В Сельскохозяйственном отделе выставки американцы удивили всех гигантским плугом для вспашки земли. Но все же и Европа кое-чем позабавила: в павильоне «Женский труд» выставили витрину с рукоделием самой королевы Виктории. И это неплохо. А на десерт — деревня с живыми американскими индейцами, специально выстроенная для выставки, а также фонтан «Вода и свет» Бартольди (ныне он перевезен в парк у подножия Капитолийского холма в Вашингтоне).

Помимо самой Америки, в выставке приняли участие еще 34 страны, Россия имела не самый большой павильон — всего тысячу квадратных метров (Великобритания — 4,8 тысячи квадратных метров, Франция — 4,0 тысячи квадратных метров, Германия — 2,6 тысячи). Тем не менее из десяти миллионов посетителей немалое число прошло через Русский отдел. Российские экспонаты чуть было не опоздали к началу — у доставлявшего их парохода поломался винт, лишь попутный ветер и паруса помогли ему вовремя пристать к американскому берегу.

Филадельфия — не Тула, поэтому туда можно ехать со своими самоварами. Так и сделали: с тульских заводов привезли в Америку бронзовые и медные самовары, подносы с подстаканниками. Уральские заводы и рудники прислали огромную коллекцию железных, медных и марганцевых руд, малахит в кусках и глыбах, золото- и платиносодержащие пески, а еще чугун (не хуже, чем у Круппа), всякое железо и прочую металлопродукцию. Вообще же павильон Русского отдела был забит под завязку — привезли все, чем могла гордиться отечественная промышленность: горючие сланцы, неочищенную нефть и нефтяную землю, графит с Енисея, манекены жителей Енисея, Печоры и Новой Земли в праздничных одеждах; стальные нарезные орудия девяти- и шестидюймового калибра; шашки, клинки, ятаганы, охотничьи ножи и кинжалы литой и булатной стали (из Златоуста); кавалерийские карабины, казачьи винтовки; а также свидетельства бурного развития железнодорожного дела в России — стальные вагонные оси, токарный станок для обточки вагонных колес, рельсовые накладки, костыли (куда без них!), болты с гайками и т. д.

Кажется, что все умельцы земли Русской, самородки да левши прислали на выставку свои гостинцы (многое досталось в Америке в подарок уже после): серебряные бра-

^{26}

ленности, Дмитрий Иванович отметил, что применяемая в Америке технология перегонки нефти и конструкция перегонных аппаратов оказались ниже его ожиданий.

То ли великого русского химика не так приняли, то ли хлеб с солью не поднесли, только от Америки у него осталось сплошь разочарование: «Природные богатства Америки громадны, люди там живут, надо сказать прямо, прелестные, симпатические, простые, с энергией, образцы развитого индивидуализма. Отчего же не устроятся они, ссорятся, отчего они ненавидят негров, индейцев, даже немцев, отчего нет у них соразмерной с их развитием науки, поэзии, отчего так много обмана, вздора? Америка представляет драгоценный опыт для разработки политических и социальных понятий. Людям, которые думают над ними, — полезно побывать в С.-А. Соединенных Штатах. Это поучительно. А оставаться жить там — не советую никому из тех, кто ждет от человечества чего-нибудь кроме того, что уже достигнуто, кто верит в то, что для цивилизации неделимое есть общественный организм, а не отдельное лицо, словом — никому из тех, которые развились до понимания общественных задач. Им, я думаю, будет жутко в Америке»^{27}.

Огорчила ученого и свободная продажа оружия: «С железом своим Америка производит револьверы и ружья — ничего лучше не придумала, и говорят: мир и покой… На обратном пути по морю все печальны: потому что потеряли идеал Америки — увидели не то, что ждали». Менделеев стал не последним русским ученым, потерявшим идеал Америки…

И еще Менделеев посетовал, что нефти в Америке много, а науки и поэзии мало: не то что в России! Кстати, в том же 1876 году Менделеева в его родную Императорскую академию наук избрали лишь членом-корреспондентом. А когда через четыре года он захотел стать академиком, его провалили на выборах. И ничего не помогло, никакие заслуги перед мировой наукой, и даже написанная по итогам поездки книга «Нефтяная промышленность в североамериканском штате Пенсильвания и на Кавказе» (1877 год).

На выставке у Шухова произошла еще одна историческая встреча, которую можно назвать судьбоносной. Он познакомился с человеком, имя которого будет неразрывно связано с его изобретениями четыре десятка лет. Это российский эмигрант Александр Вениаминович Бари. Он родился в Петербурге в 1847 году в семье кёнигсбергского талмудиста, учился в Швейцарии на механическом отделении Цюрихской политехнической школы, осел в Америке, работая на различных заводах. В Америке его уважали, избрав председателем Филадельфийского общества инженеров. Деловые способности помогли ему получить подряд на строительство павильонов выставки в Филадельфии, за что он был удостоен золотой медали. В павильоне Русского отдела Бари встретил уже знакомого ему по Цюриху профессора училища Федора Орлова, вспомнили родные березки и осинки. Бари помог делегации в выборе и приобретении оборудования для лабораторий и мастерских. Рассказы бывших соотечественников о блестящих перспективах развития российской промышленности, видимо, так вдохновили Бари, что вскоре после выставки он решился вернуться на родину. К тому же его избрали членом-корреспондентом педсовета училища, естественно, что принимать участие в его заседаниях лучше всего было лично, а не заочно.

Однако одной лишь Филадельфией знакомство с Америкой не закончилось. Делегация отправилась в поездку по промышленным центрам страны — на металлургические предприятия Питсбурга, заводы Бостона и Балтимора, нефтяные промыслы Пенсильвании. Естественно, что посетили Вашингтон, Нью-Йорк («город контрастов»), Ниагарский водопад с его знаменитым подвесным мостом. Что поразило при посещении предприятий, так это открытость американцев, показывавших гостям чертежи, проекты, схемы. При желании что-то скопировать они с готовностью оказывали помощь: да пользуйтесь на здоровье! А если что-то было непонятно, разъясняли на словах. На Шухова это произвело большое впечатление. Но не это главное. Шухову предложили работу — хозяин одного из заводов, услышав от молодого русского инженера ряд полезных советов по усовершенствованию оборудования, похлопав его по спине, сказал, что будет рад видеть его среди своих сотрудников. Остаться в Америке — об этом он и не думал раньше. Это было бы слишком радикальным поступком. Поняли бы его родные? А быть может, подобно Менделееву, он разочаровался в Америке? В итоге, поблагодарив, Шухов отказался. Кто знает, как сложилась бы его судьба, поддайся он на уговоры. Нет, он не пропал бы в Америке. И, вероятно, пополнил славную когорту русских изобретателей, ставших американцами, среди которых были и Владимир Зворыкин, и Константин Сикорский…

Вернувшись из Америки, Шухов встретился с академиком Чебышевым: «Ну-с, батенька, надумали?» Вопрос математика касался перспектив научной карьеры Владимира Григорьевича. Впервые разговор на эту тему возник с Чебышевым после окончания училища. Всемирно признанный ученый, член многих академий мира и научных обществ предлагал Шухову под своим научным руководством сосредоточиться на дальнейшей теоретической и исследовательской работе. Это было более чем почетно и престижно — стать учеником Чебышева, математика № 1 в России и, что там говорить, в Европе. Раз уж Чебышев, преподававший в Петербургском университете, приглашает варяга Шухова из Московского училища к себе, значит, что-то он в нем разглядел гениальное и выдающееся. Чебышев был известен не только своими работами в области теории чисел, теории вероятностей и теоретической механики, но и как непревзойденный научный руководитель и организатор собственной научной школы, имевший особый нюх на таланты. Он мог поставить перед молодым ученым такую актуальную научную задачу, решение которой могло бы привести к подлинному открытию в науке.