выставиться полнейшим идиотом, либо продемонстрировать собеседнику столь же полное недоверие! Весь рассказ Ромига терпеливо ждал: вдруг, за словами мелькнёт какое-нибудь видение? Однако Онга закрылся наглухо. Даже эмоции наружу не прорывались, не то что образы. Значит, скорее всего, он намерено лгал. Изучал Ромигину реакцию, как Ромига изучал его, по давней привычке строя из себя дурачка? Более наивного и дружелюбного, чем есть…