Однако уже вскоре стало ясно, что стачка не является спонтанной, а хорошо подготовлена. На митингах рядом с бастующими рабочими появились хорошо вооруженные боевики — эсеры и большевики, причем с оружием иностранного происхождения. Первые столкновения с полицией начались 8 декабря, когда генерал-губернатор Федор Васильевич Дубасов ввел в Московской губернии чрезвычайное положение. Восставшие довольно быстро и организованно стали строить баррикады по всей Москве. Целью было окружить центр Москвы, а потому главная линия обороны пролегла по Садовому кольцу, в местах его пересечения с радиальными улицами — Тверской, Никитской, Дмитровкой, Арбатом. В районе Арбата и Смоленской возникли очаги особенно ожесточенных столкновений боевиков и военных частей Московского гарнизона. Особняк Шуховых оказался в прифронтовой полосе. По раздающейся совсем близко стрельбе можно было понять накал разворачивающихся на московских улицах боев. Надо ли говорить о том, какой ужас это вселяло в детские сердца, как боялись за них родители. Не так давно закончилась Русско-японская война, но это было далеко, на Дальнем Востоке. И вдруг боевые действия вспыхнули в центре города, вспороли мирную, патриархальную атмосферу спокойной и благополучной жизни.

Выходить из дома было опасно: городовых не сыщешь днем с огнем, мародеры и бандиты правят бал, грабят магазины, в том числе и оружейные. Шальная пуля могла оборвать жизнь обывателя в любую минуту — как потом выяснится, число погибших москвичей превысит 500 человек. Начались перебои с продуктами и дровами. «12 декабря. Сегодня все еще продолжается. Ночью слышались раскаты выстрелов. В 12-м часу мы отправились в Охотный за припасами. Вследствие забастовки подвоза нет. Того и смотри останется Москва без съестных припасов. В мясных все говорят, что сегодня продают последнее мясо (повысили на 7 коп. на фунт: с 17 коп. до 23 коп.), а завтра лавки закроют. У Смирнова есть и масло, и молоко, которое вдвое продается дороже. И это все раскупается. У Манежа кругом стоят часовые (по одному с прохода) и никого мимо не пропускают. Чтоб попасть в Охотный, надо пройти Александровским садом», — отмечала в дневнике Екатерина Яковлевна Кизеветтер, жена известного историка, профессора Московского университета, кадета Александра Александровича Кизеветтера.

О том, чтобы ехать на работу, не было и речи — мостовые разбиты, весь булыжник пролетариат разобрал на оружие. Когда восставшим не удалось взять центр города в кольцо, они решили создавать хорошо укрепленные баррикады в разных районах — на Пресне, в Хамовниках, Замоскворечье. В Симоновой слободе, где помимо завода Бари стояли и другие предприятия, как раз возник такой район — «Симоновская республика», где на какое-то время взяли власть в свои руки рабочие при поддержке боевиков, общим числом более тысячи человек. Они могли, чего доброго, и поставить к стенке подвернувшегося хорошо одетого москвича. Республика просуществовала до 19 декабря, когда прибывший из столицы Семеновский полк разогнал ее и навел наконец порядок не только в Симонове, но и по всей губернии.

Все эти тревожные дни, как только все более или менее затихало, отважный Владимир Григорьевич выбирался из дома, но не с пистолетом, а с фотоаппаратом. Он запечатлел хронику восстания 1905 года. Вот еще относительно мирные октябрьские дни — прощание с профессором философии, князем Сергеем Николаевичем Трубецким, первым избранным ректором Московского университета, скончавшимся от инсульта в 1905 году в Петербурге на приеме у министра просвещения. Его похороны пришлись на время революционных студенческих волнений. А вот уже баррикады на пустынных улицах — Долгоруковской и Бронной, стоит солдат у сожженного дома, перегораживает улицу перевернутая конка, идет демонстрация с лозунгами «Мир и братство народов», солдаты-семеновцы на Пресне, пресненские бани Бирюкова, где боевики устроили госпиталь и парились между боями, реальное училище Фидлера в Мыльниковом переулке, где с самого начала восстания был штаб боевиков, ставший объектом артиллерийского обстрела… Эти фотографии не летопись мирной семейной жизни, они имеют большое историческое значение и сегодня, что наверняка осознавал Шухов.

И каких только начальственных должностей не было в Москве за всю долгую историю ее существования. А вот главного инженера Москвы не было, а ведь Шухов как никто иной подходит на эту должность — ибо столько, сколько сделал он для Первопрестольной в инженерном деле, не сделал никто. Водопровод, канализация — эти важнейшие системы жизнеобеспечения городской жизни, как мы уже убедились в прошлых главах, возникли при прямом участии Владимира Григорьевича. Но это одна сторона медали. А вот и другая — ко всем крупнейшим московским стройкам конца XIX — начала XX века он имел непосредственное отношение как автор инженерной части (и не только каркасов и перекрытий!). Какое здание той эпохи ни возьми — везде мы видим почерк Шухова.

Грустно сознавать, что для большинства москвичей главным сооружением изобретателя остается Шуховская башня, ведь всего он создал для Москвы более шестидесяти конструкций, многие из которых, вопреки черствости и равнодушию соответствующих организаций, до сих пор служат людям. Доказательством чему выступают ГУМ (Верхние торговые ряды) и Петровский пассаж (1906, архитекторы Семен Кулагин, Борис Фрейденберг). А был еще и третий пассаж, перекрытый Шуховым, — Голофтеевский, стоявший на углу Петровки и Кузнецкого Моста. Этот большой и современный магазин строился по проекту Вячеслава Олтаржевского и Ивана Рерберга в 1910–1911 годах. Его можно считать одним из последних примеров так называемой торговой архитектуры Москвы дореволюционного периода. В общей сложности к 1913 году в Москве было построено около десяти торговых пассажей. Голофтеевский пассаж, построенный вместо разобранной галереи князя Голицына, представлял собой чрезвычайно интересное здание, которое порой называют предтечей конструктивизма и полной противоположностью Верхним торговым рядам. Оригинальность придавало ему богатое использование железобетона — набирающего вес нового строительного материала. Впоследствии пассаж был разрушен, и в 1970-х годах на его месте вырос новый корпус ЦУМа.

Но и ко всем известному ЦУМу Шухов тоже приложил руку. Это совершенно нерусское по духу готическое здание лучше всего смотрелось бы где-нибудь в Лондоне, а не в Москве — так странно его соседство с ампирным Малым театром. Тем не менее без него Театральная площадь уже как-то не воспринимается во всей своей архитектурной целостности. Так же как до 1917 года не было никакого ГУМа, не было в помине и ЦУМа. Это был торговый дом «Мюр и Мерилиз», основанный шотландцами Арчибальдом Мерилизом и Эндрю Мюром. А строил магазин на Театральной зодчий немецкого происхождения Роман Клейн в 1910–1914 годах. Торговый дом, ставший первым универсальным магазином в России, имел давнюю историю, уходящую своими корнями в середину XIX века, и сменил немало адресов, прежде чем обосноваться здесь. Неизменными были лишь превосходное качество продаваемых товаров и твердая цена, обозначавшаяся на их упаковке. Таким образом, повода для привычного на рынках торга и обмана не было. Новым явлением стала и торговля по каталогам с доставкой товаров по всей России. Купленные у «Мюр и Мерилиз» вещи можно было легко обменять. Ходили москвичи сюда и на распродажи. «В глазах москвичей «Мюр и Мерилиз» является выставкой всего того, чем торгует столица применительно ко вкусам как богатых великосветских кругов, так и средних слоев населения», — писал современник^{171}.

После того как в 1900 году прежний магазин «Мюр и Мерилиз» сгорел, началось строительство нынешнего здания, в 1906–1908 годах, теперь уже под стать иноземному названию в стиле английской готики. Шухов (каким-то образом затесавшийся в шотландско-немецкую компанию) спроектировал металлические конструкции и каркас будущего магазина, что в сочетании с идеями Клейна позволило создать обширные торговые пространства, прекрасно дополняемые огромными витринами. При строительстве торгового дома также активно использовался железобетон. Новый магазин привлек еще большее число покупателей, развлекавшихся катанием на электрических лифтах. А для торгового дома «Мюр и Мерилиз» Шухов спроектировал и каркас мебельной фабрики и мастерских в Столярном переулке на Пресне, причем совместно с Клейном — крупнейшим зодчим эпохи, воспитавшим немало учеников. Фамилии Шухова и Клейна будут не раз встречаться вместе в одних и тех же проектах.