– Ну, выпьем за то, чтоб у нас всегда водились конфедератские деньжонки! Salud!

Мы выпили, а он продолжал:

– Кэтрин, ты не знаешь, где прячется наша разбойница?

– Думаю, они все купаются в бассейне, милый.

– Так.

Джерри снова нервно побарабанил по столику. Внезапно прямо перед ним из ниоткуда возник трамплин, на котором сидела юная дева, залитая ярким солнечным светом, хотя в комнате царил прохладный сумрак. На теле девушки сверкали капельки воды. Сидела она лицом к Джерри и, следовательно, спиной ко мне.

– Привет, пискля!

– Привет, папуля. Чмоки-чмоки.

– Со свинтусами не целуюсь. А ты помнишь, когда я последний раз тебя хорошенько отшлепал?

– В день, когда мне исполнилось девять. Я еще подожгла тетю Милли. А в чем я сегодня провинилась?

– Заклинаю тебя позолоченными полновесными половыми придатками Бога, с какого перепугу ты оставила в гостиной эту вульгарную порнографическую программу?

– Папуля, куколка, не выступай. Я же видела кое-какие книжонки в твоей библиотеке.

– Не твое дело, что я храню в своей личной библиотеке! Отвечай на вопрос.

– Я забыла ее выключить, папочка. Извини, пожалуйста.

– То же самое сказала корова миссис Мерфи, но пожар от этого не погас. Послушай, милочка, тебе не возбраняется менять программы в свое удовольствие. Однако, после того как наиграешься, ты обязана вернуть дисплей в то состояние, в котором ты его нашла. А если не знаешь, как это сделать, переключи на ноль, чтобы на дисплее ничего не было.

– Да, папочка. Я просто забыла.

– И не елозь ты так, я еще не договорил. Заклинаю тебя колоссальными медными яйцами Кощея, признавайся, где ты выкопала эту программу?

– В университетском городке. Это учебная программа по курсу тантрической йоги.

– Тантрическая йога? Слушай ты, Вертлявая Попка, тебе этот курс ни к чему. Мама об этом знает?

– Я ее и уговорила, дорогой, – пояснила Кэтрин. – Сибил, как всем известно, очень талантлива. Но одного таланта мало. Хорошее образование ей не помешает.

– Вот как! Я никогда не спорю с мамой по таким вопросам, а потому отойду на заранее подготовленные позиции. Насчет твоей программы. Как ты ее получила? Известны ли тебе законы, регулирующие распространение материалов, на которые имеется копирайт? Мы оба помним, какой шум подняли из-за записей Jefferson Starship…

– Папочка, ты прямо как слон, никогда и ничего не забываешь.

– Верно. Только я гораздо хуже слона. Предупреждаю, что все сказанное тобой будет записано и использовано против тебя в другом месте и в другое время. Что скажешь?

– Требую адвоката.

– Ах так! Значит, все-таки чистое пиратство с твоей стороны?

– А тебе очень хочется, чтоб так оно и было? Так вот – фиг тебе! Мне тебя очень жаль, папочка, но я оплатила сумму, указанную в каталоге, – в полном размере и наличными. А программу мне скопировали в университетской библиотеке. Вот так. Съел?

– Думаешь, выкрутилась? Бросаешь деньги на ветер.

– Не думаю. Мне она нравится.

– Мне – тоже. Но ты выбросила деньги на ветер. Надо было меня спросить.

– Да ну?

– Попалась! Я-то сначала думал, что ты подобрала ключи к моему кабинету или открыла дверь заклятием. Рад слышать, что ты всего лишь экстравагантна. Сколько ты заплатила?

– Хм… со студенческой скидкой – сорок девять пятьдесят.

– Что ж, недорого. Я заплатил шестьдесят пять. Смотри, если эта сумма вдруг всплывет в твоих счетах за семестр, я вычту ее из твоих карманных расходов. Еще одно, моя сладенькая: у нас в гостях очень милые люди. Леди и джентльмен. Так вот, мы вошли в гостиную, точнее, в то, что раньше ею было. И этим милым людям пришлось любоваться твоей камасутрой в самых что ни на есть натуральных цветах. Как это тебе?

– Но я же не хотела…

– Ладно, забудем. Но запомни, что шокировать людей крайне невежливо, особенно если они – гости. В следующий раз будь поосторожней. Ужинать придешь?

– Да. При условии, что меня отпустят пораньше и я помчусь со всех ног. Свидание, папочка.

– А когда вернешься домой?

– Не вернусь. Мы до утра репетируем «Сон в летнюю ночь». На шабаш соберутся тринадцать ведьмовских ковенов.

Он вздохнул:

– Гм. Уф, хвала трем старым каргам, что ты сидишь на пилюлях.

– Пилюли-люли. Тормоз ты, папочка. На шабашах не беременеют, это всем известно.

– Всем, кроме меня. Ладно. Спасибо и на том, что согласилась с нами отужинать.

Внезапно она с визгом свалилась с трамплина. Камера отслеживала ее падение.

Над бассейном взметнулся фонтан брызг, а потом Сибил всплыла, отплевываясь.

– Папочка, ты меня спихнул!

– И как у тебя язык поворачивается говорить такое? – ответил тот, притворяясь обиженным.

Живая картина мгновенно исчезла.

Как бы продолжая разговор, Кейти Фарнсуорт сказала:

– Джеральд все пытается командовать дочкой. Разумеется, без особых успехов. Лучше бы затащил ее в постель и удовлетворил свои инцестуальные желания. Но и он, и она для этого слишком благонравны.

– Женщина, напомни мне, чтобы я тебя выпорол.

– Конечно, дорогой. Тебе не пришлось бы даже применять силу. Ты только скажи, чего хочешь, и она разрыдается от облегчения и тут же тебе отдастся. И все у вас получится в самом лучшем виде. Я права, Маргрета?

– Да, конечно.

К этому времени я был настолько шокирован, что ответ Маргреты меня не возмутил.

Ужин восхитил бы заправского гурмана и возмутил бы светского льва. Стол накрыли в обеденном зале, то есть в той же общей гостиной, но с совершенно другой голографической программой. Потолок стал выше, окна – огромные, расположенные через равные промежутки и обрамленные тяжелыми портьерами – выходили в ухоженный сад.

Один из предметов меблировки въехал в комнату самостоятельно – уж он-то точно не был голограммой, а если и был, то не полностью. Этот банкетный столик, насколько я понимаю, служил одновременно буфетной, плитой, холодильником – короче, представлял собой прекрасно оборудованную кухню. Таково мое мнение, которое вполне может быть оспорено. Я могу только утверждать, что никаких слуг не видел, а наша радушная хозяйка ничего ровным счетом не делала. Тем не менее муж нахваливал ее отличную стряпню и делал это с превеликой вежливостью; мы – тоже.

Джерри все-таки кое-чем занимался: нарезал мясо (великолепный ростбиф на кости, которого хватило бы на отряд голодных скаутов) и, не сходя с места, разложил его по тарелкам. Наполненная тарелка медленно подплывала к тому, кому предназначалась, подобно игрушечному поезду, бегущему по рельсам, хотя ни поезда, ни рельсов тут не было. Возможно, соответствующие механизмы были скрыты голограммами. Впрочем, это лишь спрятало бы одно чудо за другим.

(Позже я узнал, что в этом мире техасские богачи держали прислугу и даже хвастались этим. Но у Джерри и Кейти скромные вкусы.)

За столом нас было шестеро: Джерри – на одном конце, Кейти – на другом, Маргрета сидела справа от Джерри, его дочь Сибил – слева, я – справа от хозяйки, а слева от нее – юноша, с которым встречалась Сибил.

Звали молодого человека Родерик Лаймен Калверсон Третий; мое имя он не уловил. Я уже давно подозревал, что самцов нашего вида, как правило, следует выращивать в бочонках и кормить сквозь дырку для затычки. А по достижении восемнадцатилетнего возраста торжественно принимать решение – выпустить чадо в люди или наглухо закупорить его в бочонке.

Юный Калверсон не дал мне оснований изменить это мнение. И я охотно проголосовал бы за то, чтобы упомянутую выше дырку закупорили.

В самом начале ужина Сибил объяснила, что они оба из одного университета. Тем не менее Калверсон был в равной степени чужд и нам, и Фарнсуортам.

Кейт спросила:

– Родерик, вы тоже учитесь колдовству?

Он поглядел так, будто понюхал какую-то дрянь, но Сибил спасла его от необходимости отвечать на столь грубый вопрос.

– Мамочка! Род удостоился атама уже несколько лет назад.