Она была моей гибелью однажды и запросто снова могла разорвать меня на части, и кажется, я ей позволю.

Я ждал, когда ужасные галлюцинации, злобные мысли схватят меня, но от них не было ни звука… ничего, что могло охладить теплые мысли, которые начали созревать во мне.

Она смотрела на меня сверкающими в студийном освещении глазами, ждала, пока я сделаю выбор и выберу путь вперед.

Я кивнул, и её черты разгладились, а мои губы изогнулись в улыбке. Я поймал прядь её волос и нежно заправил ей за ухо.

— Давай порисуем.

— Тебе нравится работать в «Дороге»? — спросила Пэйдж, убирая инструменты.

Мы провели большую часть двух ночей в тишине. Между нами всегда было так. Краски, карандаши, уголь, масляные краски, всего понемногу, мы смешивались с музыкой и распадались по нашим собственным планетам на орбите друг у друга. Она была Землей, а я всегда был её ночью. Работать с ней снова ощущалось совсем как раньше. Я думаю, мы специально не задавали вопросы, боясь потревожить наше хрупкое перемирие, на которое оба согласились. До сих пор мы не говорили ни о чем, кроме искусства. Тело Пэйдж чуть округлилось, но она все еще оставалась худой. Щеки порозовели, пока она стояла с сумкой через плечо, уставившись на меня в ожидании ответа. Она открывала следующую дверь, но часть меня не хотела пересекать порог, потому что вдруг тот, кем я стал, всё ещё не был достаточно хорош для неё.

— Да. Сначала было странно навсегда помещать кусочек себя в другого человека, незнакомца, но мне нравится. Я больше всего люблю, когда клиенты не озвучивают причину, стоящую за выбором рисунка, мне нравится делать собственные предположения, — я улыбнулся, закрывая палитру.

— Так вы с братьями работаете там вместе?

Я кивнул.

— Киран ведет бухгалтерию, а Лиам владеет заведением. Он купил его шесть лет назад, сразу после смерти отца. Место было на грани банкротства, поэтому он…

— Твой отец умер? — она сделала шаг ко мне, щеки побледнели. Пэйдж потянулась к моей руке, чтобы утешить, но я отвернулся и направился к стерео за своим телефоном. Он был одной из причин, из-за которой я её потерял.

— Он был просто алкоголиком, — это прозвучало как автоматная очередь по белым флагам, которые мы подняли.

«Она думает, ты похож на него».

— Но он был твоим отцом.

Я сжал челюсть.

— Лиам был мне большим отцом, чем он.

Она опустила голову и прошептала извинения.

— Прости, — сказал я, качая головой. — Не хотел поднимать на тебя голос, — я двинулся в её сторону и поднял её подбородок. — Его смерть стала своего рода облегчением, Пэйдж. Он не был тем, кем кто-то из нас мог гордиться, и Лиам… Ему пришлось всё бросить, чтобы оплачивать медицинские счета отца, — и мои. — Киран бросил свои духовные искания, чтобы остаться с мамой и…

Она взяла мою руку.

— Если бы я только была там для тебя.

Искра гнева промелькнула перед глазами, и я вздрогнул от её прикосновения. Её там не было.

— После того, как мы расстались, всё стало очень плохо, Пэйдж, я пробовал разное лечение у разных докторов. У меня были гребаные проблемы с головой. Они сказали, что это легкое психическое расстройство. Целый год после нашего разрыва… голоса, они съедали меня живьем, у меня были провалы в памяти, всё ещё есть, когда я в глубокой депрессии, но я смог выбраться из этого без госпитализации. Всё оплачивал Лиам. Он заботился обо мне, когда я не мог делать это сам. Я бы сгнил в этом доме вместе с мамой, но после смерти отца Лиам будто обрел, наконец, свободу, чтобы улететь, и слава Богу, он взял меня с собой.

Вина нарисовала темные круги под её глазами, и они стали превращаться в черно-синие дыры.

— Я-я-я… волновалась, каково тебе было, — голос Пэйдж был хрупким. — Много раз я хотела выбраться, поговорить с тобой, но мне было запрещено. Моё прошлое стёрли в тот день, когда я вышла за Кларка. Я стала его собственностью, и он делал всё, чего ему хотелось. Мне не разрешалось рисовать и иметь друзей вне церкви. Мне не разрешалось работать. Если я упоминала тебя или что-либо… даже Лану, мне приказывали молиться об изгнании моих демонов. Кларк убедился, что я всегда буду помнить, где мое место, — она выдохнула, и я позволил ей взять мою руку. — Я не была там для тебя, и не была там для себя.

Всё, что она говорила, резало меня по живому, скручивало мои внутренности и заставляло видеть всё в красном цвете. Кларк владел ей так же, как моя болезнь заявляла на меня права.

— Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя виноватой.

Она улыбнулась без злого умысла.

— Хотел. Но всё в порядке. Мы оба причиняли друг другу боль и разрушение, так и было, но это можно исправить. По крайней мере, я на это надеюсь. Я просто рада, что ты меня больше не ненавидишь.

Она опустила взгляд, и маленький вздох сорвался с её губ. Она перевернула мою руку и провела кончиком пальца по татуировке, бормоча слова: «Ты видишь мир». Волоски на руке поднялись, а по позвоночнику пробежала дрожь, когда она обводила «О» в слове «ты» (Примеч. Имеется в виду английское написание «you»).

Я наблюдал, как розовели её щеки, когда она медленно и осторожно двигала пальцем по моей коже.

— Я-я-я… — она пыталась говорить трясущимися губами.

— Ты как-то сказала мне, что я вижу мир, и это был первый раз, когда кто-либо смотрел на мою болезнь без печали. Ты видела меня кем-то уникальным и особенным, не испорченным или безнадежным. Это стало одной из первых моих татуировок. Даже несмотря на то, что я злился, и часть меня думала, что никогда тебя не прощу, мне необходимо было тебя помнить. Твои глаза, они всегда были честными, а те слова… они были лишь частью реальности, с которой мне пришлось иметь дело чертовски долго, — я переплел наши пальцы, шёлк её кожи стёр все оставшиеся следы раздражения. Она посмотрела на меня, её вина всё ещё давила на неё. — Я мог тебя ненавидеть, Пэйдж, но эта ненависть — ложь. Это, — я поднял наши сцепленные руки, — … это — правда.

Я потер губами по тыльной стороне её запястья, и её щеки приобрели ещё более глубокий красный оттенок.

Глаза Пэйдж сверкали, когда она сказала:

— Ты всегда знал, как заставить мое сердце биться, Деклан, — она прижалась своими губами к моим, разряжая обстановку между нами, и эта дерзкая девочка-подросток, в которую я влюбился, выдала широчайшую улыбку, заставляя меня ухмыльнутся.

Вот и ты, Пэйдж Саймон.

Она наконец-то стала собой. Мой пульс ускорился от её милого смеха, и я сжал её ладонь.

— С тобой легче дышать, — слова вырвались из моего рта, прежде чем я успел остановить.

Она поднялась на носочки и поцеловала меня в щеку. Внезапно страх снова её потерять, если буду слишком давить, разрушая весь прогресс, который мы достигли, сдавил мое горло, когда я сглатывал желание спросить её, что она будет делать, после того как уйдет. Было поздно, а ей нужно было поспать. Чёрт, мне нужно поспать! Но сама идея о том, что она снова будет рядом со мной, привести её домой и целовать до тех пор, пока её губы не опухнут, а подбородок не покраснеет от моей бороды, отметить её своим прикосновением, своими губами… чёрт… как бы хорошо это ни звучало, как бы мне это ни было нужно, я был не готов.

— Увидимся завтра? — спросил я, когда она пошла вперед, не отпуская моей руки.

Наша неделя в студии почти закончилась, а у меня не было денег, чтобы продлить аренду. Чтобы приходить сюда пораньше и иметь больше времени с ней, я урезал часы в салоне, разозлив братьев. Но, несмотря на гнев Лиама, мы с Пэйдж много обсудили за эти дни. Кроме того, я всегда мог рисовать в своей комнате.

Она потянула за руку.

— Конечно, — она сказала это так, будто я был сумасшедшим, чтобы просто, блин, спросить; будто у неё есть более важное место. Мои губы растянулись в улыбке.