Подобные чары не были сложными, но грезящие тщательно их оберегали. Для обычных людей они предпочитали зачаровывать отдельные предметы, шары и лампы. Мелкая работа, приносившая постоянный доход.

Агат опасался не столько того, что здесь не сработает, сколько того, что грёзы ему не отзовутся. Не здесь, в Ша’хараре, где явно действовали свои законы. Он приготовился долго сосредотачиваться, но к его удивлению, магия прильнула к ладони легко и непринужденно — так, как никогда раньше. Он успел лишь подумать, а магия уже скользнула в устройство. Странная, не похожая на привычные грёзы, но отзывчивая.

Углубление засияло ровным белым светом, и он понесся по многочисленным каменным венам, распространяясь по стене и дальше — на потолок, соседние стены, дальше и дальше.

Тишлин ахнула.

Они стояли не в большом зале, а в огромном, размером с дворцовый двор, не меньше. Испещренные прожилками стены светились, красиво подсвечивая многочисленные проходы, украшенные арками, каменные столы, лавки, изящно вытянувшиеся к потолку колонны. Всё покрывала богатая резьба, на стенах слабо светились мозаики.

А в центре зала находилась окружность, из которой возносилась украшенная орнаментами и письменами стелла. Она засветилась последней, а спустя мгновение из нее стала бить вода, тоже слабо мерцающая серебристым светом.

— Это фонтан, — благоговейно прошептала Тишлин. — Каэр говорил о легендах, будто под Ша’хараром целая система подземных вод.

— До этого мы нашли приемные помещения. А здесь на самом деле вход.

Тишлин кивнула и указала в сторону. Завороженный светящейся водой, наполнявшей емкость фонтана, Агат не сразу сосредоточился на том, что она показывала. Потом понял, что на дальней стене прожилки составляют хорошо организованный узор с древними надписями.

— Карта Ша’харара! — воскликнула Тишлин и радостно рассмеялась, не в силах сдерживать эмоции. — Каэр будет в восторге!

Она резко замолчала и даже отступила на шаг. Искоса посмотрела на Агата:

— Давай вернемся и дождемся, когда проход откроют. Не хочу заходить раньше Каэра.

Агат еще несколько мгновений стоял на пороге огромного зала. Он хотел остаться здесь, вместе с Каэром изучать карту, узнать, холодна ли вода в фонтане, удобно ли читать книги за этими столами? Но не сможет. Когда перенесут лагерь, ему стоит отправиться к императору. Не нарушать приказ. К тому же, Каэру нужны снадобья, а Бериллу — если он согласится поехать с Агатом — передышка.

Агат салютовал залу и прошептал одними губами:

— Никуда ты от меня не денешься.

Пока шагали обратно, им еще долго не был нужен факел, свечения за спинами хватало. Но в коридоре световых прожилок не было, у завала сгущалась тьма, и факел не был лишним.

Нерешительно остановившись, Тишлин прислушалась, и Агат тоже почти сразу как будто услышал отголоски разговоров.

— У нас есть время, — заявил он, усаживаясь на пол и прислоняясь к стене.

Вытянув ноги, Агат хотел потереть глаза, но вовремя вспомнил, какой он грязный. Может, и стоило хотя бы вымыть руки в том фонтане. Тишлин положила факел на землю и уселась рядом — ближе, чем позволяли приличия.

— Что скажет твой жених? — усмехнулся Агат. Он и сам не знал, насколько всерьез спрашивал.

— О, будет ревновать, конечно! Он и в экспедицию отпускать не хотел.

— Из-за ревности?

— Отчасти. А отчасти… ну, это брак по расчету, предполагается, мы составим друг другу хорошую партию. В таком случае я должна быть образцовой леди. Выращивать розы, например. Заниматься книгами в чопорной дворцовой библиотеке. Не трястись с повозками по пустошам.

— Да-да, Элам Итанис тот еще скучный тип. Не выходи за него.

Агат сам не ожидал, что скажет это, но отступать тоже не собирался. Тишлин нахмурилась:

— Из-за него?

— Из-за себя. Я понимаю, зачем это, но ты можешь позволить себе жить так, как хочется.

— Не думаю…

— Не забывай, я принц. Имею право не только перебивать в разговоре, но и, не знаю, награждать. Ты и твой брат и без того знатного рода, но титулы еще никому не были лишними. Как и земли. Тебя ждет Ша’харар, тут изучения не на одну жизнь! Если ты хочешь заниматься именно этим, не слушай никого.

Мысль о том, что Тишлин выходит замуж только по расчету, почему-то обрадовала едва ли не больше, чем нахождение огромного зала. Он, конечно, всего лишь принц с порченой кровью, но зато принц! У него есть шанс.

Со стороны зала словно пошла рябь, и Агат вздрогнул.

— Что такое? — нахмурилась Тишлин. Она явно ничего не почувствовала. — Ты всё-таки стукнулся головой?

Агат знал, что это другое. Поднялся и снова коснулся кончиками пальцев вырезанной на стене каменной тесьмы. Уловил ту странную вибрацию и наконец-то смог оформить в слова то, что ощутил еще в светящемся зале:

— Что-то хочет вырваться.

— Ты о чем?

— Это не только библиотека. Это тюрьма. Для чего-то, что заперто в местных камнях.

***

Берилл не позволил никому отдыхать.

Грезящие сжимали орихалковые устройства и те плавили камень. Осторожно и бережно, ведь они не хотели, чтобы всё снова рухнуло. Агат и Тишлин могли быть под завалом.

Слуги утаскивали камни прочь.

Коридор оказался слишком узким, так что выходило медленно. Берилл всех подгонял, не мог оставаться на одном месте, и руки у него подрагивали. Ему казалось, его обступила вязкая пелена, границы между снами и реальностью смазывались, особенно в узком каменном коридоре с дрожащим светом факелов.

Берилл смаргивал видения с полуразложившимся трупом Агата, который скалился в улыбке.

Каэр не уходил, держал изувеченную руку и с благодарностью принимал отвары Ашнары, от которых отмахивался Берилл. Он не знал, сколько прошло времени, когда один из грезящих опустил орихалк и устало сказал:

— Почти.

Последние камни оттаскивали вручную, тихо и сосредоточенно. Берилл никому бы не позволил влезть первым, поэтому сразу ринулся в образовавшийся проход.

Агат сидел у стены, Тишлин устроилась рядом, положив голову ему на плечо. На миг Бериллу показалось, что они мертвы, два трупа, и к горлу подкатила тошнота. Но потом Агат поднял голову, сонно моргая. С трудом сдержал зевок и невнятно сказал:

— Долго же вы.

Он аккуратно потянулся, но Берилл с облегчением выдохнул. Тишлин тоже зашевелилась, особенно когда Берилл опустился в грязь, чтобы крепко обнять Агата.

На какое-то время реальность снова стала устойчивой и внятной.

Берилл просыпается от очередного кошмара. Ночь липкая, вязкая и душная — почти как несколько месяцев назад, когда погиб Алмаз. Берилл моргает и стискивает зубы. По крайней мере, теперь у него выходит молчать, до этого он просыпался с криками.

Бериллу четырнадцать, он оправляется от яда и пока не покидает комнату. Кошмары постепенно слабеют, теперь не мучают каждый день. Лекари говорят, что через пару месяцев совсем исчезнут. Силы тоже возвращаются — может, отчасти из-за того, что в покоях принца слишком часто находятся жрецы, которые шепчут молитвы и окуривают дымными травами. От их благовоний хочется как можно быстрее выбраться наружу. Днем это представляется простым, но порой ночами ощущение, будто время не идет, и это одна растянутая кошмарная тьма.

Во сне Берилл обычно видит смерть Алмаза. Проснувшись, продолжает слышать его крики, полные боли. Пару раз, как и сегодня, он видел закрытый саркофаг с похорон брата. Сам не мог там присутствовать, но Агат рассказывал.

Ярко светит луна, и Берилл видит, что младший брат тоже здесь.

Когда Берилл очнулся впервые, по-настоящему очнулся после яда, он чувствовал себя отвратительно, а перед глазами стояла смерть Алмаза. Он сам хотел просто исчезнуть, перестать существовать в этой боли.

Агат развлекал его чтением и разговорами, потом заставлял играть с ним, вставать. Теперь строил планы о прогулке. Берилл чувствовал себя вполне способным на нее. Это лекари перестраховывались, но сам Берилл считал себя выздоровевшим.