– Какой-нибудь «Наполеон» или «Карлос Примеро» часто называют благородным напитком, – сказал он. – В таком случае вот это королевский бренди, настолько королевский, что у него, наверное, гемофилия.

Я с трудом сглотнул. Шутка мне не слишком понравилась. Меня все еще пробирала дрожь при мысли о ведьмах… Об умирающих ведьмах. О болтающихся на виселице… о корчащихся в пламени… и у всех – лицо Сибил.

Есть ли в Библии определение ведьмы? А может, современные последователи так называемого искусства – вовсе не те, кого Иегова именовал ворожеями?

Хватит вилять, Алекс! Признай, что ворожеи в Книге Исход – то же самое, что современные ведьмы в Техасе. Ты судья, а она созналась. Сможешь ли ты приговорить дочь Кейти к повешению? Выбьешь ли у нее скамью из-под ног? Не увиливай, парень! Ты и без того всю жизнь увиливал.

Понтий Пилат умыл руки.

Я не осужу ворожею на смерть. Боже, спаси и сохрани, но я не могу иначе.

Джерри сказал:

– Выпьем за успех вашего предприятия. За ваш успех и успех Марджи. Отпивайте понемножку – тогда не опьянеете; бренди успокаивает нервы и оттачивает ум. Алек, а почему вы думаете, что конец света близок?

Битый час я перечислял доказательства, объяснял, что упоминания о знамениях содержатся не в одном-единственном пророчестве, а во множестве библейских источников: и в Откровениях Иоанна Богослова, и в книгах пророков – Даниила, Иезекииля и Исайи, – в посланиях Павла к фессалоникийцам и коринфянам… И в каждом из четырех Евангелий приводятся пророческие слова самого Иисуса.

К моему удивлению, у Джерри оказалась Библия. Я выбрал из нее отрывки, понятные неискушенному читателю, выписал номера глав и стихов, чтобы он мог изучить их на досуге. Были, конечно, отмечены четвертая глава (стихи пятнадцать – семнадцать) Первого послания к фессалоникийцам, вся двадцать четвертая глава Евангелия от Матфея и те же самые пророчества в двадцать первой главе Евангелия от Луки (стих тридцать два), где говорится: «…Не прейдет род сей, как все это будет». Фактически же Христос сказал, что поколение, которое увидит эти знамения и чудеса, увидит и Его приход, услышит трубный глас и узрит Судный день. Это пророчество совершенно ясно, если читать его целиком, и вся путаница возникла лишь оттого, что из него выдирают кусочки и отдельные слова, забывая об остальном. Притча о смоковнице все это объясняет.

Я отобрал для Джерри также отрывки из Книг пророка Исайи, пророка Даниила и других Книг Ветхого Завета, где приводятся сходные пророчества.

Я передал ему все эти выписки и умолял тщательно их изучить, а если он натолкнется на какие-то трудности, привлечь дополнительные тексты. А главное – обратиться к Богу. «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете».

Он ответил мне:

– Алек, я готов согласиться с вами в одном. События последних месяцев меня тоже наводят на мысль об Армагеддоне. Вот, к примеру, завтрашний день… Он вполне может оказаться концом света и Судным днем, а после него мало что останется. – Джерри печально вздохнул. – Я частенько задумывался, в каком мире будет жить Сибил. Теперь же меня тревожит другое: успеет ли она повзрослеть?

– Джерри, поработайте над этим! Найдите свой путь к Божией благодати. Потом приведите на него жену и дочь! Вам не нужен ни я, ни кто другой. Вам нужен сам Иисус. Сказал же Он: «Вот, стою у двери и стучу; если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною». Откровение Иоанна Богослова, глава третья, стих двадцатый.

– Вы веруете.

– Верую.

– Алек, я хотел бы последовать вашему совету. Для тех, кто живет в современном мире, это стало бы подспорьем и утешением. Но видения древних пророков меня ни в чем не убеждают: в них можно углядеть что угодно. Теологические рассуждения – это как если бы непроглядной ночью в темном подвале искать черную кошку, которой там нет. Теологи способны убедить себя во всем, что им заблагорассудится. И моя церковь такая же. Зато она откровенно пантеистична. А тот, кто поклоняется Троице и при этом настаивает, что его религия – монотеизм, способен поверить всему. Дай ему только время самого себя убедить. Извините меня за откровенность.

– Джерри, откровенность в религии необходима. «А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восстановит из праха распадающуюся кожу мою эту». Это опять Книга Иова, глава девятнадцатая. Он же и ваш Спаситель, Джерри. Я буду молить Бога, чтобы вы обрели Его.

– Боюсь, шансов на это маловато, – сказал Джерри, вставая.

– Это потому, что вы Его еще не отыскали. Не сдавайтесь. Я буду молиться за вас.

– Благодарю вас за доброе отношение. А как обувь? Не жмет?

– Все прекрасно. Спасибо.

– Раз уж вы решили двинуться в путь завтра утром, вам нужна обувь, которая не натрет мозолей до самого Канзаса. Так вы уверены, что все в порядке?

– Уверен. И уверен, что нам надо идти. Если мы останемся еще на день, вы нас так избалуете, что мы никогда отсюда не уйдем. – (На самом деле мне отчаянно не терпелось покинуть этот дом, но я не мог вслух сознаться в своем малодушии.)

– Давайте покажу вашу спальню. Только тихонько – Марджи, наверное, уже спит. Если, конечно, наши дамы не просидели за разговорами еще дольше, чем мы с вами.

У дверей спальни Джерри протянул мне руку:

– На случай, если вы правы, а я нет, напомню: вы сами сказали, что и вы можете не оказаться среди избранных.

– Верно, могу. Я далек от благодати, особенно сейчас. Мне над собой еще работать и работать.

– Ну, желаю счастья. А если вы и в самом деле не окажетесь среди избранных, то поищите меня в аду. Ладно?

Мне почудилось, что он говорит вполне серьезно.

– А я и не знал, что это дозволено.

– А вы попробуйте. И я попробую. Обещаю вам самое горячее гостеприимство, – ухмыльнулся он.

– Договорились! – с улыбкой ответил я.

Моя любимая уснула не раздеваясь. Я улыбнулся и тихонько улегся рядом, подложил ей руку под голову. Вот сейчас моя бедная девочка проснется, я помогу ей раздеться и уложу в постель. А потом я хорошенько обдумаю тысячи… ну ладно… десятки мыслей…

Вдруг я заметил, что светает. Матрас был в каких-то комьях и очень кололся. Свет стал ярче, и я увидел, что мы лежим на тюках сена в амбаре.

Последние девяносто миль по 66-му шоссе от Клинтона до Оклахома-Сити мы проделали одним отчаянным рывком, хотя снова остались без денег, без еды и без крова.

Мы видели дирижабль!

Это, разумеется, меняло все. Уже несколько месяцев я был безродным ничтожеством, нищим, только и умеющим мыть грязные тарелки, а по существу, бродягой. А здесь, в своем родном мире, меня ждала и хорошо оплачиваемая работа, и почетное место в обществе, и приличный счет в банке. Лишь бы поскорее закончилось это адское перебрасывание из одного мира в другой!

Утром фермер, который вез товары на продажу в город, подкинул нас до Клинтона. Маргрета удивленно вскрикнула, и я проследил за ее взглядом: над головой висел дирижабль – серебристый, обтекаемый, великолепный! Названия на борту было не видно, но, судя по эмблеме, корабль принадлежал Восточным авиакомпаниям.

– Экспресс Даллас – Денвер, – заметил фермер, вытаскивая часы из кармана комбинезона. – Опаздывает на шесть минут. Очень странно.

Я постарался скрыть волнение.

– В Клинтоне есть аэропорт?

– Нет, самый близкий – в Оклахома-Сити. Что, прискучило голосовать на дорогах? Захотелось полетать?

– Было бы здорово.

– Еще бы… Все лучше, чем копаться в земле.

Я старательно поддерживал разговор о всяких пустяках до тех пор, пока фермер не высадил нас у городского рынка. Как только мы с Маргретой остались вдвоем, я не сдержался и кинулся ее целовать, но тут же отстранился. В Оклахоме нравственные устои блюдут так же строго, как и в Канзасе; правила поведения в общественных местах возбраняют прилюдное проявление всяких там нежностей.