— Ты меня разочаровал, Онегесий, не те слова я ожидал услышать. Если б я не знал тебя столько же времени, сколь знаю это небо, солнце и землю, то заподозрил бы, что мой советник продался врагам. Твои рассуждения о мужестве римлян смешны; в Галлии, под серебряными орлами Аэция я видел много франков, бургундов и воинов невесть каких народов — только римлян была жалкая горстка.

— Есть такое поверье у многих народов: Рим охраняют небесные силы… — Онегесий не терял надежды отговорить своего воспитанника от рискованного шага.

— Глупости, Онегесий. Готы захватили Рим — ни меч, ни иные силы их не остановили, — возразил Аттила.

— Вождь готов, Аларих, взял Рим и три дня был в нем хозяином. Но почему столь поспешно готы оставили свое завоевание? Об этом молчат даже старики, сражавшиеся на улицах города, который именуется Вечным. Я встречался со многими участниками похода Алариха, и они неохотно вспоминали былое. Один за другим древние воины уносили в могилу подробности величайшего успеха готов; они поразительно дружно забывали о захвате первого города земли. Словно и похвастаться им было нечем.

— Три дня достаточно, чтобы унести все, что могло быть ценным. Там, где столько же времени оставались мои гунны, нечего делать и саранче.

— Готы поступили примерно так, как твои воины. Вместе с добычей они направились туда, где в средине дня стоит солнце. Войско Алариха достигло края Италийской земли и собиралось переправиться на остров, именуемый Сицилией. Вся добыча была погружена на корабли, а ночью налетела буря и большую часть судов отправила на дно морское. В ту ночь погибло больше готов, чем во время штурма Рима. Король, лишившийся кораблей, всего имущества и большей части войска, отправился в противоположную сторону. Аларих надеялся вывести остатки войска в Галлию. Но Италийская земля его не отпустила. Аларих умер на исходе года, который стал позорным для Рима, но гибельным и для завоевателя. Пленные отвели русло реки, подле которой скончался Аларих, затем на дне ее выкопали глубокую могилу, погребли тело короля с оставшимися сокровищами, а после этих действий вернули реку на место.

— Великий подвиг, достойное погребение! — произнес восхищенный Аттила.

Онегесий тяжело вздохнул. Он надеялся вызвать своим рассказом совсем другие чувства.

— Гунны, обремененные хорошей добычей, мечтают не о продолжении похода. — Советник решил зайти с другой стороны. — Им хочется теперь порадовать отнятыми у римлян сокровищами своих жен и детей, которые остались в Паннонии. Воинственный дух гуннов ослабел среди садов, римских яств и домов, в которых спать приятнее, чем на голой земле. Боюсь, твои воины не смогут сражаться с прежней яростью, пока не закончится благодать, попавшая им в руки, пока у них не останется из имущества только лук и конь.

— Я поведу гуннов домой, — задумчиво промолвил Аттила.

Онегесий подозрительно и удивленно посмотрел на грозного воителя. Как он и подозревал, со смирением у Аттилы было совсем плохо, но коварства имелось в избытке:

— Дорога, приведшая нас в Медиолан, разорена, и мы найдем только пепелища — и коней, и воинов там ждет голодная смерть. Согласись, Онегесий, нам придется выбрать другой путь. И моя ли вина, что он будет длиннее?

— Ты собираешься вести войско в Паннонию через Рим?! — догадался советник. — Но он совсем в другой стороне…

— Кроме тебя, об этом никто не знает, — строго посмотрел на советника военачальник.

— Слишком большая ложь. Войску может не понравиться…

— Дорогой Онегесий! При твоем великом уме ты не смог постигнуть душу гунна. Сейчас в Медиолане они имеют все, о чем только могли мечтать. Спустя неделю пути закончатся не только римские излишества, но даже грубый хлеб и вяленое мясо. Гунны сами попросят меня вести их на Рим, как только вновь познают нужду. Они так и не научились выращивать хлеба, сажать сады и виноградники, ловить рыбу, как римляне или твои соплеменники. Все, что необходимо моему народу, по-прежнему находится на острие меча и наконечнике стрелы.

Проповеди Льва римляне любили и ждали с нетерпением. Весьма образованный человек старался объяснить суть сложных вещей так, чтобы его мог понять и ученый-христианин, и недавно крещеный варвар. Великий понтифик прекрасно знал, что большинство христиан не имело возможности читать Ветхий и Новый Завет, а потому в своих речах непременно прибегал к Слову Божьему. Он искал и находил в этом бездонном источнике истины ответы на все житейские вопросы и между тем учил братьев во Христе поступать так, как желал Господь.

Святая простота проповедей Льва позволила спустя тысячелетия некоторым историкам счесть Великого понтифика необразованным человеком, не владеющим греческим языком и не знающим премудростей древних философов. Но разве изысканность речей античных мудрецов достигла бы сердец людей, чей ум занимала одна мысль — спастись и спасти жизни своих семей в эпоху всеобщего хаоса? И разве античное наследие может быть мудрее самого Иисуса? И если в Слове Божьем можно найти ответ на самые сложные жизненные вопросы, то и нет острой необходимости искать его на стороне. Опять же, грандиозные дипломатические победы Льва никак не согласуются с характеристикой его, с теми эпитетами, которыми Великого понтифика будут награждать люди спустя тысячелетия. Люди стремятся принизить любого человека, который навечно остался в истории благодаря грандиозным свершениям — и Льва не миновала сия участь. "Разве может великий человек избежать хулы сплетников?!" — восклицает Корнелий Непот задолго до рождения Христа, описывая жизнь Гамилькара Барки.

Глава христиан чувствовал, что паства ждет от него назидания, и к каждой проповеди готовился долго. Лев трудился над своей речью после захода солнца, ибо весь день был наполнен заботами, встречами с самыми разными людьми.

Свое главное предназначение отец христиан видел в том, чтобы донести желание Господа до каждого сердца, и величайшей радостью для него было лицезреть, как люди избавлялись от своих пороков и старались следовать евангельским заветам. Глава христиан знал великую силу слова и еще… Лев не мог не оправдать ожиданий своей возлюбленной паствы.

Немногие из римских императоров терпели в своем окружении личностей, блещущих талантом и знаниями. Тираны не переносили людей, равных им или, что еще хуже, умнее их. Философы и военачальники, поэты, ораторы часто покидали этот мир отнюдь не по причине изношенности собственного тела и не от смертельной болезни, а лишь потому, что властитель посчитал, что они в чем-то его превзошли. Глава христиан, напротив, окружал себя гениальнейшими людьми. Труды некоторых из них и спустя полторы тысячи лет известны и ценимы — особенно среди людей, питающих интерес к истории. Богослов, писатель Проспер Аквитанский стал личным секретарем Льва; историк, испанский епископ Идаций был опорой Льва в борьбе с манихейской ересью — оба помощника Великого понтифика оставили потомкам хроники, которые являются ценнейшими источниками по истории Европы V века.

Отец христиан не гнушался спрашивать совета у окружавших его людей и всегда внимательно выслушивал собеседников. Притом что главным советчиком он считал Господа и не начинал никакого дела — большого или малого — не сотворив молитвы. И Господь не оставлял без помощи своего верного слугу — в самых безвыходных ситуациях перед Львом возникала спасительная тропинка.

Нынешней ночью Лев не спал. Время, отпущенное земными законами для сна, он тратил (вопреки обыкновению) не только на обдумывание слов, которые предстояло произнести утром в церкви, переполненной прихожанами. Отец христиан много и ревностно молился и размышлял о великих затруднениях государства. Тревога за судьбу Рима и его жителей лишила Великого понтифика сна. Он мыслил не только о том, как спасти христианские души, как сделать собратьев во Христе лучше и добрее, а и о спасении их земных жизней.