— Когда-то проклятая дашнаданка соблазнила меня, — сказал император. — Но я надеялся, ее сын станет лучше. А ты решил устроить драматичное представление. Думаешь, так можно скрыть, что вы ничего не нашли?

Берилл аж задохнулся от возмущения:

— Мы нашли Ша’харар!

— Пока вы нашли руины с парой пыльных книг. О чем они?

— Ученые занимаются.

— То есть вы не знаете. Возможно, в этих руинах ничего нет.

Император говорил так уверенно, что на миг даже Берилл засомневался. Вообще-то они и правда нашли несколько помещений с книгами, но уехали, оставив Ашнару, Каэра и ученых. Не исключено, что никаких полезных сведений не только об орихалке, но и вообще, там не будет.

Для Берилла это было не так важно. Но отец поворачивал всё, будто это неудача принцев.

Агат сидел, дрожа и не поднимая головы, а Берилл некстати вспомнил, что подчинение чужое воле — тоже один из пяти пороков. Почему Агат не возразит? Почему молча терпит унижение? Его магия открыла двери города, но об этом Агат даже не упомянул, будто не считал важным. Не возразил, когда отец буквально обвинял его сейчас во вранье и в том, что он изображал, как ему плохо!

Внутри Берилла клубился гнев. Почему Агат подчиняется?

— Ты разочаровал меня, Берилл, — коротко бросил император. — Я ожидал подобного от Агата, но не от тебя.

Простые слова почему-то ударили больнее, чем мог предполагать Берилл. Ему казалось, он взрослый и самостоятельный, не зависящий от чужого мнения. Он принц, в конце концов! Наследник империи. Но сейчас ему стало обидно, как будто он снова маленький мальчик, который растет без матери и жаждет одобрения отца.

Для которого никто и никогда не будет идеальным.

Агат сжался, и Берилл понял, почему он не возражал. Он с таким сталкивался не впервые, как Берилл, а постоянно. С этими нахмуренными бровями отца, который не забывал напомнить младшему принцу, что он недостоин. Примерно всего.

И всё-таки Берилл не ожидал. Не мог поверить, хотя видел. Отец подошел к сидевшему, сжавшемуся Агату и, не останавливаясь ни на миг, крепко ударил его. Голова Агата дернулась, но сам он не издал ни звука.

Запоздало Берилл понял, что император может использовать не только прут, чтобы оставлять шрамы на спине. На самом деле, его он брал в исключительных случаях.

— Эй!

Берилл сделал несколько шагов к отцу, сам не зная, чего хочет. Агат поднял голову и посмотрел на него со страхом. Сейчас он не был принцем, который чувствовал магию в древнем городе. Он тоже был мальчишкой, который не мог ответить императору и знал, что всегда будет недостаточно хорош.

— Берилл… прошу тебя… уйди.

Он не хотел, чтобы Берилл смотрел. Не хотел еще одного брата, стоявшего в стороне.

Берилл никогда не был хорошим с точки зрения жрецов. Потому что пятый порок — гнев. Он мог захватывать, завладевать.

Император поднял руку, то ли желая снова ударить, то ли еще что, но Берилл перехватил. Взгляды отца и сына скрестились и вряд ли бы хоть один из них уступил.

— Смеешь перечить мне? — тихо спросил Рубин. — Никто не смеет. Я твой император.

— Ты мой отец. Ты наш отец.

Берилл не сразу понял, что произошло. Вот он смотрит на отца, а вот свободная рука того уже взметнулась и крепко приложила его в ухо. От неожиданности Берилл отшатнулся, отпустив императора. В голове зазвенело, но тут же прошло. И в звенящей тишине Берилл отчетливо услышал слова.

— Не смей. Его. Трогать.

Агат поднялся. В его голосе звучала затаенная, рокочущая в земле ярость. Пыль древних гробниц. Обещание боли. Ненависть. Агат терпел такое отношение к себе, но когда увидел подобное по отношению к брату, Берилл почти физически почувствовал, как внутри Агата что-то сорвалось.

Берилл никогда не был чувствительным к магии. Он наблюдал за грёзами со стороны, но ничего такого не ощущал. Да, порой сильные орихалковые вещицы вызывали что-то вроде дрожи на кончиках пальцев, но так бывало у всех людей.

В этот момент Берилл ощущал магию брата. Это не было грёзами. Что-то другое. Сильное, мощное и опасное, как обоюдоострый клинок, распустивший крылья, чтобы снести всё вокруг.

Берилл ощущал эту силу, которая наконец-то перестала гореть внутри Агата. Она вырвалась из него, подчинилась, ластясь к рукам, и последовала приказу.

Император отшатнулся, захрипел, схватившись за горло и выпучив глаза. Как будто не мог дышать. Или, скорее, как будто жар проник в его собственное тело, заставил кровь бурлить. Сделав несколько шагов назад, император упал на колени. Хрипя, он отпустил горло и схватился за грудь.

— Не смей. Его. Трогать.

Слова Агата звучали не громче шепота, но такие отчетливые. Он стоял и смотрел на упавшего императора, а потом всё разом стихло. Берилл ощущал себя так, будто вокруг него резко улеглась буря. Император лежал, не двигаясь, и сложно было понять, он мертв или просто отключился.

Берилл в растерянности смотрел на него и не мог отвести взгляд. Не зная, то ли стоит проверить императора, то ли подойти к брату.

Послышался странный звук.

Берилл не сразу понял, что этот звук — смех. Какой-то скрежещущий, болезненный. Агат поднял ладони и посмотрел на них, возможно, ощущая ту странную силу, которую спустил с цепи. Но выражение его лица было таким, будто его сейчас били или пытали. Словно он увидел и ощутил нечто ужасное.

— Зато теперь нет сомнений, что я монстр.

Берилл хотел ответить, но Агат махнул в сторону лежавшего императора, как будто хотел, чтобы брат проверил его. Берилл кивнул.

Когда он опускался на колени около император, то услышал, как открывается дверь кабинета, и Агат стремительно уходит.

***

Бывший бродяжка сидел в полутемном храмовом помещении. Сладко пахло благовониями, а сытый желудок ощущался так приятно. Картины прошлой жизни порой мелькали перед глазами, но чаще он видел будущее.

Неясные тени, четкие указания. Служка стоял рядом, готовый записывать новые Истинные пророчества.

— Он уже здесь, — шептал бывший бродяжка, пока перед ним мелькали картины. — Принц, которому предначертано разрушить империю. Он всё уничтожит. Утопит в крови и огне.

Однажды наставники сказали Бериллу, что помимо знаний, в принцах, как и во многих аристократах, воспитывают кое-что еще. Способность принимать решения в критических ситуациях, не терять присутствия духа, даже если мир вокруг рушится. Потому что кто-то должен отвечать, вести за собой.

Берилл не был уверен, что так уж хорошо справлялся.

Он рассеянно потер глаза, посмотрел на окно и с удивлением заметил, что уже смеркалось. В голове пульсировала притаившаяся боль, на столе лежали пачки документов, с которыми стоило разобраться, но мысли путались. На самом деле, Берилл не мог толком определить, чем и правда стоит заняться немедленно, а что вполне подождет.

В дверь постучали, и Берилл выпрямился за столом, позволяя войти.

Его кабинет не был особенно роскошным. Небольшой, без мозаик на стенах и драпировок, зато с изящными вазами, статуэтками и несколькими мечами на стене, которые представляли собой не оружие, а произведение искусства.

Даже в небольшом кабинете принца помимо рабочего стола нашлось место обеденному с двумя стульями. Порой вечерами Берилл именно здесь ужинал с Агатом, который в любое время предпочитал не сидеть на одном месте и уж тем более не запираться в кабинете.

Слуги проворно проскочили с подносами и начали расставлять блюда на столе. Следом вошла Яшма. Спокойная, невозмутимая — вот уж кто точно всегда владел ситуацией, даже когда казалось, что всё идет из рук вон плохо.

Закрытое имперское платье, стянутые в узел волосы — только на пальцах Яшмы красовалось несколько колец, в остальном же она избегала украшений. Считалось, что в трудные времена стоит отказаться от пышности.

Она тепло улыбнулась Бериллу: