Говорят, раньше, когда существовал Ша’харар, магия была другой. Но ее тайны канули вместе с теми городами — Агат хотел отыскать их, в том числе надеясь найти противоядие для Берилла.

Тогда магию тоже называли грёзами, но управляли ею иначе. Теперь же маг будто замирал между реальным миром и тем, что постоянно окружал и являлся в трансах. Агат поднял руку, подцепил нужные призванные грёзы и приложил их ладонью к пластине — в реальном мире он продолжал сидеть неподвижно, только его кожа слегка мерцала.

Среди грезящих царила четкая иерархия в зависимости от силы. Существовало десять рангов, и Агат вечно топтался именно на десятом, самом низшем. Сегодня он творил грёзы девятого.

Открыв глаза, Агат заметил Берилла, кажется, он подошел ближе. Но предстояла главная магия: привязать грёзы к орихалку.

Пластина мерцала сине-фиолетовым, но Агат знал, стоит убрать руку, грёзы исчезнут. Он поднял вторую руку и начал вычерчивать в воздухе замысловатые движения, переплетать пальцы и складывать их в нужные фигуры.

Большинство грезящих долго учились входить в транс и призывать грёзы. У Агата это выходило будто само собой — вот его сила, чутье магии, проявление дашнаданской крови. Но привязывать грёзы у него выходило плохо и далеко не всегда.

Он чуял магию, но не мог ею управлять. Вечно на десятом ранге, подмастерье по меркам грезящих.

Почти каждый раз в Обители Агат ощущал стыд, здесь он тоже не был своим. Но раз за разом возвращался, потому что ему слишком нравилась магия.

Отец мог бить сколько угодно, пока не трогал руки. Те пальцы, которыми Агат сейчас вычерчивал в воздухе узоры. Он прикусил губу, чувствуя, как по виску катится пот. Грёзы сопротивлялись, дыхание сбивалось, раненый бок начал ныть. Агат не сдавался и продолжал.

Пока не ощутил, что грёзы впитались в орихалковую пластину, стали с ней единым целым.

Выдохнув, Агат наконец-то позволил себе расслабиться, полностью вернуться в реальный мир. Он выпрямился и тут же зашипел от боли. Схватился за бок и ощутил влагу на пальцах. На темном мундире в сумрачной комнате видно не было, но Агат чувствовал, что шов снова разошелся. Его не такая уж серьезная рана никак не хотела заживать.

Взяв со столика маленькую деревянную баночку, Ашнара открутила крышку. Тут же ее окутал тонкий смолистый аромат, в котором чудились северные ягоды и нежные розы.

Осторожно взяв на палец ароматной мази, Ашнара нанесла ее на сгибы локтей и за уши.

Она любила благовония. Как и любые другие изысканные вещи. Даже собираясь в экспедицию к Ша’харару, она не забыла положить склянки с ароматной водой и керамические баночки, богато украшенные золотом и резьбой. Хотя большую часть ее вещей, конечно же, составляли алхимические принадлежности.

— Аккуратнее, — бросила Ашнара.

В зеркале она видела, как стражники берут ее мешки и коробки, чтобы отнести во двор к остальным вещам. Воин, небрежно подхвативший расшитый яркими нитями мешок, вздрогнул и понес его очень осторожно. Ашнара усмехнулась: наверняка решил, что там как минимум взрывчатый порошок или тенарийская настойка, которую делали из ядов пяти змей.

Ашнара не стала разубеждать. Пусть эти мужланы бояться, если это заставит их осторожнее обращаться с ее вещами. Хотя на самом деле в мешке лежали коренья и порошки для опытов.

Взрывчатое Ашнара хранила в другой коробке. Надежно обитой мягкой тканью и с несколькими уровнями предосторожностей.

Ей уже казалось, что даже оборудование, упакованное с такой же тщательностью, воины разнесут на кусочки. Что за неаккуратные люди! Будет очень печально, если ее колбы пережили путешествие в империю, но разобьются на дворцовой лестнице.

Поднявшись от туалетного столика, Ашнара скрестила руки, сурово смотря на воинов, которые подхватывали оставшиеся вещи. Экспедиция выходила завтра на рассвете, поэтому сегодня все спешно собирали вещи и делали последние приготовления.

Берилла ждать не стоит, он слишком занят со сборами. Впрочем, это и к лучшему, он бы не одобрил последнее дело, которое осталось у Ашнары до отправления.

Она надела традиционные имперские перчатки и накинула шелковый плащ на легкое, струящееся платье черно-синего оттенка. Почти на грани с приличием, синий цвет считался королевским. Но Ашнаре слишком нравилось, что платье выглядит, будто расплавленное ночное небо. Очень… нездешнее. Ашнара не упускала возможности напомнить, что она не местная.

Она алхимик. В стороне от жрецов и грезящих. Служащая — в данный момент — императорской семье Амадисов.

Коридоры сменяли друг друга, пока Ашнара не оказалась во дворе, но с другой стороны от сборов экспедиции. На самом деле, ей было бы любопытно посмотреть, что там происходит, будто бы случайно коснуться Берилла… но стоило поддерживать образ. А значит, она увидит всё только на рассвете, когда с гордым и независимым видом выйдет из дворца.

Королевские гробницы стояли чуть в стороне, рядом с крылом картографов и библиотекарей. Ашнара находила удивительным и волнующим, насколько в империи уважали ученых — они работали не в отдельном здании, а прямо во дворце! Хотя скорее всего дело в обычном и практичном контроле.

Спустившись по пологому холму, Ашнара подошла к роскошной гробнице из камня, сплошь в резьбе и скульптурах, частично покрытых золотом. Около входа примостился дракон, в чьих глазах поблескивали рубины.

Ашнара кивнула стоявшим стражам и едва заметно коснулась дракона, когда проходила — на удачу.

Небольшой коридор спускался под землю и выводил в крипту, где сейчас горело больше факелов, чем обычно. Стражи не было, Агат явно всех выпроводил. Сам он ходил из стороны в сторону, скрестив руки.

— Что ты такой нервный? — усмехнулась Ашнара.

Остановившись, Агат взглянул на нее с раздражением:

— Наконец-то! Давай быстрее покончим с этим. Мне не по себе от того, что ты хочешь сделать.

Усмехнувшись, Ашнара двинулась вдоль стены, ведя пальцами по каменным плитам с выбитыми именами членов императорской семьи.

— Что, неужели никогда не расхищал гробницы?

— Прекрати, — пробормотал Агат.

Он сделал охранный жест малафисов, жрецов, отвечающих за смерть. Принц Агат никогда не был набожным, но на смерть в Шеленарской империи всегда смотрели с почтением и благоговением. Такое отношение воспитывалось с детства. Ашнара находила это забавным, особенно с учетом того, что они верили в перерождение. К чему тогда трястись над трупами.

Тем не менее, она уважала чужие культуры и мировоззрения. Поэтому Ашнара замолчала и больше не пыталась поддеть Агата. В конце концов, он хотя бы согласился ей помочь. Берилл бы никогда на такое не пошел. Да и стражу Агат не просто так оставил у дверей — никто не должен знать, чем они тут занимаются.

Крипта полностью принадлежала роду Амадисов. Пока занятых ниш было не так уж много, по историческим меркам довольно молодая фамилия. Но именно поэтому даже дальним родственникам и умершим в младенчестве пока отдавались отдельные альковы.

Ашнара остановилась перед нужным. Провела кончиками пальцев по имени и повернулась к Агату:

— Давай. Чем быстрее закончим, тем быстрее вернешься к своим делам.

Она прекрасно знала, что принц организует экспедицию едва ли не больше Берилла. Тем более ценила, что он согласился отвлечься и помочь ей.

Сняв перчатки, Агат засунул их за пояс и достал из кармана небольшое устройство: костяной нож, сплавленный с орихалком. Дорогая и редкая штука, которую грезящие дали экспедиции, потому что в руинах Ша’харара могло понадобиться то, что режет камень.

Агат что-то прошептал, то ли молитву, то ли ругательство. Ашнара не разобрала. Правой рукой принц воткнул нож в камень, левой придерживая плиту посередине. Орихалк засветился, и Ашнара почувствовала легкое покалывание, какое всегда ощущалось при работе сильных грёз.

Нож вошел в камень и осторожно двинулся по периметру плиты, пока она не дрогнула. Агат едва успел подхватить ее и, охнув, опустить на пол. Он шагнул назад, не очень-то желая заглядывать в нишу и тем более доставать то, что там находилось.