– Но…

– Скажите это королю сегодня же вечером…

– Где же, по-вашему, я смогу увидеться с королем?

–..и прибавьте, что его величеству не пристало даже являться…

В ту самую минуту, как Таверне вне всякого сомнения собирался выразиться яснее и тем вызвать бурю в сердце Андре, что повлекло бы за собой объяснение, способное прояснить тайну, с лестницы вдруг донеслись шаги.

Барон сейчас же умолк и поспешил к перилам, дабы узнать, кто идет к дочери.

Андре с удивлением увидела, как отец вытянулся вдоль стены.

Почти в тот же миг в маленькую квартирку вошла ее высочество в сопровождении одетого в черное господина, который шагал, опираясь на длинную трость.

– Ваше высочество! – вскрикнула Андре, собрав все силы, чтобы пойти навстречу принцессе.

– Да, моя дорогая больная! – отвечала ее высочество – Я пришла утешить вас, а заодно привела и доктора Подойдите, доктор. А-а, господин де Таверне! – продолжала принцесса, узнав барона. – Ваша дочь больна, а вы совсем о ней не заботитесь!

– Ваше высочество… – пролепетал Таверне.

– Подойдите, доктор, – пригласила принцесса со свойственной лишь ей добротой в голосе. – Подойдите, пощупайте пульс, загляните в эти припухшие глазки и скажите, чем больна моя любимица.

– Ваше высочество! Ваше высочество! Как вы добры ко мне!.. – прошептала девушка. – Мне так неловко принимать ваше высочество…

–..в этой лачуге, дитя мое? Вы это хотели сказать? Тем хуже для меня – ведь это я так скверно вас поместила. Я еще подумаю об этом. А пока, дитя мое, дайте руку господину Луи: это мой доктор, но предупреждаю вас: он не только философ, который умеет угадывать мысли, но и ученый, который видит все насквозь.

Андре с улыбкой протянула доктору руку.

Это был еще не очень старый человек, и его умное лицо словно подтверждало все, что сказала о нем принцесса. С той минуты, как он вошел в комнату, он внимательно изучил больную, затем жилище, потом перевел взгляд на отца больной, в выражении лица которого вместо ожидаемого беспокойства было заметно лишь смущение.

Ученый муж только собирался увидеть то, о чем, возможно, уже догадался философ.

Доктор Луи долго слушал у девушки пульс и расспрашивал ее, что она чувствует.

– Отвращение к любой пище, – отвечала Андре, – а также внезапные рези, потом так же неожиданно кровь бросается в голову; спазмы, озноб, дурнота.

Доктор все больше хмурился.

Скоро он выпустил руку девушки и отвел глаза в сторону.

– Ну что, доктор, quid, как говорят консультанты? – спросила принцесса у доктора. – Серьезно ли девочка больна, не грозит ли ей смертельная опасность?

Доктор перевел взгляд на Андре и еще раз молча оглядел ее.

– Ваше высочество! – отвечал он. – У мадмуазель простое недомогание.

– Серьезное?

– Нет, как правило, ничего опасного в этом нет, – с улыбкой проговорил доктор.

– Очень хорошо! – с облегчением вздохнув, заметила принцесса. – Не мучайте ее слишком сильно.

– Я вообще не собираюсь ее мучить, ваше высочество.

– Как? Вы не назначите никакого лекарства?

– Чтобы поправиться, мадмуазель не нужно никаких лекарств.

– Это правда?

– Да, ваше высочество.

– В самом деле ничего не нужно?

– Ничего.

Словно желая избежать дальнейших объяснений, доктор откланялся под тем предлогом, что его ждут больные.

– Доктор, доктор, если вы говорите это не только ради того, чтобы меня успокоить, значит, я сама больна серьезнее, чем мадмуазель де Таверне! Непременно принесите мне вечером обещанные снотворные пилюли.

– Ваше высочество! Я собственноручно приготовлю их, как только вернусь домой. Он вышел.

Ее высочество осталась посидеть со своей чтицей.

– Можете не волноваться, дорогая Андре, – заметила она с доброжелательной улыбкой, – ваша болезнь не представляет ничего серьезного, раз доктор Луи ушел, не прописав вам никакого лекарства.

– Тем лучше, ваше высочество, – отвечала Андре, – потому что в этом случае ничто не помешает мне являться на службу к вашему высочеству, а я больше всего боялась того, что болезнь помешает исполнению моих обязанностей. Однако что бы ни говорил уважаемый доктор, я очень страдаю, ваше высочество, клянусь вам.

– Ну, не так уж, видно, серьезна ваша болезнь, если она рассмешила доктора. Поспите, дитя мое, я пришлю сам кого-нибудь для услужения – я вижу, вы здесь совсем одна. Соблаговолите проводить меня, господин де Таверне.

Она подала Андре руку и, утешив ее, как и обещала, принцесса удалилась.

Как видел читатель, герцог де Ришелье поспешил в Люсьенн с решительностью, свойственной венскому посланнику и победителю при Маоне.

Он прибыл туда с сияющим лицом и непринужденным видом, молодцевато взбежал по ступенькам крыльца, отодрал за уши Замора, как в лучшие дни их знакомства, и почти силой ворвался в знаменитый будуар, отделанный голубым атласом, где бедняжка Лоренца видела, как графиня Дю Барри готовилась к отъезду на улицу Сен-Клод.

Лежа на софе, графиня отдавала герцогу д'Эгийону утренние распоряжения.

Они обернулись на шум и замерли в изумлении, разглядев маршала.

– А-а, господин герцог! – вскричала Дю Барри.

– Дядюшка! – в тон ей воскликнул д'Эгийон.

– Да, графиня! Да, дорогой племянник!

– Неужели это вы?

– Я самый!

– Лучше поздно, чем никогда, – заметила графиня.

– Ваше сиятельство! К старости люди становятся капризными, – отвечал маршал.

– Вы хотите сказать, что снова воспылали любовью к Люсьенн…

– Я испытываю самую что ни на есть страсть, которая мне на время изменила только из-за каприза. Это именно так, и вы прекрасно закончили мою мысль.

– Таким образом, вы решили вернуться…

– Да, я вернулся, – проговорил Ришелье, устраиваясь в лучшем кресле, которое он определил с первого взгляда.

– Наверное, есть еще что-то, о чем вы умалчиваете, – предположила графиня – Каприз.., не свойствен таким людям, как вы – Графиня! Не стоит меня упрекать. Я лучше своей репутации И раз уж я вернулся, как вы сами видите, то это – То это? – подхватила Дю Барри.

–..то это по велению сердца!

Герцог д'Эгийон и графиня расхохотались.

– Какое счастье, что мы не лишены юмора, и можем оценить вашу шутку! – заметила графиня.

– Что вы хотите этим сказать?

– Могу поклясться, что глупцы вас не поняли бы и в изумлении пытались бы найти другую причину вашего возвращения. Даю вам слово Дю Барри, только вы, герцог, умеете по-настоящему войти и выйти; Моле, сам непревзойденный Моле рядом с вами – не более, чем деревянная кукла!

– Так вы не верите, что я пришел по зову сердца? – вскричал Ришелье. – Графиня! Графиня! Предупреждаю вас – вы заставляете меня плохо о вас думать. Не смейтесь, дорогой племянник, иначе я буду вас называть каменным сердцем, которое я не возьмусь на что бы то ни было употребить.

– Даже на то, чтобы состряпать из него небольшой кабинет министров? – спросила графиня и снова расхохоталась с откровенностью, которую и не пыталась скрыть.

– Хорошо, бейте, бейте! – надув губы, пробормотал Ришелье. – Я, к сожалению, не могу ответить вам тем же: ведь я слишком стар, мне нечем защищаться, пользуйтесь, пользуйтесь моей слабостью, графиня – теперь это неопасное удовольствие.

– Что вы, графиня! Вам, напротив, следует поостеречься, – предупредил д'Эгийон. – Вели дядюшка еще раз упомянет о своей немощи – мы пропали. Нет, господин герцог, мы не будем на вас нападать: как бы вы ни были слабы или ни напускали на себя вид немощного старца, вы с лихвой вернете нам все удары. Нет, мы и впрямь рады вашему возвращению.

– Да! – радостно подхватила графиня. – И по случаю этого возвращения мы прикажем устроить фейерверк, а вы знаете, герцог…

– Я ничего не знаю, графиня, – с наивностью младенца пролепетал маршал.

– Во время фейерверков всегда бывает сколько-нибудь опаленных искрами париков, несколько помятых под ударами палок шляп…