Теперь Берилл понимал их беспокойство, оно передалось и ему. Он только спросил «которая?», и Мельхиор указал на ту, что в стороне от других. Берилл подергал ручку, но деревянная дверь не поддавалась. Обычно в храмовых комнатах замков не делали, но комната ожидания королевских особ — другое дело.

— Агат? — Берилл постучал в дверь. — Мне жаль, что я не успел на ритуал. Мы можем поговорить?

Тишина. Берилл прислушался, но даже шороха не уловил.

— Агат! Ты меня слышишь?

Снова не дождавшись ответа, Берилл отошел назад и с силой пнул дверь ногой. Она дрогнула, но не поддалась. Со второго удара хлипкий замок сломался, и дверь распахнулась.

Агат свернулся на кровати, спиной к двери, и даже не обернулся. Бериллу показалось, он заметил, как тот дрожит.

— Никого не впускать, — коротко бросил Берилл Салмару. Тот кивнул и встал на страже.

Прикрыв дверь, Берилл осторожно приблизился к брату. При свете зачарованного фонарика он точно видел, что Агата сотрясала крупная дрожь. Берилл растерялся. Конечно, бывало, что ритуалы плохо влияли, но подобного не случалось никогда.

— Агат?

Берилл присел рядом и осторожно коснулся спины Агата. Одежда была мокрой, так что, возможно, он дрожал от холода.

И вокруг его тела как будто пульсировала сила. Что-то такое, что Берилл уже чувствовал пару раз, когда Агат создавал простенькие грёзы или когда его тело горело.

— Шиан, это я.

Истинные имена членов императорской семьи оберегались, как сокровища. Считалось, что зная имя владыки, можно наслать беды на землю. Жрецы не одобряли, называли суевериями с древних времен, когда в Ша’хараре сходились торговые пути, и его стены и башни поднимались над нагорьями. Тогда в мире правили иные боги и работала другая магия, утраченная столетия спустя. В то время каждый человек имел несколько имен, истинные скрывались.

Сейчас в такое не верили, грёзы цеплялись к орихалку, а не к именам и тем более живым людям. Но обычай остался и свято чтился имперской аристократией. Все члены императорской семьи при рождении получали как истинное имя, так и публичное в честь драгоценного камня или минерала.

Даже братьям не было известно настоящее имя императора Рубина. Но, конечно, они с детства знали имена друг друга. Хотя наставники много раз напоминали, что называть так они могут только наедине, без свидетелей. Если кто-то узнает, это позор.

Даже Яшма спустя несколько лет в семье не знала их настоящих имен.

— Это я, Шиан. Я здесь.

Он вздрогнул от прикосновения, напрягся, но потом расслабился. Неуклюже повернулся. Волосы еще оставались мокрыми, а взгляд был мутным, как будто Агат не сразу узнал брата и понял, где находится.

— Я хочу исчезнуть, — едва слышно сказал Агат.

Берилл невольно вздрогнул от тусклых слов. Он почему-то вспомнил Алмаза — тот тоже исчез. Но Агат, кажется, имел в виду другое:

— Я как будто не принадлежу этому миру. Лишний здесь.

Берилл снова растерялся, не зная, что сказать. Он никогда не видел Агата… таким.

— Нужно уйти из храма, да?

Этот вопрос был конкретнее, и с ним Берилл уже понимал, что делать. Он кивнул:

— Нас никто не выгоняет, и…

Он запнулся, не зная, что еще сказать. Ему хотелось просто обнять брата, но он не был уверен, уместно ли это. Агат всегда проще выражал эмоции, поэтому сам придвинулся, и Берилл крепко обнял его, чувствуя мокрую одежду и дрожащего от холода Агата. Пульсирующая сила вокруг его тела тоже как будто стихала.

Почти как в детстве, когда маленький Агат хмурился после ритуалов, а Берилл или Алмаз успокаивали его. Чаще Берилл, Алмаз тоже не любил храмы и старался бывать в них как можно реже.

— Что случилось? — мягко спросил Берилл.

— Не знаю. Что-то пошло не так. Меня словно тряхнуло, а потом я чувствовал мою силу. Она горела не внутри, а снаружи. Такого раньше не случалось. И мне показалось… ну, будто я тону.

Тогда понятно, почему это настолько повлияло. Берилл подозревал, что сила сама по себе скорее удивила бы Агата, нежели вызвала иные эмоции. А вот если ему показалось, что он снова тонет на ритуале, это могло ужаснуть.

— Я ведь не единственный имперец с дашнаданскими корнями, — сказал Агат. — Почему только на меня ритуалы плохо влияют?

Они правда узнавали, и другие никак не реагировали на обряды очищения. Может, не признавались, что их после этого тоже мучает слабость.

— Вдруг… вдруг я правда какой-нибудь проклятый?

— Не говори ерунды. Всё с тобой нормально. Просто ты более чувствителен к магии, так все грезящие говорят. Пусть не можешь ею пользоваться, но слишком хорошо чувствуешь.

— Возможно, в Ша’хараре будет что-то о таких способностях.

— Значит, у нас появился лишний повод отыскать Ша’харар.

— Спасибо, Дар.

Они использовали истинные имена друг друга бережно, будто драгоценность. То, что показывало степень доверия. Шиан’тар и Дар’тар.

— Прости, — глухо сказал Берилл. — Прости, что не пришел раньше. Мне стоило быть на ритуале. И до него. Ты не должен был быть один.

— Да ничего.

В голосе Агата правда не чувствовалось раздражения и обиды, и от этого Берилл ощутил себя еще поганее.

— Я тебя намочил, — проворчал Агат. — Тебе тоже надо переодеться.

— Распоряжусь. Может, хочешь остаться тут? У них есть покои.

— Нет! Вернемся во дворец.

Агат выглядел уставшим, но Берилл понимал, почему он не хочет оставаться. К тому же у Яшмы ведь есть карета? Скорее всего, в ней Агат и уснет. Тем более, у Яшмы наверняка припасено теплое одеяло или даже настоящая шкура нанской козы. Братья в детстве под такими спали.

Берилл распорядился, чтобы принесли новую одежду и пару полотенец. Братья хорошенько растерлись, и Агат даже улыбнулся, хоть и явно утомленно. Переоделись и после этого вышли к Яшме. Она придирчиво оглядела обоих и, не спрашивая, заявила:

— Распоряжусь о напитках погорячее. Идите в карету, туда всё принесут.

Люди у храма почти разошлись. После пения и благовоний ночь казалась очень тихой и свежей. Агат остановился, чтобы вдохнуть полной грудью, а Берилл не мог сдержать улыбку, смотря на брата. Пусть тот вымотался, но выйдя из храма, сразу как будто приосанился и явно чувствовал себя лучше.

Агат первым заметил скользнувших теней. Тут же встал между ними и Бериллом, доставая кинжал, другого оружия при нем не было. Позади послышался крик и отрывистые команды Салмара.

Берилл на несколько мгновений позже понял, что происходит. Он вытащил меч, но слишком поздно: Агат уже воткнул кинжал в одного нападавшему, охрана разбиралась с остальными. Воины были в черном и с платками, скрывавшими нижнюю половину лица.

Кехты! Умелые, а главное, готовые умереть, выполняя задание.

Их что, послали убить принцев?

Момент выбран удачный, но Берилл лично отбирал людей в охрану, и они были отличными воинами. Возможно, даже удастся захватить одного из кехтов… нанимали их часто не напрямую, но вдруг повезет.

Берилл заметил еще одну тень, выжидавшую, но теперь ринувшуюся в атаку. Пока остальными занимались охрана, этот кехт направился точно к принцам. В едином самоубийственном порыве, не заботясь о себе, лишь бы воткнуть нож в жертву.

Агат кинулся наперерез, плавным движением вонзив кинжал в шею кехту. Если бы не был таким уставшим, всё могло пройти идеально, ну, может, руку бы потянул.

С ужасом Берилл заметил, как падающий кехт с влажным хлюпающим звуком вытаскивает нож из тела Агата. Тот охнул, зажимая рану на животе, и качнулся. Берилл подхватил его, слыша, как позади кричат что-то жрецы или служки.

— Кажется, мне нужен лекарь, — пробормотал Агат, оседая.

Первая добродетель, провозглашенная жрецами — это честность.

Берилл полагал, он не очень хорошо справлялся. Особенно если дело касалось честности с самим собой. Но сейчас мог признать, что произошедшее и правда раздавило его.

Он сидел в храмовых покоях, которые держали специально для императорской семьи. Не такие пышные, как во дворце, состоящие всего из одной комнаты, зато просторные, наполненные шелками и дорогими вещами, которыми сами жрецы не пользовались.