Как подозревал Берилл, мать Агата умерла вовсе не из-за несчастного случая, а из-за козней советников. Она тогда снова забеременела, и были те, кто не хотел допустить рождения очередного принца. Они верили, что проклятая дашнаданка знает заговоры и травы, чтобы получались именно мальчики.

Берилл приблизился к комнатам Агата и решительно толкнул резные створки. Наследный принц стучал только в одни двери дворца — императорские.

В спальне царил полумрак, разгоняемый лампой на прикроватном столике. Агат сидел раздетый по пояс на кровати, перед ним лежала чистая ткань, рядом пузатая бутылка с настоем ромашки и ладанной смолы. В комнате стоял густой, бальзамически-цветочный запах. Агат смачивал чистые тряпицы и неловко пытался дотянуться до спины.

— Надо было дверь запереть, — хмуро сказал Агат, глядя на брата.

— Он опять?

— Ничего страшного.

Берилл решительно уселся и перехватил смоченную тряпку. Агат вздохнул, картинно закатил глаза, но повернулся спиной. Поверх старых тонких шрамов уродливо бугрились свежие рубцы.

— Я его…

— Что? — насмешливо спросил Агат. — Убьешь? Не торопись, тебе рановато садиться на трон.

Бериллу приходилось участвовать в стычках на границе: отец считал, что подросшего сына стоит брать с собой, особенно когда он стал наследником. Кровь не пугала Берилла, ему самому приходилось убивать. Агат позже ездил с ними, и Берилл хорошо помнил, как сам зашивал неглубокую, но неприятную рану на плече брата, а тот шутил и смеялся.

Шрамы на спине Агата всегда вызывали у Берилла ярость. Они не были получены в честном бою, не принадлежали ни битвам, ни тренировкам.

Берилла отец ударил пару раз в жизни. Насколько он знал, Алмаза никогда не трогал. Агату доставалось по полной. Как утверждал император, это помогало против дурной крови матери дашнаданки, сдерживало про́клятые силы. Как подозревал Берилл, отец попросту оправдывал себя.

Агата император всегда недолюбливал. Хуже стало, когда тот увлекся не воинским искусством, как пристало принцу, а магией.

Не важно, как упорно Агат тренировался с оружие. Не важно, что он всего лишь немного уступал Бериллу. Он интересовался магией, и одно это вызывало гнев императора.

Когда-то давно Агат попытался ответить. Огрызнулся.

Он потом неделю едва мог встать с постели. Но ужасало Агата не это, а вывихнутый палец. Пусть он больше изучал магию, нежели занимался ею, но чароплетам важны руки. После этого он предпочитал молчать — отец выплескивал ярость, но больше не трогал пальцы.

— Что ему опять не так? — Берилл даже не пытался скрыть злость.

— Да как всегда, — уклончиво ответил Агат.

— Ты… грезил?

— Нет. Отец пришел ругаться, ему доложили, что я несколько дней не тренировался.

Потому что отдал много крови Придворному алхимику. Берилл не успел этого сказать, Агат уже извернулся, чтобы хитро посмотреть:

— Я догадывался о тебе и Ашнаре. Она подтвердила. Почему ты ничего не рассказывал?

Берилл снова не успел ответить, потому что Агат тут же как-то потух и опустил глаза, пробормотав:

— Хотя правильно, с чего бы.

Детьми и подростками они были близки, все трое. Когда Алмаз умер, а Берилл достиг совершеннолетия, он надолго уезжал с отцом в его безумные жестокие походы. После этого старался держать дистанцию: он многое понял, в том числе и то, что не только отец может причинить брату боль. Он просто боялся.

Берилл никак не мог убедить Агата, который почему-то стал считать, что это он не достоин доверия. Может, слишком крепко и часто отец пытался вбить в него мысль о недостойности и дурной крови.

— Как прошло? — нарочито бодро спросил Агат. — Вряд ли она позвала обжиматься. Она… сделала зелье?

— Да. Вроде бы вышло.

— Правда? — на этот раз Агат действительно обрадовался, а не изображал воодушевление. — Это же здорово!

— Мог бы и сказать…

— Ну, какой тогда сюрприз.

Неожиданно Берилл понял, что его по-прежнему мутит. Вряд ли причиной были раны, он видел и пострашнее, в том числе у брата. Голова не кружилась, но стала легкой, будто ничего не весила.

Берилл едва успел перегнуться через кровать, когда его вырвало. Несколько раз, пока не вышло всё, что было внутри, а спазмы не сменились сухим кашлем. Голова вдруг стала, наоборот, тяжелой, и Берилл ощутил, как её стискивает очередная мигрень.

Агат осторожно его поддерживал и успокаивающе гладил по спине.

— Похоже, не сработало, яд по-прежнему внутри. Ничего, придумаем что-нибудь еще. Ты распорядился об ужине? Надо поесть.

Первое, что ощутил Берилл, когда проснулся — это боль.

Шея затекла от неудобного положения и ныла. Открыв глаза, Берилл уселся, моргнул, пытаясь сообразить, почему он не в своих покоях и тем более не на кровати.

— Ты уснул, — сообщил Агат. — Решил не будить.

Он выглядел на удивление бодрым и аккуратным, успел одеться, хотя без камзола, только в рубашке. Занавески он всегда предпочитал плотные, но по пробивавшемуся свету Берилл понял, что уже утро.

Они поужинали в комнатах Агата, а после Берилла срубила мигрень, и он уснул прямо на кушетке.

— Мог и разбудить, — проворчал Берилл. — Сам-то выспался на кровати.

— Если тебя разбудить во время мигрени, будет только хуже.

Вообще-то он прав, так что Берилл перестал ворчать, но еще немного размял шею. По крайней мере, сегодня голова не болела.

Агат остановился перед ним, уперев руки в бока, и оглядел брата с ног до головы. Указал в сторону:

— Умойся и приведи себя в порядок.

— Раскомандовался, — проворчал Берилл. — Кто здесь старший?

Протестовать, правда, не стал и направился к тазу с кувшином. Покои Агата хоть и были меньше, чем у наследного принца, но всё равно роскошные. С несколькими комнатами, в том числе этой спальней. Богато украшенные барельефами, мозаиками и коврами. Последнее особенно приятно для босых ног.

Таз принесли орихалковый, с вплетенными чарами, которые сохраняли воду теплой. На вид он казался медным с богатым узором из камней по окружности. Берилл тщательно умылся и побрился перед зеркалом в тяжелой раме. Обычно у него для этого имелись слуги, но Агат их терпеть не мог и всегда выгонял. Как подозревал Берилл, Агат опасался, что начнет грезить или слуги попросту увидят то, чего не следует.

Болтая костяной бритвой в воде, Берилл мрачно подумал, что его стремление не показывать, что они с братом близки, трещит по швам. Оно привело только к тому, что в это верит Агат. А вот во дворце наверняка даже слугам известно, что он пошел к брату после его стычки с отцом, еще и уснул тут. Слуги, которые принесли воду, точно его видели.

Проклятье!

Ашнара тоже как-то заметила, что это довольно глупо. Берилл не стал — попросту не мог — рассказать ей, что до сих пор слишком хорошо помнит смерть Алмаза. Накануне они втроем смеялись, и Алмаз обещал подучить братьев стрелять из лука. Они планировали устроить охоту. Обсуждали через неделю пир принцев.

А потом Алмаз корчился на полу, посиневший, кашляющий кровью, не в силах сделать новый вдох.

Берилл знал, что быть принцем опасно. Но еще опаснее тем, кто рядом с ним. И разумные доводы, что Агат тоже принц, не очень-то срабатывали. Берилл боялся. Даже Алмаз, с детства воспитывавшийся как наследный принц, не смог противостоять интригам. Что мог сам Берилл?

— Потом в купальни зайдешь и хоть весь день плескайся, — Агат протянул брату один из своих мундиров. — Одевайся. Иначе выглядишь как солдат, который в борделе ночь провел.

— У себя переоденусь.

— Нет времени.

— Для чего?

— Отец зовет.

Берилл сжал губы и скинул помятый камзол. Агат сам успел одеться в строгий темный мундир, застегнутый на все пуговицы. Отец любил такое.

— Что ему нужно?

Агат пожал плечами:

— Давай выясним побыстрее.

У него наверняка до сих пор болела спина.