Хоть в чем-то определившись, девушка попыталась сосредоточиться на кипе бумаг на столе и просмотрела взятый из нее меморандум, пытаясь припомнить полученные распоряжения. Страница представлялась ей всего лишь еще одним бессмысленным финансовым отчетом в бесконечном множестве подобных, пока на глаза не попалась подпись. Внизу было напечатано «Р. Теодор Халлоран», однако каракули читались как «Тедди». Она вновь перечитала полное имя, и у нее екнуло сердце. Тедди занимал должность заместителя директора по финансовым вопросам. Его фамилия Халлоран, а ведь Макс рассказывала, что отец Рэнди — заместитель директора, и как раз он-то и обеспечил сынулю пожизненным рабочим местом.
В подписанном Тедди меморандуме совету директоров настоятельно рекомендовалось отказать мэру в просьбе дополнительно профинансировать городской долг. По сути, то было официальное выражение подслушанного ею ночью призыва Тедди: «К черту мэра!» Несомненно, она нашла кого искала. Беатрис просмотрела остальные бумаги в надежде отыскать в них что-нибудь еще, намекающее на замыслы Джима и Тедди, однако обнаружила лишь подробный отчет об инвестиционной деятельности банка за последние четыре недели, где ее внимание привлекла сводка владения облигациями Кливленда. Глаза ее так и расширились: Первый кливлендский банк держал более двадцати миллионов долларов городского долга.
В самом низу кипы лежал пергамент с официальным бланком администрации Кливленда. В письме, в частности, говорилось:
Если договор о финансировании не будет пересмотрен к 15 декабря, Кливленд может объявить дефолт. В таком случае все непогашенные долги отойдут штату Огайо. Не мне объяснять вам, господа, что возмещение неполученного дохода наверняка займет многие годы. Так что примите к сведению возможные негативные последствия для вашего балансового отчета.
В конце стояла подпись заместителя мэра.
Беатрис попыталась разобраться в ситуации и снова перечитала подписанный Тедди меморандум, в котором тот заверял инвесторов, будто «краткосрочные негативные последствия для потока поступлений дохода амортизируются стабильными депозитами». Меморандум подытоживался заявлением:
Неспособность мэра поддержать инвестиции деловых кругов в застройку и модернизацию Кливленда не оставляет нам иного выбора, кроме как выразить ему подобным образом недоверие.
Тонкостей ей было не уловить, но, судя по всему, Первый кливлендский банк играл с городом в «кто-первый-струсит». Повидала она подобные игрища на протяженных проселочных дорогах, с их безрассудными парнями, визжащими девушками и машинами, на полной скорости несущимися друг другу навстречу. Один из автомобилей неизменно оказывался в кювете. Беатрис снова взглянула на письмо помощника мэра. До пятнадцатого декабря оставалось всего лишь четыре дня.
Девушка достала стенографический блокнот, и занесла в него скорописью некоторые отрывки из посланий, и только потом принялась за порученную ей подшивку. По окончании рабочего дня она вместе с остальными секретаршами покинула здание. Оказавшись на сумеречной и слякотной улице, она поняла, что вот уже целую неделю не дышала свежим вечерним воздухом.
По Мэйфилд-роуд Беатрис доехала автобусом до больницы и, едва оказавшись внутри, бросилась к лифту, ведущему на реанимационное отделение. В кабине ей пришла в голову ужасная мысль, что за долгую неделю разлуки с тетушкой та могла умереть, и у нее тоскливо защемило сердце.
Сидевшая за стойкой знакомая медсестра с улыбкой подняла на девушку взгляд.
— А мы думали, ты уехала.
— Надо же. Простите. Я была очень занята на работе, — смущенно начала оправдываться Беатрис. Ее снова охватил стыд за пренебрежение больной, однако непринужденная улыбка сестры уже сказала ей, что она так жаждала узнать: Дорис все еще жива.
— Ах, не переживай, милая. Всем нам порой нужно передохнуть. Да и сестра твоя несколько раз наведывалась.
— Простите?
— Твоя сестра. Как раз вчера днем приходила.
У Беатрис отродясь не имелось сестер, о чем она неизменно сокрушалась, взрослея в темном и пустующем доме.
— Э-э… Видите ли, у меня их две. Не подскажете, которая?
— Сейчас посмотрим. — Медсестра полистала журнал посещений. — Сандра? Думаю, это она. Симпатичная девушка. Только вчера вот прямо здесь и стояла. Сказала, что ищет тебя.
Беатрис кивала медсестре, судорожно сцепив пальцы в рукавах пальто. Однако после подобной новости в палату тетушки она вошла настороженно, ведь там могла поджидать загадочная «сестра». Внутри, впрочем, никого не оказалось. Даже Дорис выглядела словно часть стерильной обстановки, а не живой человек: все те же запавшие и бескровные черты лица, и за восемь дней, что Беатрис здесь не появлялась, поза ее ничуть не изменилась. Пожалуй, она похудела еще больше. Девушка прикоснулась к щеке тети и, к своей радости, почувствовала исходящее от нее тепло.
Она села на стул рядом с больной и опустила голову на краешек кровати. Как же ей не хватало ласки Дорис, ее хриплого смеха и даже запаха ее сигарет. Беатрис ощутила себя сиротой, ожидающей какого-то чуда на кладбище. Горестная слеза покатилась у нее по щеке, и она закрыла глаза.
— Беатрис, — раздался вдруг шепот у нее над ухом. — Беатрис!
— А? — сонно отозвалась девушка. Кажется, она опять задремала, пристроившись на койке тетушки. Кто-то тряс ее за плечо. Открыв глаза, она увидела носок кожаного сапога на высоком каблуке и кромку длинного шерстяного пальто, почти что волочившегося по полу.
Это была Макс.
— Беатрис, я тебя обыскалась! — тихо проговорила подруга.
— Макс! Что… Что ты здесь делаешь? Ты же пропала! — поразилась Беатрис.
— Ну не совсем. — Макс с беспокойством взглянула на часы. — У меня мало времени.
— Так ты и есть моя сестренка Сандра?
— На ближайшие десять минут. Они следят за палатой. Я не могу оставаться здесь надолго.
Макс выглядела обеспокоенной. А если честно, то и вовсе ужасно. Под голубыми глазами нависли мешки, бледные ненакрашенные губы обветрились, а некогда латунного цвета волосы теперь стали черными, из-за чего лицо ее казалось неестественно бледным.
— Макс, твой брат тебя ищет. Что происходит?
— Знаю. У меня нет времени объяснять. Не говори ему, что виделась со мной. Это дельце ему не по зубам. Уж лучше пускай пока думает, что меня нет в живых. — Макс полезла в карман. — Вот, возьми. И не говори никому об этом. Когда все уляжется, я отыщу тебя сама.
— Что это? — Беатрис взглянула на врученный ключ.
Подруга с несчастным видом поджала губы.
— Ничего. Не спрашивай ни о чем, Беатрис. Не стоит тебе впутываться во все это.
— Уже впуталась. — Беатрис кивком указала на Дорис. — Что ты нашла в ячейке моей тети? Бриллианты? Золото? Или еще любовные письма Билла Томпсона?
— Тс-с! Здесь могут услышать. — Макс увлекла Беатрис за дверь и повела по коридору в свободную реанимационную палату. Они замерли в тени, пока мимо проходила медсестра. Стоило коридору опустеть, и Макс зашептала:
— Билл всего лишь мелкая сошка. Тут дела прокручиваются посерьезнее его махинаций.
— А ты знала, что это за махинации? — зашипела Беатрис. — Ты тоже с ним спала?
— Я узнала потом, ясно? Старый ублюдок не такой уж и гений преступного мира. Я узнала и с тех пор только и пыталась выбраться из ловушки.
— Что ты имеешь в виду?
— Ему все же достало сообразительности замести собственные следы. Он все переложил на меня, включая и запросы о чертовых ячейках. В итоге я все и выясняла для этого сукиного сына, разнюхивала насчет заброшенных депозитных ячеек под предлогом ревизии. И в итоге теперь все указывает на меня. Если я пойду к копам… черт, да даже если к брату пойду, они решат, будто я в этом замешана.
— Но ведь Тони тебе поверит, разве нет?
— Я не всегда была ангелочком, Би. — Макс развела руками. — Я росла в неблагополучном районе, и в моей биографии имеется черное пятно. Лишнее подтверждение тому, что все и без того уже думают обо мне. — В ее голосе зазвучали слезы, но Беатрис не видела лица подруги в темноте.
