И это озорство с большой буквы «О», подумала я, когда Трент закрыл глаза и начал гудеть.
Древний звук накрыл меня теплой волной, шокирующий и неожиданный. Я уставилась на него, мои ладони внезапно вспотели. Я бросила взгляд на Ходина, чтобы посмотреть, заметил ли он, и покраснела.
Стон Лэндона превратился во всхлип, его глаза расширились, когда спираль начала светиться слабым колебанием энергии лей-линии. Она пронзила меня, покалывание усилилось, когда я ощутила проклятие как своими чувствами, так и чувствами Трента, благодаря проклятию Ходина.
Высокий и неподвижный, Трент стоял, его губы и грудь двигались, когда он выдыхал первозданный звук. Он исходил от него, не увязываясь с его прямой осанкой, испачканным грязью костюмом и даже новой щетиной на щеках. Я попятилась, собираясь с духом, чтобы противостоять рожденному проклятием притяжению его голоса. Мне всегда нравился голос Трента, но на этот раз меня привлекло проклятие. Я была более восприимчива к этому, чем большинство, потому что однажды уже была потеряна из-за этого.
— Ты не можешь так поступить со мной! — прохрипел Лэндон, глаза которого затуманились от ужаса. — Я — дьюар!
Голос Трента перешел на монотонное пение. Я почти могла различить слова. Они порхали в мыслях, как мотыльки, и я старалась не обращать на них внимания, чувствуя, что если буду слушать слишком внимательно, то заблужусь. Его слова подтолкнули спираль к более яркому, жемчужно-белому свету, и, учащенно дыша, я отступила еще на один шаткий шаг. Прикосновение к спирали сейчас было верной смертью.
Я подняла пальцы, чтобы коснуться теплого символа Ходина на моей груди. Он держал меня в опасной близости от магии Трента. Это было так, как если бы стены церкви таяли, оставляя меня в дымке полуночи, которую я никогда не видела, но помнила через проклятие, которое он творил.
А потом… началось воспоминание о барабанах.
Лэндон застонал, его глаза закатились и он начал дрожать. Древний звук был ненастоящим. Это было эхо из прошлого, вызванное к жизни голосом Трента, проникшим в далекую историю, чтобы найти изначальное проклятие. В нем говорилось о скрытых мшистых долинах, где проходили лей-линии, о звездных ночах без луны и об эльфах, которые собрались, чтобы объединить свою магию в злых, агрессивных, ужасных деяниях. Это была сила настолько великая, что она была потеряна, чтобы спасти мир. И когда барабаны били, я была там. Я видела это. Я чувствовала запах мягкой травы под ногами, чувствовала ветер, который заставлял листья шептать, ощущала силу земли, делающую меня единым целым с ней.
Я барахталась, когда сила обволакивала меня, делая все меньше и больше, требуя, чтобы я отпустила и двигалась дальше. Стала чем-то другим. Стала единым целым со смертью.
Мое сердце колотилось в такт ударам барабана. Испугавшись, я попятилась, прямо на Ходина.
Его рука обхватила мои бицепсы, крепко удерживая.
— Ты однажды прошла по спирали и выжила, — сказал он, будто не верил мне раньше, и я кивнула, сосредоточив внимание на светящихся линиях, подталкивающих меня вперед, к смерти. Мне было все равно, знал ли он, что я напугана.
Я чувствовала это раньше. Приманка была безошибочной. Барабаны звучали в голове и в сердце, ритм был знакомым, когда они пытались заставить мой пульс соответствовать ему. Я изо всех сил старалась дышать неровно и беспорядочно, все, что угодно, лишь бы не противоречить силе, которую создавал Трент. Однажды он сделал это со мной из любви, чтобы дать моему телу время восстановиться после жизнеобеспечения, и мои глаза обратились к бутылочке для младенцев, все еще стоявшей на бильярдном столе, когда песня Трента проникла в меня, приглушенное тепло, обещающее помощь, конец раздорам. Это дало бы мне все, если бы я послушала.
— Никогда, — прошептала я. Я еще не закончила. Меня не ждал покой.
— Рейчел? — сказал Бис, широко раскрыв красные глаза. И когда наши взгляды встретились, он подлетел ко мне. Я вздохнула с облегчением, когда его ноги сомкнулись на моем плече, его легкий вес и острые ногти прижали меня к земле. С шокирующим звоном туман в моем сознании рассеялся, и барабаны смолкли.
— Спасибо, Бис, — сказала я, рискнув взглянуть на Ходина, стоящего позади меня.
— Вытащи меня отсюда. Нет. нет! — молил Лэндон, крича от страха, когда его кожа начала светиться… душа покидала его. — Пожалуйста, нет! — закричал он. — Отпусти меня! Я перестану пытаться уничтожить Трента. Я оставлю тебя в покое. Я сделаю опровержение. Что угодно!
Но было слишком поздно, и я сглотнула, радуясь, что стояла между Ходином и Бисом, когда Трент творил свою ужасную магию. Слава Богу, Зака здесь нет, подумала я, когда Лэндон, из которого вытаскивали душу, начал кричать в агонии.
— Я не умер! — пронзительно закричал он высоким голосом. — Трент, я не умер!
Это единственный способ вытащить баку наружу, подумала я, уставившись на него. Боже, прости меня, Лэндон.
Но потом его глаза выпучились, и его пронзительные, жуткие крики раздавались снова и снова. Его тело было затуманено фиолетовым, черным и зеленым. Это было то, что осталось от его ауры. Его душа последует за ним.
Во рту у меня пересохло, и Ходин тихо выругался. Соблазн барабанов исчез, затерявшись в ужасающих звуках, издаваемых Лэндоном, когда его душа была вырвана из него. Хорошо, что мы в моей церкви, подумала я, когда Бис еще сильнее прижался ко мне, прижав уши к костлявому черепу. Вероятно, это было единственное место в Цинциннати, где никто не позвонил бы в ОВ, если бы услышал такой ужас.
Какой жизнью я живу?
— Работает, — прошептал Ходин, не сводя глаз с Лэндона. — Я думал, ты преувеличиваешь. У него действительно есть навык.
Да, у Трента был навык. И драйв, и смелость вытащить душу из еще живого тела. Все было по-другому, когда он освободил мою. Я хотела уйти, доверяя Тренту, чтобы он сохранил мне жизнь и вернул мою душу в тело, когда оно будет исцелено. Но это? Это делалось не по любви, и я подумала, что меня сейчас вырвет, когда Лэндон закричал от боли, его кожа засияла восходящим голубым и зеленым.
— Ты, мешающее демоническое отродье, — прохрипел Лэндон, желчь в его голосе шокировала меня. — Я должен был быть лидером дьюара!
У меня перехватило дыхание. Вот в чем дело, подумала я, а потом подскочила от пронзительной агонии Лэндона. Его глаза были устремлены на меня с ненавистью, и он больше не мог говорить.
Трент стоял решительно, его голос был тверд, когда он требовал повиновения. Затаив дыхание, я в ужасе наблюдала, как Лэндона начало сильно трясти. Душа вырывалась из него волнами зеленого, синего и фиолетового в такт барабанам, которые больше не тянули меня. Черная дымка облепила его, завитки спиралью поднимались вверх, пытаясь удержать их вместе. Это был баку, и мои губы приоткрылись. Я могла это видеть. Здесь было так много несфокусированной энергии, черпаемой из линий, как статические помехи, что баку светился черным.
А потом крики Лэндона прекратились. Что в некотором смысле было чуть ли не хуже.
Ходин удивленно выдохнул, когда душа Лэндона поднялась из его содрогающегося тела, глаза мужчины были прикованы к его душе, даже когда он задохнулся и умер. Баку вцепился в него, как будто хотел утащить обратно вниз, а затем с треском отпустил, и баку и душа Лэндона вырвались на свободу.
— Rhombus! — воскликнула я, протягивая руку и описывая свободный круг над черной дымкой баку.
Трент споткнулся, его рука потянулась за поддержкой. Линия пронизывала меня, и я брала все, что она могла дать, не желая, чтобы шар, теперь висящий над спиралью, потерпел неудачу, потому что меня было недостаточно. Внутри него я видела искавшего выход баку.
— Получилось! — потрясенно сказал Ходин, когда солнце окрасило внутреннюю часть моего круга в черный цвет.
Мне было все равно. Меня больше заботила душа Лэндона, свободная и ничем не скованная. Затаив дыхание, я наблюдала, как она поднимается одна, дрейфуя, словно неуверенная. Если мы потеряем его сейчас, Лэндон умрет; я не могу удержать баку и душу Лэндона одновременно.